Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

— Но ты должна принадлежать мне одному, — говорит Франк. — Хочешь быть моей, только моей?

Гунда прижимается к нему всем телом, кладет голову ему на плечо…

Около полудня они отправляются завтракать в ресторан при гостинице. Через разрисованные окна на столик падает неяркий свет. На Гунде плотно облегающее темно-коричневое платье с большим декольте, шею ее украшают деревянные одноцветные бусы. Гунда сидит по правую руку от Франка, и когда он поднимает глаза, то замечает, что она время от времени поглядывает прямо перед собой, а нож держит жеманно, оттопыривая мизинчик.

Франк косится влево и видит мужчину лет тридцати с темными, довольно длинными волосами, который, сложив на столе руки, настойчиво буравит Гунду взглядом.

Франк кивает в сторону незнакомца и спрашивает:

— Ты знаешь его?

Гунда поднимает глаза и делает удивленное лицо:

— Этого? Нет. Не понимаю, чего он так рассматривает меня.

— Тогда, может, ты сядешь к нему спиной?

Гунда смотрит на Франка, кладет вилку и нож на тарелку и отвечает со смехом:

— Если ты и в самом деле хочешь, то я пересяду. Но сколько же раз придется мне пересаживаться, когда мы будем жить вместе, Франк? Ты радуйся, что я у тебя такая…

— Чему же тут радоваться? — недоумевает он, но в глубине души чувствует, что в известном смысле она, наверное, права. Он поворачивается к незнакомцу и смотрит на него до тех пор, пока тот не отводит смущенно глаза.

Так-то лучше… Майерс берет чашку с кофе и думает о том, что нелегко, ох как нелегко будет ему с Гундой…

Роте предстоит провести важное учение, которое должно стать образцовым для всего полка. Подготовка поручена Юргену. Он отдает приказы и боевые распоряжения, определяет порядок связи и управления огнем, изучает карты, тактические схемы, повторяет нормативы и формулы.

Потом он контролирует работу сержантов — никаких ошибок, все действуют уверенно и точно.

— Готовы? — спрашивает он Глезера. — Вопросы есть? В ходе учения я, как обычно, буду на время «выходить из строя», и тогда вы возьмете командование на себя.

— Вопросов нет, все ясно.

— У вас, Майерс?

— Все ясно, товарищ лейтенант. Связь больше не прервется.

Юргену требуется мгновение, чтобы припомнить случай, о котором упоминает Майерс. Он удовлетворенно кивает, отдает еще одно распоряжение:

— Если старшина «выйдет из строя», моим заместителем будете вы.

— Есть, товарищ лейтенант!

— Барлах, Рошаль, вам все ясно?

— Так точно!

Вечером Рошаль обходит казарменный двор, садится на скамейку в углу под каштанами. Солнце уже скрылось за горизонтом, холмы с западной стороны четко вырисовываются на фоне закатного неба. Воздух сухой, горячий, трава и листва на деревьях покрыты слоем пыли. Поздним посадкам картофеля и свеклы необходима влага, но на небе ни облачка, словно их метлой вымели.

Рошаль чувствует себя усталым. Подготовка к учениям требует полной отдачи. Задействованы буквально все. Инструктаж, отработка отдельных элементов учения продолжаются каждый день до самой ночи, а вчера состоялась генеральная репетиция…

Рошаль откидывается назад, кладет руки на спинку скамейки, закрывает глаза. И в этот момент кто-то спрашивает:

— Что, сумерничаете?

Сержант порывается вскочить, так как узнает по голосу командира роты, но капитан Ригер знаком приказывает ему сидеть и опускается рядом на скамейку.

— Здорово намаялись? Я тоже… Чем занимается отделение? Как обстановка, настроение?

— Лучше, чем я думал. Солдаты в хорошей форме. В целом я доволен.

Ригер снимает фуражку, испытующе смотрит на сержанта и спрашивает:

— Что значит «в целом»? За этими словами всегда кроются сомнения, а никаких сомнений быть не должно…

Рошаль обдумывает ответ. В последние дни отделение здорово поработало. Солдаты заметно сблизились, на практике осознали, что коллектив — это нечто большее, чем столько же отдельных индивидуумов.

Чего достиг каждый в отдельности? Цвайкант за последнее время превзошел самого себя. С удивительной энергией он тренировался до тех пор, пока не окреп настолько, что выносит повседневную солдатскую нагрузку. Недавно в бассейне он посмотрел на себя в зеркало и иронически заметил:

— Приходится констатировать, что изменения, произошедшие со мной, оказали на меня благотворное влияние. Это все заслуга армии…

— Верно! — заметил по этому поводу Мосс. — Армия сделала тебя почти человеком.

— Чего нельзя утверждать в отношении твоей персоны, потому что ты…

Мосс не дал Философу закончить мысль — поднял его над головой и швырнул в бассейн. Мосс тоже здорово изменился. Его спонтанное высокомерие уступило место более серьезному поведению — очевидно, здесь не обошлось без женского влияния. Но наибольших успехов добился Вагнер — о лучшем заместителе Рошаль не мог даже мечтать…

Сержант улыбается:

— Даю поправку, товарищ капитан, я доволен отделением.

Теперь Ригер удовлетворен:

— У нас в запасе еще несколько дней. Используйте их как можно продуктивнее. На учениях будет немало критических глаз, каждый наш шаг будет взят под наблюдение, начальство приедет компетентное. — Капитан наклоняется вперед, добавляет: — Я немного тревожусь, Рошаль, за ваш взвод и за лейтенанта Михеля.

Рошаль молчит, поэтому Ригер после небольшой паузы спрашивает, не хочет ли тот высказаться по данному вопросу.

— Хочу, — отвечает сержант. — Не стоит преждевременно выносить приговор…

— А никто его и не выносит. Но чувствуется, что во взводе не все в порядке. Помните учения, на которых вы заняли предпоследнее, а Майерс последнее место?

— Нельзя мерять всех одной меркой. Мы провалились по разным причинам, лейтенант тут совсем ни при чем.

Ригель пытается сманеврировать:

— Ну, хорошо. Я ведь спрашиваю не из любопытства, а потому что потребуется мобилизовать усилия всего коллектива, чтобы успешно провести предстоящие учения…

После беседы с капитаном Рошаль еще раз идет в казарму навестить свое отделение. Солдаты вскакивают с мест.

— Прошу к столу. Только что у меня состоялся разговор с командиром роты. Он спрашивал, как у нас дела, доволен ли я…

— Что же вы ответили? — не выдерживает Мосс.

— Сказал, что доволен отделением.

Слышен вздох облегчения.

— Стало быть, все путем, — удовлетворенно констатирует Мосс. — Если мастер поет, подмастерьям грустить не пристало. С задачей как-нибудь справимся.

Остальные его поддерживают. Только Цвайкант переспрашивает с улыбкой:

— Вы сказали, что довольны нами?

— Конечно. А почему вы спрашиваете об этом?

— По двум причинам, — отвечает Философ. — Во-первых, сей термин в вашем лексиконе до сих пор не встречался, во-вторых, словечко «доволен» таит определенные опасности для того, кто его употребляет. Если разрешите, я подробнее освещу этот пункт.