Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

— Вот как ты рассуждаешь!..

— А ты рассуждаешь иначе?

— Представь себя на моем месте: у меня свои дела, свои планы, а она отправляется в какой-то там кружок.

— Ну как ты можешь так говорить! Если бы она так же относилась к твоей охоте, вы бы уже давно развелись.

Фрейд, прищурившись, взглядывает на собеседника и спрашивает:

— Ты сегодня не собираешься к своей учительнице?

— Нет.

— Кантер занят по службе… Стало быть, поедешь ты.

— Куда?

— На кабана. И не вздумай отказываться. Так согласен?

Юрген соглашается нехотя, причем Фрейд заверяет его:

— Не пожалеешь. Это я тебе точно обещаю!

Они отправляются на мотоцикле с коляской. Оказывается, Оскар Фрейд отличный водитель. Он так приподнимает коляску над лужей или над глубокой колеей, что Юрген в испуге хватается за борт, чтобы не выпасть, зато на мокрой луговине Фрейд равномерно держит газ и мотоцикл благополучно преодолевает ее.

Выехав на лесную лужайку, они останавливаются. Фрейд достает из коляски ружье. Некоторое время они идут лесной просекой. Сквозь сомкнувшиеся над их головами ветви проглядывает багрово-золотое закатное небо. Потом они забираются на настил, оборудованный на дереве. Направление ветра благоприятствует охоте. Фрейд вытаскивает из рюкзака одеяло и расстилает его.

— Иногда часами приходится ждать, пока увидишь какую-нибудь живность, — поясняет он.

— Теперь я должен, конечно, сидеть не шелохнувшись? — спрашивает Юрген, когда они усаживаются рядом.

Фрейд кивает:

— У зверей более острый слух, чем у людей, не говоря уж о чутье. А вот зрение их подводит: если предмет не шевелится, зверь не воспринимает его как угрозу. Поэтому сиди смирно, а если надо изменить положение, делай это осторожно…

Юрген прислоняется спиной к настилу. Перед ним расстилаются поля, над которыми сгущаются сумерки. Картофельная ботва уже начинает вянуть, а свекольные листья еще густо-зеленые. От ручья, протекающего внизу, поднимается марево, заботливо укутывающее берега. Оба молчат. Мысли Юргена обращены к Ингрид. Он представляет ее комнату, ее самое. Как он скучает по этой женщине!..

— Так и до ручки можно дойти, — сказал ему как-то вечером Кантер, когда он, по обыкновению, стоял у окна и неподвижно глядел в полумрак улицы. — Ты просто не выдержишь. Поезжай и покончи с этим.

Юрген ответил с отчаянием в голосе:

— Каким образом? Сказать ей, что у меня есть другая?

— Рано или поздно тебе придется это сделать. Если не хватает мужества сказать лично, напиши письмо.

— А что я ей напишу? Разве все, что нас связывает, перечеркнешь письмом?

Кантер беспомощно посмотрел на Юргена:

— Просто я вижу, как ты мучаешься… Извини, если я сделал тебе больно…

Несколько часов сидят они в засаде, поэтому у них есть время подумать. Юрген припоминает разговор с Глезером в тот день, когда взвод еще числился в отличных…

— Все идет прекрасно, — сказал ему Глезер. — С тех пор как Майерс в отпуске, хлопот у нас значительно поубавилось. Барлах стал просто неузнаваем. Я всегда старался указывать ему на ошибки, думал, что это лучший способ воздействия. А вы подобрали к нему другой ключ. Признаю, я такого не ожидал. В общем, вы добились неплохих результатов и можете этим гордиться. Но впереди наш взвод ждут серьезные испытания…

— Кончено! — восклицает вдруг Оскар Фрейд, возвращая Юргена из мира воспоминаний в действительность. Он разряжает ружье, кладет его рядом с собой. — Если зверь и пробежит, то только перед нами. Это уже не охота, а убийство. Может, ты недоволен, что придется возвращаться с пустыми руками? Признайся честно.

— Да нет, мы прекрасно провели время. Да и вообще, природа доставляет мне гораздо большее удовольствие, чем охота.

— Может быть… — Фрейд откидывается и закуривает сигару. — Побудем здесь еще немного? Хотелось сказать тебе кое-что… С дипломом о высшем образовании ты можешь работать преподавателем. Стало быть, у тебя надежный тыл, если придется уйти, работа всегда найдется…

— Не думаю, что будет так просто устроиться на преподавательскую работу, ведь за это время многое изменилось…

— Это правда. Но знания, которые ты получил, у тебя никто не отнимет… У меня же положение совсем другое… Недавно разговаривал с одним товарищем, который ушел в запас в прошлом году. Сейчас он учится в училище лесного хозяйства — полчаса езды отсюда. Его пример не дает мне покоя. Я начал повторять программу средней школы. Если бы удалось поступить в лесное училище! Охотничье общество дало бы мне наилучшую характеристику. Но ведь мне за тридцать…

— После войны пятидесятилетние садились на студенческую скамью, чтобы учиться управлять предприятиями.

Оскар Фрейд тяжело вздыхает:

— Но ведь у меня четверо детей. И вот отец семейства садится за школьную скамью…

— Если тебя командирует на учебу армия, то она же и позаботится о том, чтобы обеспечить твою семью. Это же ясно.

— Ты думаешь?

— Пойди к начальству с рапортом. Расскажи, как обстоят твои дела и какие у тебя планы.

— Если бы это удалось, — задумчиво говорит Фрейд, — осуществилась бы моя давняя мечта.

Они сидят еще некоторое время молча, прислушиваясь к шелесту опавших листьев, которые гонит ветер…

Уже за полночь. Ингрид склоняется над Юргеном и шепчет:

— Не спи! Грешно тратить время на сон, когда можно любить друг друга.

— Я не сплю, — отвечает Юрген, с трудом размыкая веки.

Ингрид смеется:

— Обманщик… Я заведу будильник, ладно?

— Не надо, — приподнимается через силу Юрген. — Я сейчас пойду. Не хочу, чтобы о нас опять сплетничали.

Она падает в постель, закрывает глаза:

— Когда же это кончится, Юрген? Если так пойдет дальше, наша любовь увянет, как листья на деревьях.

Юрген прижимает ее к себе, в зрачках Ингрид отражается свет горящей лампы.

— Не увянет, — уверяет он. — Прежде чем увянут листья, мы сумеем преодолеть все препятствия… А потом придет весна…

— Тогда останься! — просит она. — Пусть о нас говорят сегодня, завтра пересудам и сплетням все равно придет конец. Так остаешься?

Юрген согласно кивает, потом наклоняется и целует ее. При этом он замечает, что Ингрид плачет.

В это воскресенье Франк Майерс едет в Бланкенау. Он возбужден в предвкушении встречи, которую мысленно не раз представлял себе во всех подробностях после того, как старшина вручил ему письмо.

«Дорогой Франк! Не уверена, имею ли право обращаться к тебе так, но я это делаю. Не можешь ли приехать в последнее воскресенье сентября в Бланкенау? Я живу в гостинице «У золотого барашка». Ты, конечно, знаешь, что я опять ношу девичью фамилию, как тогда, когда мы познакомились. Наша дочка передает тебе привет, сейчас она у моей матери. Я тоже шлю тебе привет…»