Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Полагаю, ты бы хотел, чтобы я помог тебе? – сдержанно, с глубоким презрением произнес Батлер.

– Я хочу жениться на Эйлин, – повторил Каупервуд, чтобы подчеркнуть свои намерения. – Она хочет выйти замуж за меня. Уверен, что в данных обстоятельствах у вас не может быть реальных возражений против этого, что бы вы ни чувствовали. Однако вы продолжаете враждовать со мной и препятствовать мне, хотя понимаете, что я доведу дело до конца.

– Ты негодяй, – сказал Батлер, ясно видевший побуждения своего оппонента. – Для меня ты мошенник, и я не хочу, чтобы любой из моих детей имел какое-то отношение к тебе. Раз уж так вышло, я не возражаю, что если бы ты был свободен от обязательств, то ей было бы лучше выйти за тебя. Это единственный порядочный поступок, который ты мог бы совершить, в чем я сомневаюсь. Но не здесь и не теперь. Чего ты добиваешься, когда где-то прячешь ее? Ты не можешь жениться на ней. Ты не можешь получить развод. У тебя на руках сплошные судебные иски да попытки спастись от тюрьмы. Она для тебя означает лишь дополнительные расходы, а тебе нужны все деньги, какие есть, совсем для других вещей. Зачем тебе было уводить ее из родительского дома и превращать в убожество, на которое ты сам бы не позарился? Если бы ты был мужчиной и в тебе была хоть капля того, что ты называешь любовью, ты бы оставил ее в покое и позаботился, чтобы она хотя бы могла остаться порядочной женщиной. Имей в виду, я думаю, что она по-прежнему в тысячи раз лучше тебя, во что бы ты ее ни превратил. Но если бы у тебя было какое-то понятие о порядочности, ты не стал бы позорить ее семью и разбивать сердце ее пожилой матери безо всякой причины. Чего хорошего ты можешь добиться теперь? Если бы у тебя вообще осталось немного разума, то, думаю, ты сам бы это понял. Ты лишь множишь свои трудности, а не уходишь от них, потом она не поблагодарит тебя за это.

Он замолчал, немного изумленный тем, что позволил вовлечь себя в подобный спор. Его презрение к «этому человеку» было настолько велико, что он с трудом мог смотреть на него, но чувствовал себя обязанным вернуть Эйлин домой. Каупервуд глядел на него с серьезным вниманием. Казалось, он глубоко задумался над словами Батлера.

– Сказать по правде, мистер Батлер, я вообще не хотел, чтобы Эйлин уходила из вашего дома, – произнес он. – Она подтвердит мои слова, если вы побеседуете с ней об этом. Я изо всех сил старался отговорить ее, но когда она настояла на своем, то единственное, что мне оставалось – обеспечить ей наиболее удобные условия для жизни, куда бы она ни отправилась. Она была чрезвычайно возмущена тем, что вы пустили сыщиков по ее следу. Это обстоятельство, как и ваше желание отослать ее подальше, вопреки ее желанию, было главной причиной ее ухода из дома. Уверяю вас, я не хотел этого. Думаю, мистер Батлер, иногда вы забываете о том, что Эйлин – взрослая женщина, обладающая собственной волей. Вам кажется, будто я управляю ею в своих целях. На самом деле я очень люблю ее, и это продолжается последние три или четыре года. Если вы что-то знаете о любви, то понимаете, что она не имеет ничего общего с принуждением. Я не погрешу против истины, если скажу, что Эйлин оказывала на меня ничуть не меньшее влияние, чем я на нее. Я люблю ее, и в этом вся трудность. Вы приходите ко мне и настаиваете, что я должен вернуть вашу дочь в родительский дом. В сущности, я не знаю, могу ли я это сделать или нет. Мне не известно, согласится ли она, если я захочу этого. Она может возражать мне и заявить, что я больше не люблю ее. Это неправда, и я не хочу, чтобы она так думала. Как я уже сказал, она сильно обижена на вас за то, что вы сделали, и за ваше желание отослать ее из Филадельфии. Вы не больше меня можете это исправить. Я мог бы сказать вам, где она находится, но не уверен, что это будет правильно. Конечно, нет, пока я не узнаю, в чем заключается ваше предложение.

Он замолчал и спокойно посмотрел на старого Батлера, который в ответ мрачно уставился на него.

– О каком предложении идет речь? – спросил Батлер, заинтригованный необычным оборотом разговора. Он невольно начинал рассматривать эту ситуацию немного в ином свете. Обстоятельства отличались от его прежних представлений. Каупервуд казался вполне искренним в своих объяснениях. Возможно, все его заверения лживы, но вместе с тем, возможно, он действительно любит Эйлин и хочет добиться развода с женой, чтобы жениться на его дочери. По убеждению Батлера, развод противоречил нормам католической церкви, ревностным приверженцем которой он был. Законы Божьи и элементарная порядочность требовали, чтобы Каупервуд не бросал свою жену и детей ради другой женщины, даже ради Эйлин, даже ради спасения ее от позора. С его точки зрения, это был преступный замысел, доказывающий, каков злодей Каупервуд на самом деле. Но Каупервуд не был католиком. Его взгляды на жизнь отличались от взглядов Батлера. Кроме того и хуже всего (несомненно, отчасти из-за буйного темперамента Эйлин), он серьезно скомпрометировал ее положение. Теперь будет непросто вернуть ее к представлению о нормальной и достойной жизни, и это тоже следовало принимать во внимание. Батлер знал, что он не смирится с таким положением вещей – это было невозможно по соображениям его веры, – но он обладал достаточным здравомыслием, чтобы рассмотреть такую возможность. Кроме того, он хотел вернуть Эйлин, которая, как он теперь понимал, будет вправе заявить о своем будущем.

– Что ж, это достаточно просто, – ответил Каупервуд. – Во-первых, мне бы хотелось, чтобы перестали возражать против того, чтобы Эйлин оставалась в Филадельфии, а во-вторых, было бы хорошо, если бы прекратили нападки на меня. – Каупервуд вкрадчиво улыбнулся. Он и впрямь хотел умиротворить Батлера своей взвешенной позицией в этом вопросе. – Разумеется, если вы не захотите, то я не могу вас заставить. Я просто довожу это до вашего сведения, мистер Батлер, так как уверен, что если бы не Эйлин, то вы не стали бы предпринимать таких враждебных действий по отношению ко мне. Я понял, что вы получили анонимное письмо и в тот же день отозвали свой кредит у меня. С тех пор из разных источников до меня доходили сведения, что вы очень плохо относитесь ко мне, и я лишь могу пожелать, чтобы вы изменили свое мнение. Я не виновен в присвоении шестидесяти тысяч долларов, и вам известно об этом. У меня были лучшие намерения. Я не учитывал возможность моего банкротства в то время, когда воспользовался этими сертификатами, и если бы не другие займы, востребованные кредиторами, я протянул бы до конца месяца и вернул их по назначению, как делал всегда. Я высоко ценил вашу дружбу, и мне очень жаль терять ее. Это все, что я могу сказать.

Батлер сверлил Каупервуда пронизывающим, расчетливым взглядом. Этому человеку нельзя было отказать в определенном достоинстве, но он обладал врожденным бесстыдством. Батлер прекрасно знал, каким образом Каупервуд получил чек; он знал много других вещей, связанных с этим. Та манера, в которой он сегодня разыгрывал свои карты, напомнила его обращение к старому подрядчику в ночь пожара в Чикаго. Он был хладнокровным, расчетливым и бессердечным.