Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

Когда посетители узнали, что скрипка у гостя с собой, Юргену пришлось сходить за ней.

В ресторанчике стояла такая тишина, что во время пауз можно было услышать, как капает из крана вода. Тео на цыпочках подошел к умывальнику и с силой завернул его. Гость играл Моцарта и Бетховена, Шуберта и Вагнера. Потом пошел со скрипкой по кругу, как это делают премьеры цыганских оркестров, заставляя ее радоваться и грустить, смеяться и плакать. Встав на стул, он исполнил произведения Штрауса и Колло, а лично для хозяйки сыграл серенаду. И всем показалось, что скрипка в его руках запела.

Когда он закончил свое выступление огневым цыганским танцем, у старой хозяйки стояли в глазах слезы…

Отец и сын просидели за разговорами до глубокой ночи, и Юргену стало ясно, почему Фрида и Франц Михель не смогли ужиться. Их характеры были несовместимы, как гранит и легкая струя воды, хотя они очень тянулись друг к другу.

— Надо просто жить, — мечтательно говорил Франц Михель. — Жить, и вся недолга!

— Но как?

Отец засмеялся:

— Лучше я расскажу тебе, как не хотел бы жить. Я не считаю, что дом и комфорт — это главное, и не люблю, когда у меня сплошные обязанности — супружеские, отцовские, гражданские… Моя жизнь — это музыка. Я растворяюсь в ее звуках, они уносят меня вдаль, наполняют душу восторгом… Иметь добрых друзей, быть любимым женщинами, посидеть в компании за пряным пивом — все это прекрасно, конечно, но полноту жизни я ощущаю, только слушая музыку…

— Ты упомянул женщин… Вчера ты был о них другого мнения.

— Надо видеть разницу… — Франц Михель испытующе поглядел сыну в глаза: — У тебя есть такая, с которой ты хотел бы остаться навсегда? Будь осторожен, мой мальчик. Жизнь долгая, а с женщиной, которая не создана для тебя или для которой ты не создан, она может стать адом.

— Ах, если бы речь шла об одной женщине! — воскликнул Юрген.

Франц Михель понял его превратно:

— Ну и хорошо! Люби, пока любится. Жизнь ведь только кажется долгой, а на самом-то деле она короткая, бесконечна лишь вечность. Не давай себя заарканить. Без свободы нет жизни!

Юрген хотел было объяснить отцу его ошибку, но промолчал. Он понял, что это бесполезно.

На прощание Франц Михель горячо жал сыну руку и все время повторял:

— Не забывай меня, а если что-то понадобится, не стесняйся: я всегда помогу.

Юрген отрицательно покачал головой:

— Мне ничего не нужно. И все же спасибо тебе.

— Если увидишь мать, передавай от меня привет и пожелай ей всего самого хорошего.

Юрген махал рукой, пока автомобиль не скрылся за поворотом.

Лучи воскресного солнца золотят горы. С утра погода была переменчивой, когда же солнце, постояв в зените, покатилось вниз, облака разошлись и небо засияло глубокой голубизной, переходящей на горизонте в сероватую полоску.

Все готово к соревнованиям. На поле, раскинувшемся между Борнхютте и Кительсбахом, выделены две полосы. В середине каждой заранее пропахана направляющая борозда. Возле полос стоят наготове трактора с плугами. Каждому из участников соревнований разрешают сделать пробный заезд с поворотом и познакомиться с результатами вспашки. На своих машинах пахать не полагается, поэтому и Рыжему придется работать не на знакомом тракторе, а на другом.

Около машин собирается целая толпа: за Мосса болеет половина воинской части, за Рыжего — половина Кительсбаха. Мосс с Рошалем и другими солдатами стоят возле предназначенной ему машины. Уве нервно курит, поглядывая на дорогу, ведущую в Кительсбах, но Пегги все не видно.

— Турниры не лишены определенной романтики, — весело замечает Цвайкант. — Раньше бились на мечах, стреляли друг в друга. У каждой эпохи своя романтика, жаль, что не все ее чувствуют… За сколько ты надеешься управиться?

Мосс оценивающе поглядывает на свой участок:

— Минут за сорок, в худшем случае — за сорок пять. Все остальное не так трудно…

— Приготовиться! — командует Корбшмидт, становясь между тракторами. — Начинаем! Условия участникам соревнования понятны?

— Понятны.

— Тогда пожмите друг другу руки.

— Приветствую тебя, Лис! — говорит Мосс.

— И я тебя, зятек!

— Что-что?

— Я сказал «зятек». Не знаешь, что это такое?

Мосс подозрительно оглядывает соперника:

— С такими, как ты, Лис, приходится держать ухо востро.

— По машинам! Заводи двигатели! Старт по моей команде.

Тяжелые трактора трогаются одновременно, лемехи вгрызаются в землю. У машины Мосса мотор отличный — реагирует на малейшее прикосновение к педали газа. Уве косится на Рыжего, ведущего трактор параллельно, и время от времени на кительсбахскую дорогу, но Пегги все нет.

Соперники пашут борозду за бороздой, однако ни одному из них не удается обойти другого. Машины приходят к финишу одновременно, судьи ошибок не обнаруживают. Значит, ничья.

— Неплохо, пограничник, — говорит Рыжий, вытирая со лба пот и пыль. — Славно я разогрелся!

Мосс сдвигает брови:

— Твое счастье, что я вел трактор, а не боевую машину. Вот бы ты покрутился, если бы…

— «Если бы» не в счет… — хохочет Рыжий.

— Погоди смеяться, до вечера еще далеко.

Соревнующиеся направляются к холму, где высится штурмовая стенка, входящая в комплекс полосы препятствий. Они переодеваются в полевую солдатскую форму, включая сапоги и каску, берут деревянные учебные винтовки. Итак, все готово.

— Ты вообще-то представляешь, что такое полоса препятствий? — спрашивает соперника Мосс.

Рыжий хохочет так громко, что эхо разносит его смех по холмам.

— Думаешь, если бы не знал, стал бы соревноваться? Я ведь уже отслужил в армии. Кстати, чтобы ты знал: на этой полосе препятствий есть еще и «гнездо».

— Хорошо, что предупредил, а то бы я дал тебе метра два форы.

— А ты самоуверенный! Смотри, как бы не поползти на карачках прежде, чем доберемся до финиша… А где же моя дорогая сестрица? Вы что, поссорились?

— Ничего подобного.

— Может, она не хочет видеть тебя побежденным на этих соревнованиях.

— Может быть. Но не исключено, что ей по доброте душевной неприятно лицезреть в качестве побежденного родственничка…

— Готовы? — спрашивает Глезер. — На исходные позиции — марш! К преодолению полосы препятствий приготовились — вперед!

Соперники выскакивают из окопа, мчатся к колючей проволоке, бросаются на землю. Рыжий скользит под проволокой, как ласка, опережая Мосса, и уже идет по бревну, когда тот на него только вспрыгивает. Кительсбахцы аплодируют Рыжему, солдаты подбадривают своего товарища.

И тут Мосс решает поставить все на карту. В каком-то фильме он видел, как преодолевают штурмовую стенку, даже сам попробовал, правда, в последнее мгновение заколебался, недобрал высоту и исцарапал все колени. На этот раз никаких колебаний у него нет. Сильно оттолкнувшись, он взлетает в воздух, руками и грудью налегает на верхний край, забрасывает ноги — и вот он, подбадриваемый возгласами пограничников, уже по другую сторону стенки. Преодолевая высоту, Мосс сбивает первую планку, Рыжий — вторую. Опять ничья. По вертикальному канату они взбираются одновременно, моментально спрыгивают с высоты на землю, бегут к огневой позиции, хватают малокалиберные винтовки…