Сомерсет Моэм - Второе июля четвёртого года

- Это Я сделал Чехова!

Над ним посмеивались, но понимали, что в чем-то старик прав. Ранние рассказы Чехова мало чем отличались от юморесок его литературных собратьев, но в них чувствовался "свежак", как говорил Лейкин. Он подрядил Чехова поставлять в свой журнал "Осколки" еженедельно по рассказу в сто строк, положив ему солидный гонорар по восьми копеек за строчку, и строго следил, чтобы не было ни одной лишней строки. Получилась жесткая, но полезная школа для молодого писателя, потому что волей-неволей приходилось вкладывать необходимое содержание в небольшой объем, т.е., писать кратко.

- Краткость - сестра таланта, - правильно говорил Лейкин молодому автору, хотя эта фраза по традиции приписывается Чехову.

"Осколки" были юмористическим журналом; когда Чехов присылал что-то мало-мальски серьезное, Лейкин сетовал, что автор не оправдывает ожидания публики, но все-таки публиковал их. На чеховские рассказы обратили внимание, он уже приобрел некоторую известность, однако навязанные рамки размеров и жанра начали его тяготить, и тогда Лейкин, человек, по-видимому, добрый и разумный, устроил Чехову договор с "Петербургской газетой" - туда он должен был каждую неделю писать рассказы более длинные и серьезные за те же восемь копеек строка. С 1880 по 1885 год Чехов написал триста рассказов!

Они писались для заработка. Такая работа в искусстве презрительно именуется халтурой. Но это слово надлежит выкинуть из лексикона литераторов. (Кстати, в русском языке слово "халтура" имеет два значения: а). "плохая работа" и б). "побочная работа"; к Чехову, конечно, это слово, если и применимо, то только во втором смысле.) По себе знаю [Моэм], что начинающий автор, открывший в себе страсть к писательству (а откуда она берется - загадка, столь же неразрешимая, как загадка пола), если о чем и мечтает, то о славе, но, уж во всяком случае, не о богатстве (хотя слава и деньги часто гуляют рядом), и он прав, потому что первые шаги обычно автору доходов не приносят. Но, становясь профессиональным писателем, то есть таким, кто писательством зарабатывает на жизнь, он не может не заботиться о деньгах, которые получает за свое искусство. Эти его заботы читателя совершенно не касаются.

Чехов писал свои бессчетные рассказы и одновременно учился на медицинском факультете. Писать он мог только по вечерам, после целого дня учебы и работы в больнице. Условия для литературных трудов были малоподходящие. От жильцов, правда, избавились. Семья переехала в квартиру получше, но, как писал Чехов Лейкину:

"Я зарабатываю неплохо, а нет ни денег, ни порядочных

харчей, ни угла, где бы я мог работать. Денег у меня ни

гроша. С замиранием сердца жду первого числа, когда получу

из Питера рублей шестьдесят. В соседней комнате кричит

детеныш приехавшего погостить родича, в другой комнате

отец читает матери "Запечатленного ангела", кто-то завел

музыкальную шкатулку, и я слышу "Елену Прекрасную".

Постель моя занята приехавшим сродственником, который то и

дело подходит ко мне и заводит разговоры то о медицине, то

о литературе. А как же, в медицине и в литературе все

разбираются! Ревет детеныш! Даю себе слово никогда не

иметь детей. Французы имеют мало детей, вероятно, потому,

что они рассказы пишут. Новорожденных же надо воспитывать

так: обмыть, накормить и выпороть, приговаривая: "Не пиши,

не пиши, не пиши!"

В 1884 году у Чехова открылось кровохарканье. В семье был туберкулез, как видно, наследственный, и Чехов не мог, конечно, не знать этих симптомов, но из страха, что опасения оправдаются, не соглашался показываться специалисту, - такая мнительность для будущего врача непростительна. Чтобы успокоить мать, он заявил, что кровотечение вызвано лопнувшим сосудом в горле и никак не связано с чахоткой. В конце того же года он сдал экзамены и стал дипломированным врачом. Несколько месяцев спустя он наскреб немного денег и отправился в первый раз в Петербург, куда его давно и настоятельно приглашал владелец "Петербургской газеты" богатый издатель Суворин, но Чехов в шутку отговаривался, что у него нет новых брюк. В каждой шутке есть доля правды, а в этой ее было все сто процентов - Антон всегда донашивал брюки старших братьев.

До сих пор Чехов не придавал особого значения своим рассказам - он писал их для денег и, по его же собственным словам, больше одного дня на сочинение рассказа никогда не тратил, - однажды он на спор "на бутылку", сидя на подоконнике, потому что негде было сидеть, написал за пол-часа рассказ о пепельнице. Но, приехав в Петербург, Чехов, к удивлению своему, обнаружил, что он - знаменитость. Казалось, его рассказы были так несерьезны, однако тонкие ценители в Петербурге, бывшем тогда столицей и центром культурной жизни России, разглядели в них свежесть, живость, оригинальность. Чехову был оказан радушный прием. Он увидел, что к нему относятся как к одному из талантливейших писателей современности. Издатели журналов наперебой приглашали его сотрудничать и предлагали гонорары гораздо выше тех, что он получал до сих пор. Современники описывают следующий случай в редакции Суворина:

"Познакомив Чехова с сотрудниками своего

издательства, Суворин строго сказал им:

- То, что пришлет нам этот молодой человек,

немедленно ставить в номер, не редактируя!

- И не читая, - добавил Чехов и, выйдя из суворинской

бухгалтерии, отправился в хороший магазин и впервые купил

себе новые брюки."

Один старый и уважаемый русский писатель [Дмитрий Григорович] написал Чехову восторженное письмо, призвал уважать собственный талант, оставить легкомысленные рассказы, какие он писал до сих пор, и взяться за сочинение серьезных произведений. Тот же писатель попросил тогдашних острых на язык журналистов "не обижать Чехова", на что услышал в ответ:

- Да кто же Чехова обижает, дура?"

[В русском языке женское "дура" по отношению к мужчине звучит не оскорбительно, а ласково-покровительственно.]

На Чехова все это произвело сильное впечатление, однако становиться профессиональным писателем он не решался. Он говорил, что медицина - его законная жена, а литература - всего лишь любовница. Чехов лукавил, все-таки он был двоеженцем. Фраза "Лучший врач среди писателей, лучший писатель среди врачей" - это о нем. В Москву он вернулся с намерением зарабатывать на жизнь врачебной деятельностью, но о том, чтобы обзавестись выгодной практикой, особенно не заботился. Многочисленные знакомые Чехова присылали ему своих знакомых-пациентов, но Чехову "неудобно" было брать с них деньги, и эти пациенты редко платили за визиты. Так он и жил - веселый и обаятельный молодой человек с заразительным смехом. Он всегда был дорогим гостем в богемном кругу своих приятелей. Он много пил - точнее, он любил выпить, - еще точнее, он умел пить, - но, кроме как на свадьбах, именинах и по праздникам, никогда не употреблял лишнего. Женщины к нему льнули, у него было несколько романов, впрочем несерьезных. Чехов не хотел жениться, боялся изменить сложившуюся жизнь [однажды, говорят, удрал чуть ли не из-под венца, совсем как литературный персонаж Гоголя], и на этом основании недоброжелатели распускали слухи о какой-то будто бы его неполноценности. Чтобы покончить с деликатной темой чеховских "любовей", откроем известные всей тогдашней Москве тайны: в разное время у него гостили певица Эберле, художница Дроздова, писательница Авилова, артистка Щепкина, бывшая невеста Эфрос, и, конечно, Лидия Мизинова, - к судьбе этой женщины мы еще вернемся. [Известны и другие чеховские подруги, некоторые из этих дам были замужем.]