Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

— Привет, генерал! Очень мило, что ты наконец появился. Надо полагать, тебя выпустили из-под домашнего ареста?

Он с недоверием оглядывает девушку, но, убедившись, что она смеется вполне доброжелательно, прямо посреди улицы заключает ее в объятия, покрывая поцелуями ее лицо. Когда же караульные начинают докучать им своими насмешками, Мосс обнимает Пегги за плечи и увлекает ее подальше от казармы.

— А в то воскресенье ты ждала меня? — спрашивает солдат, направляясь с девушкой в сторону лесной опушки.

Пегги кивает:

— Но потом я узнала, что вы уехали. Правда, сначала я подумала, что ты опять что-нибудь натворил…

— Но-но, поосторожнее! — прерывает ее Мосс. — Ничего подобного не было. Так плохо обо мне не думают даже мои наставники… Ну а как ты провела следующее воскресенье, когда лил проливной дождь?

— Мы уезжали, дома никого не было.

— А я-то, осел, весь вечер проторчал перед вашим домом, ходил туда-сюда, туда-сюда. Ну и дела…

— Ах ты мой бедненький!

Уве останавливается и сжимает девушку в объятиях:

— Если будешь дразнить меня, я тебя отшлепаю, как маленькую девочку!

— Попробуй отшлепай! — отвечает она, с любовью глядя на Мосса. — Я тебя так укушу, что надолго запомнишь.

Потом они сидят в ресторанчике «Вальдфриден».

— Помнишь, как мы вон там проводили учения? А представь себе, Веснушка, если бы мы туда не пришли, а тебя не прислали бы сюда на субботник…

— Честное слово, не могу себе этого представить, мой генерал!

Мосс закрывает глаза и шепчет:

— Не дразни меня, а то я действительно отшлепаю тебя при всем честном народе.

Пегги смеется:

— Придумай что-нибудь поумнее…

— Можно и что-нибудь поумнее. Например, сосчитать твои веснушки… — Уве заглядывает девушке в лицо, и она отвечает ему таким взглядом, что он замолкает на полуслове и перестает улыбаться. Потом после долгой паузы он говорит: — Хочу, например, остаться с тобой наедине… Только ты и я… Пойдем, а?

— Куда?

— Туда, где никто не будет глазеть на нас. Пойдем?

Солнце уже прячется за горизонтом, из долин и лугов наползают сумерки. Уве и Пегги сидят на склоне горы, у границы лесной просеки, откуда открывается великолепный вид на окрестности. Пегги откидывается на спину и закладывает руки за голову. Уве растягивается рядом. Сердце у него бьется так сильно, что кажется, будто оно находится где-то возле горла. Он настойчиво подбирает слова, чтобы высказать девушке самое главное, и никак не может подобрать.

Наконец, когда очертания кустов и деревьев совсем тонут в сумерках, а последние лучи солнца лишь слегка окрашивают края облаков, Уве склоняется к Пегги и еле слышно шепчет:

— Я хотел тебя кое о чем спросить, Веснушка…

— Спрашивай.

— Не могу решиться…

— Почему?

— Сам не знаю. Но если не спрошу, ты, наверное, подумаешь, что я недотепа или что-нибудь в этом роде. Поняла?

Пегги обнимает Уве за шею и тихо говорит:

— Нам, девушкам, тоже нелегко, когда мы влюбляемся. Дашь понять о своих чувствах — парень может подумать, что ты легкомысленная, а будешь держаться неприступно, он либо оробеет, либо посчитает тебя самовлюбленной гордячкой… — Она берет руку Уве со своего плеча и перекладывает на маленькую упругую грудь — туда, где возбужденно бьется ее сердце.

— Веснушка, я люблю тебя, — шепчет Мосс. — Я безумно тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей навсегда.

— Я тебя тоже люблю, генерал. Почему-то я поняла это, как только увидела тебя через окно. У девушек особое чутье на такие вещи…

Когда далеко внизу гаснут огни деревни, Мосс гладит девушку по волосам и шепчет при этом:

— Знаешь, что-то должно произойти. Когда человека так переполняет счастье, обязательно должно произойти что-то необыкновенное. Может, небо засмеется, или елки запоют, или затанцует звезда на небе. Ну скажи, Веснушка, почему ничего такого не происходит?

Пегги прижимается к нему:

— Разве недостаточно того, что все поет и танцует во мне? И в тебе тоже? Или это не так?

— Конечно, так… Но я слышу кое-что еще. Кто-то невидимый шепчет мне на ухо: «Не упускай эту девушку, возьми ее в жены, раз уж она попала к тебе в плен…» А ты не слышишь этот голос?

— Слышу, милый, но не только этот…

— А какой еще?

— Голос твоего лейтенанта. Он опять наложит на тебя взыскание, мой генерал, ведь до конца увольнения осталось совсем мало времени.

Мосс вздыхает:

— Ты просто хочешь избавиться от меня.

— Вот и неправда.

Перед дверью ее дома Уве целует девушку долгим, страстным поцелуем и шепчет:

— Я действительно без ума от тебя, Веснушка, и хочу быть с тобой.

Юрген чувствует раздвоение в душе. Счастливые часы позади, теперь он впадает в мрачное раздумье, которое переходит в злость на самого себя и все человечество.

Он становится раздражительным, настроение у него то и дело меняется. Он делает и говорит то, чего никогда не сделал бы и не сказал бы, находясь в обычном состоянии. Если бы в эти дни от Марион пришла весточка, он тут же помчался бы к ней, чтобы положить конец теперешней ситуации.

Вечером после репетиции Юрген, Ингрид и Корбшмидт сидят в ресторанчике «У липы» и беседуют.

— Все беды происходят от женщин, — произносит Юрген необдуманную фразу. — Без женщин на земле давно был бы рай…

Конечно, это шутка, дурачество, но Ингрид поднимает брови:

— На твоем месте я не торопилась бы делать таких глупых заявлений. Скажешь, я не права?

Юрген с кривой усмешкой отвечает:

— Право, мне жаль людей, которые за всю жизнь не сделали хоть маленькой глупости, опасаясь чьих-либо пересудов. Ну, желаю всем спокойной ночи.

Он встает и уходит, а Корбшмидт просит Ингрид:

— Верни его, нам так много предстоит еще сделать.

— А почему это я должна бегать за ним? — спрашивает Ингрид. — Кто я ему? Юрген все выдумывает, а может, голову перегрел на солнце.

— Перегрел? — удивляется Корбшмидт.

И Ингрид заявляет рассерженно:

— По-моему, ты тоже мастер фантазировать. Думай лучше о том, как возделать две тысячи гектаров пашни! Спокойной ночи тебе, а я пошла.

Хозяйка ресторанчика «У липы» подходит к столику:

— Что случилось, Ханнес? Все ли в порядке со сватовством? Или родители не дают благословения?

Корбшмидт наклоняется к ней и тихо спрашивает:

— А у тебя, хозяюшка, все было в порядке, когда ты выходила замуж за Тео? Говорят, старики не соглашались, а в то время благословению придавали куда больше значения, чем сейчас.

— Я же любила его, желторотый ты птенец! А когда любят, ни у кого разрешения не спрашивают.

Корбшмидт утвердительно кивает:

— Вот это правильно. Принеси-ка еще кружку пива и сто граммов.

Хозяйка вздыхает:

— Ну и нравы пошли! Сто граммов — это же целый стаканчик!