Михаил Меньшиков - Письма к ближним

– Но вы как будто забываете, Богдан Васильевич, чего стоит содержать войска!

– Не забываю. Стоит денег, и крупных. Но чего стоит не содержать войска в тех случаях, когда они нужны, – вот что опасно забывать. Скупость на необходимые расходы – это иногда прямо разорение, поверьте мне, коммерсанту. Поскупимся на войска – потеряем необъятные области и бесценные выгоды веками нажитого положения. Теперь раздаются крики, что Маньчжурия нас разоряет, что мы принуждены тратить, видите ли, 16 миллионов одних процентов на капитал, затраченный на Маньчжурскую дорогу, да 4 мил. процентов на капитал, затраченный на усиление флота, да содержать 180 000 войска обходится (будто бы) 66 миллионов, да содержать флот на Востоке – 18 мил., да дефицит по эксплуатации дороги – 13 миллионов, да приплаты пароходству – 2 мил., да содержание наместничества и чиновников около – 6 мил. В общем, один досужий журналист высчитал до 125 миллионов, будто бы теряемых нами ежегодно из-за сомнительной чести владеть областью, которая остается не нашей. И ровно ничего будто бы нам Маньчжурия не дает, кроме чумы, холеры, тифа, дизентерии и бесконечной затяжной тревоги. Удивительная арифметика! Но позвольте-с, если «миллиард затрачен», то, стало быть, он затрачен, и проценты на него все равно платить нужно. Не так ли? Раз у нас есть армия и флот, содержать их все равно придется, на Востоке или Западе. Или распустить армию и потопить броненосцы? Но тогда почему не сделать того же с европейскими и кавказскими войсками? По крайней мере одним махом ликвидировали бы все вопросы, с которыми не можем справиться. Само собою, с ними справились бы немцы и англичане, но это народу русскому, как завоеванным индусам, обошлось бы, вероятно, вдесятеро дороже…

Готлиб Вильгельмович видимо взволновался. Он потерял плавность речи, подыскивал выражения.

– Кричат: расходы, – но как же иначе? Кричат: дорога работает в убыток, – но ведь она только что построена и идет в краю, охваченном анархией. Дайте же сколько-нибудь времени. Какая же дорога сейчас сама себя окупает? Какое коммерческое дело тотчас дает доходы? Подождите же, дайте срок! Несомненно, что помимо колоссальных политических выгод, Маньчжурская дорога будет приносить и денежные, отрицать это прямо уже неумно. Мыслимо ли, чтобы главная артерия, прорезающая плодоносную страну от моря до великой реки, чтобы головной участок трансматериковой гигантской линии был невыгодным предприятием? Смешно даже говорить об этом. Но единственное средство вернуть расходы – это подождать доходов. Если же мы хотим потерять миллиард, то, конечно, нет ничего лучше, как бросить все маньчжурское дело на полдороге. Этак можно потерять не миллиард, а даже и сто миллиардов: не доканчивайте только ваших предприятий. Говорят: помилуйте, куда нам захваты. Маньчжурия огромна, там 12 миллионов чуждого населения и пр. Но как же Англия-то справляется с тремястами миллионами Индии? Как Франция умеет извлекать огромные выгоды из Индокитая? Почему Германия не страшится вести дорогу не только в смежной области, как для нас Маньчжурия, но в Малой Азии, отделенной от Германии тремя или четырьмя державами? Поразительно наше русское убожество и пошехонство! Господи, да стоит ли жить на свете, если всего бояться, трястись над копейкой и не иметь совсем никаких национальных замыслов впереди? Уверяю вас, я немец по крови, но сибиряк по духу – меня оскорбляет именно за народ русский эта приниженность некоторых публицистов, отстаивающих будто бы народные интересы. Народ беден, да. Но почему? Не по недостатку ли предприимчивости, того смелого, свободного, могучего движения вглубь и вширь природа, какое отличает западные воинственные расы? Народ беден, но политика сиденья на месте разорит его окончательно. Не войны разорили народ, а плохой труд и недостаток отваги. Именно Сибирский путь, именно занятие Маньчжурии – вполне европейское, огромное и ясное дело, и если бы оно не было таким выгодным, американцы не вопили бы от зависти.

– Но скажите, милый Богдан Васильевич, где же мы должны остановиться? На чем настаивать? Ведь Китай обширен…

– Где остановиться? Это, кажется, ясно. Великая китайская стена – вот наша естественная граница. Эта стена давно признана англичанами как южная черта нашего «влияния», как предел, который мы переходить не должны. Сами китайцы некогда строили эту стену как естественный рубеж своего племени для защиты от северных, чуждых им народов.

Не посягая на священные права китайцев, мы можем дойти до этой черты и остановиться. Севернее этой черты нет никакого живого урочища, никакой естественной линии, которая могла бы служить вечною границей России и Китая. Великая стена – вот что безмолвно признано всем светом как наш возможный предел, и надо утвердиться в этом представлении окончательно. И я вовсе ничего нового не придумываю, не сочиняю. На той же мысли настаивает, например, и наш профессор Мигулин, разбирая маньчжурский вопрос в своей известной книге… Тот же взгляд проповедует американский профессор Рейт и многие другие.

Как сибиряк, осевший со всем своим потомством на Алтае, я имею особенную и жгучую потребность кричать: побольше мужества! Господа, наш великий Достоевский, умирая, говорил: спасение России – в Азии. И это глубокая правда.

У всех племен Европы есть разные выходы, – у русского он один – к Востоку. Бог послал России чудную страну – Сибирь, но не дайте же нанести смертельного удара, сохраните для нее океанские берега. Выход к морю в Маньчжурии для Сибири совершенно то же самое, что для старой России Балтийское побережье. Безусловно, то же. И если история нарекла Петра за его стихийное движение к морю великим, то будьте уверены, что будущее не осудит и наше поколение за ту же мечту! России, безусловно, нужна Сибирь. Сибири, безусловно, нужен выход к морю. Эта задача огромная, вековая, всенародная, – но пришло время ее решить. Неужели мы совсем-таки потеряли исторические инстинкты? Неужели иссяк дух государственного творчества? Я этому не верю. На простор, к Востоку, к теплому океану – вот в чем разум переживаемой минуты. Но этот разум должен быть поддержан железной волей.

Богдан Васильевич поклонился, и мы наградили его рукоплесканиями.

В некоторых средневековых храмах Италии сторожа показывают «чудо»: вам предлагают сказать громко: «О!», и вдруг со всех сторон раздается стоголосое «О!» Под огромным прекрасным куполом каждое созвучие повторяется бесчисленное число раз, и храм дрожит от странной музыки гармонических голосов, родившихся в ответ на ваш. Нечто подобное происходит, когда чей-нибудь голос входит в центр вопроса для множества людей одинаково близкого, в отношении которого общество составляет как бы созвучно расположенную сферу. Самая простая мысль делается необыкновенно популярной. Маленький пример тому – оповещенная мною идея некоторых докторов о Союзе борьбы с детской смертностью в деревнях. В первый же день я получил пятьдесят писем, в следующие два – еще по столько же, и нет еще недели, как набралось более трехсот членов будущего «Союза». Если принять в расчет наше свинцовое небо под шестидесятой параллелью, если знать, до какой степени все мы общественно запуганы и инертны, —