Михаил Меньшиков - Письма к ближним

– Говорят: уйдем из Маньчжурии, и делу конец. Конец ли? Не будет ли именно тогда начало, и довольно скверное, – начало конца нашего спокойствия в Азии, начало эры непрерывных отступлений, пока нас вместе с чукчами не загонят в ледовитые тундры? Дело ведь, если говорить правду, стоит так. Хотя мы давно владеем частью берега, но еще не укреплены в правах. Владение наше оспаривается двумя и даже тремя сторонами (третья – Америка). Счастливая случайность – события 1900 года – отдали в наши руки ту область, которая действительно могла бы нас сделать бесспорными хозяевами Восточной Сибири. Без Маньчжурии Приамурье – отрезанная от всего света пустыня, вместе же с Маньчжурией – это страна с огромным будущим, которая уже теперь в состоянии оплачивать все издержки на себя. Только Маньчжурия дает смысл и основание нашему движению к Востоку, она – последний этап к Китаю, последняя из земель, отделяющих два великих царства. Если бы Китай совершенно твердо держал в руках Маньчжурию, то с этим помириться, конечно, пришлось бы. Но, к сожалению, Китай доказал уже, что не в силах удержать этот край. Не возьмем мы его, возьмет Япония, как было в 1899 г. Но это допустить было бы прямо убийственно. Ни Китаю, ни нам не нужно третьего соседа, явившегося из-за моря. Если Китай не сумел сделать Маньчжурию неподвижной частью своей территории, если она колеблется, возбуждая алчность заморских стран и нашу постоянную тревогу, Россия сама должна позаботиться об укреплении этой окраины. И раз мы столько жертв принесли для этого укрепления и фактически владеем страной, Китаю справедливо было бы согласиться на известные права наши, например, на совладение наше с ним (то, что называется condominium на языке права). В европейской – точнее, в еврейской печати оккупацию Маньчжурии называют грабежом, воровством и т. д. Но в существе дела юридические права Китая на Маньчжурию не больше, чем права России на эту область, даже меньше. Маньчжуры очень довольны русским владычеством, об этом пишут в японских и китайских газетах. Население страны страшится быть возвращенным под власть старого правительства. То, что маньчжурская династия сидит на китайском престоле, еще не делает Маньчжурию принадлежностью Китая. Скорее наоборот: юридически Китай принадлежит Маньчжурии, но не Маньчжурия Китаю.

Кто-то усмехнулся. В публике послышалось: «Парадокс!»

– Вовсе не парадокс, – повел глазами немец: – уж если становиться на почву права, где сплошь софизмы, то и этот софизм должен иметь силу. В самом деле: в Англии – Ганноверская династия, в Италии – Савойский дом, в Испании – Бурбоны, но Ганновер, Савойя, Бурбоннэ принадлежат же другим странам, маньчжуры некогда завоевали Китай, но сами завоеваны им не были. Если они предпочитают русское правительство, то последнее берет свое право обладания из наиболее чистого первоисточника, какой возможен. Вы скажете, Китай будет считать себя обиженным, если мы возьмем Маньчжурию. Да, но не было ли бы еще более чувствительной обидой для России, если бы для нее был закрыт доступ к теплому океану? Соседи не должны заслонять друг другу света. Притом едва ли речь может идти о простом захвате Маньчжурии. Хотя Англия в Египте и Австрия в Боснии-Герцеговине уже ввели этот маневр в международную практику, но всего вероятнее, что Россия за Маньчжурию предоставила бы Китаю реальные компенсации, – денежные, политические и даже территориальные. Кстати, обратите внимание на любопытный факт. Англия давно утвердилась в Китае, как у себя дома, и теперь двигается в Тибет, Германия заняла Киао-Шао и, конечно, навеки. И никто ни гу-гу, ни Японии, ни Америке и в голову не приходит требовать от немцев и англичан ухода. Россия же, вынесшая на себе тяжесть войны, до сих пор в сущности длящейся и разорительной, – возбуждает шум в обоих полушариях.

– Чем это объяснить? Простите, тут, мне кажется, Россия сама немножко виновата. Наша политика, начиная с Семилетней войны, чрезмерно великодушна и просто избаловала соседей. Мы отдали Фридриху II все свои завоевания, мы спасали троны в Италии, во Франции, в Австрии, в Турции, мы отстояли единство Скандинавии, Румынии и Соединенных Штатов, мы вернули Персии завоевания Петра, мы щадили Турцию и отстояли Китай от раздела. Согласитесь, что все это напоминает самопожертвование ламанчского героя. Естественно, что соседи плохо верят нашему великодушию и называют его иначе. Оно, это великодушие, вовсе не идет к внушительной наружности России. Собакевич, как известно, пользовался уважением среди соседей, но что было бы, если бы он заговорил языком Манилова? Сила, которой не боятся, внушает пренебрежение, и в этом случае даже справедливая попытка отстоять свое достоинство встречается с негодованием. Мне кажется, у нас нет большего врага, как забвение собственных народных интересов, и это основной источник чувства слабости. Если бы мы твердо помнили о великом народе, о стомиллионной массе, нужды которой неизмеримы, если бы только эти нужды жгли наше сердце, мы не были бы столь беспечно великодушны, мы стояли бы на своих народных выгодах, как на гранитном материке, и ощущали бы силу несокрушимую. Будьте уверены: сам народ, если бы мог судить о положении дел, никогда не посоветовал бы отступать – в условиях, когда выгодно идти вперед.

– Маньчжурия еще наша. Понимаете ли вы колоссальное значение этого факта? Beati possidentes! Маньчжурия занята нашими войсками, она имеет обеспеченную базу, во фланге – неприступную крепость и почти весь наш флот. Войны кровавой почти не было, но результаты победоносной войны налицо. Если мы отступим, то при неизбежной войне через несколько лет придется опять занимать ту же Маньчжурию, но уже ценою тяжелых битв. Придется снова укреплять тот же Артур. Эту крепость тогда пришлось бы брать осадой, теперь она наша. Скажите, есть ли смысл отказываться добровольно от положения столь очевидно выгодного? Это все равно как в игре в шахматы добровольно отдать пешку, которая пробралась в ферзи. Одно из двух: или политика вещь серьезная и в ней нет места маниловщине, или нужно совсем отказаться от политики. В данном положении мы господствуем над возможным театром войны. Все выгоды пока на нашей стороне. Единственная невыгода – это та, что мы на Дальнем Востоке еще сравнительно слабы. И армия, и флот не доведены еще до должной внушительности. Только это обстоятельство и раздражает наших врагов. Мне кажется, единственный разумный ответ на все вопли бы было усиливать постепенно и армию, и флот. Поверьте, будь у нас в Маньчжурии 300 тысяч войска и в Порт-Артуре 20 броненосцев, психология японцев была бы совсем другая. Кричащие державы смолкли бы. Теперь они в нерешительности. У них есть шансы драться, есть мечта победить. Следовало бы, для общего блага, положить конец этой мечте. Напрасно думают, что лучших результатов можно достигнуть одними переговорами. Тут, как в шахматной игре, – всего красноречивее безмолвная сила, внушительность фигур, их расположение. В противоположность Наполеону, секрет счастья которого был в том, чтобы в каждой точке быть сильнее неприятеля, мы двигаем силы прямо недостаточные, как, например, в прошлую турецкую или ахалтекинскую войну…