Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Джордж У. Стинер, – произнес судья Пейдерсон, пока зрители, включая Каупервуда, внимательно слушали, – поскольку ходатайство о новом судебном процессе, а также отсрочка приговора по вашему делу были отвергнуты, суд имеет право наложить такое наказание, какого требует характер вашего преступления. Я не хочу усугублять тяжесть вашего положения какими-либо пространными комментариями, но не могу обойтись без личного решительного осуждения ваших проступков. Злоупотребление общественными финансами стало одним из самых тяжких преступлений нашего времени. Если оно не будет твердо и своевременно пресечено, то разрушит наши общественные учреждения. Когда республику подтачивает коррупция, это истощает ее жизненную силу. Она может обрушиться от одного толчка.

Я полагаю, что ответственность за ваше преступление и за другие сходные преступления в значительной мере ложится на общество. С некоторых пор мошенничество чиновников рассматривается с недопустимым равнодушием. Нам нужна высокая и чистая политическая мораль – такое состояние общественное мнения, которое сделало бы неподобающее распоряжение общественными деньгами поистине отвратительной вещью. Именно отсутствие такой морали сделало возможным ваше преступление. Помимо этого я не нахожу в вашем деле никаких оправдывающих обстоятельств.

Судья Пейдерсон сделал выразительную паузу. Наступал миг его высочайшего торжества, и он хотел, чтобы его слова запали в душу слушателям.

– Люди доверили вам заботу о своих деньгах, – торжественно продолжал он. – Это было высокое и священное доверие. Вы должны были охранять двери казначейства, как херувим, охраняющий врата рая; вы должны были обращать пламенный меч безупречной честности против любого, кто приблизится к общественному богатству с недобрыми намерениями. Ваша должность как представителя великого общества наделяла вас таким правом.

Принимая во внимание все факты по вашему делу, суд не может поступить иначе и назначает максимально возможное наказание. Согласно семьдесят четвертой статье Уголовного кодекса осужденный не может быть приговорен данным судом к отбытию тюремного срока, который истекает в любой день между пятнадцатым ноября и пятнадцатым февраля любого года, и эта оговорка требует от меня сократить на три месяца максимальный срок, который я могу назначить по вашему делу, а именно пять лет. Таким образом, по приговору суда вы должны уплатить штраф в пять тысяч долларов в казну графства (Пейдерсон хорошо знал, что Стинер не сможет заплатить такую сумму), а также к отбытию одиночного заключения в государственной тюрьме Восточного округа сроком на четыре года и девять месяцев. Вы останетесь под стражей до истечения срока данного приговора.

Он отложил бумаги и задумчиво потер подбородок, пока Каупервуда и Стинера выводили из зала. Батлер был первым, кто ушел после оглашения приговора; он был вполне доволен. Увидев, что все закончилось, – во всяком случае, как она считала, – Эйлин быстро выбралась на улицу, а через несколько секунд за ней последовали отец Каупервуда и его братья. Они собирались подождать его снаружи и сопроводить его в тюрьму. Остальные члены семьи находились дома, с нетерпением дожидаясь утренних новостей, и Джозеф Каупервуд был сразу же отправлен к ним.

Небо затянуло низкими облаками, предвещавшими снег. Эдди Сондерс, получивший все документы по делу, объявил, что теперь нет необходимости возвращаться в тюрьму графства. Поэтому все пятеро: Сондерс, Каупервуд, его отец, Стэджер и Эдвард – сели в вагон конного трамвая, который шел несколько кварталов до тюрьмы. Через полчаса они находились у ворот государственной тюрьмы Восточного округа.

Государственная тюрьма Восточного округа штата Пенсильвания, стоявшая на перекрестке Фэрмонт-авеню и Двадцать Третьей улицы в Филадельфии, где Каупервуду предстояло провести четыре года и три месяца, представляла собой внушительное здание из серого камня, величественное на вид, чем-то напоминавшее дворец Сфорца в Милане, хотя и не столь знаменитое. Оно простиралось на несколько кварталов по четырем улицам и выглядело уединенным и неприступным, как подобает тюрьме. Стена огораживала громадный участок площадью более десяти акров и придавала тюрьме суровое достоинство, будучи тридцати пяти футов в высоту и толщиной около семи футов. Главное здание тюрьмы, незаметное снаружи, состояло из семи коридоров, расходившихся наподобие щупалец осьминога вокруг центрального зала и занимавших около двух третей огороженного двора, так что оставалось мало места для такой роскоши, как клумбы или лужайки. Коридоры шириной сорок два фута от одной внешней стены до другой достигали ста восьмидесяти футов длины и в четырех случаях из семи были двухэтажными. Там не было окон, только узкие просветы под потолком длиной три с половиной фута и шириной около восьми дюймов. К камерам на первом этаже в некоторых случаях примыкал дворик размером десять на шестнадцать футов, таким же, как сама камера, который всегда был окружен высокой кирпичной стеной. Стены, полы и потолки камер были каменными, а коридоры шириной лишь в десять футов между камерами и высотой пятнадцать футов на первом этаже были вымощены камнем. Если вы стояли в центральном зале, или ротонде, и смотрели на длинные коридоры, расходящиеся во все стороны, то испытывали ощущение стесненности и дискомфорта. За массивными деревянными дверями, лишающими заключенных света и наружных звуков, мрачными и уродливыми, были железные двери. Коридоры достаточно светлые, так как стены часто белили, со слуховыми окнами, которые на зиму закрывали матовым стеклом, как и во всех подобных учреждениях, были маленькими и неприятными для глаз. Здесь была жизнь, так как в то время в тюрьме насчитывалось до четырехсот заключенных и почти все камеры были заняты, но это была жизнь, которую ни один заключенный не воспринимал как полноценное существование. Он жил, однако не принимал участия в жизни. Некоторые заключенные после долгой отсидки становились «старостами» или «курьерами», но таких было немного. Здесь имелись пекарня, механическая и столярная мастерская, кладовая, мельница и несколько огородов или садовых участков, но для их обслуживания требовалось не много людей.

Главное здание тюрьмы было построено в 1822 году и постепенно, крыло за крылом, разрослось до нынешних внушительных размеров. Ее население состояло из людей различного интеллекта и разных пороков, от убийц до мелких растратчиков. Она была известна как «пенсильванская система» содержания заключенных, которая представляла собой одиночное заключение для всех осужденных, жизнь, проводимую в кое-каких работах и абсолютной тишине одиночных камер.