Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– О господи! Боже мой! Я хочу умереть! Дайте мне умереть!

Стоя там и глядя на нее, Каупервуд с неожиданной остротой почувствовал глубокие раны, нанесенные ее сердцу и душе. Это тронуло его.

– Эйлин, – сказал он через несколько секунд, подошел ближе и ласково прикоснулся к ней. – Эйлин! Не надо так плакать. Я еще не бросил тебя. Твоя жизнь не совсем разрушена. Не плачь. Да, это дурное дело, но возможно, что-то еще можно исправить. Давай же, Эйлин, соберись с духом!

Вместо ответа она лишь раскачивалась и неудержимо стонала, будто не слыша его.

Озабоченный другими делами, Каупервуд повернулся и спустился вниз. Ему нужно было придумать оправдание для врача и слуг; узнать, что с Ритой, и придумать какое-нибудь сносное объяснение для Сольберга.

– Запри эту дверь и следи за ней. – обратился он к проходившему мимо слуге. – Если миссис Каупервуд попытается выйти, немедленно поставь меня в известность.

Рита не умерла; ей лишь наставили синяков, поцарапали и немного придушили. В одном месте кожа на ее голове была содрана. Эйлин несколько раз ударила ее головой об пол, и это могло бы иметь серьезные последствия, если бы Каупервуд не вмешался так быстро. Сольберг в данный момент, – фактически уже некоторое время, – находился под впечатлением, полагая, что Эйлин действительно сошла с ума, что у нее случился внезапный приступ безумия, и бесстыдные обвинения, которые он слышал из-за двери, были признаком умственного помешательства. Тем не менее ее слова не выходили у него из головы. Он сам находился в плохом состоянии и, вероятно, нуждался во врачебной помощи. Его лицо посерело, губы посинели. Риту отнесли в другую спальню и уложили на кровать; принесли мази, холодную воду и бутылочку арники, и когда появился Каупервуд, она находилась в полном сознании и чувствовала себя немного лучше. Но она все еще была очень слабой и страдала от душевных и физических ран. По приезде врача ему было сказано, что дама, приехавшая в гости, оступилась и упала с лестницы; когда Каупервуд вошел в комнату, врач как раз обрабатывал ее ссадины.

Проводив врача, Каупервуд сразу же обратился к горничной, стоявшей наготове поблизости:

– Принесите сюда немного горячей воды.

Когда горничная исчезла за дверью, он наклонился и быстро поцеловал Риту в распухшие губы, а потом предупредительным жестом приложил палец к собственным губам.

– Рита, – тихо сказал он, – тебе лучше?

Она слабо кивнула.

– Тогда слушай, – он склонился над ней и заговорил медленно и четко. – Слушай внимательно. Запоминай все, что я говорю. Ты должна понимать каждое слово и сделать так, как я тебе скажу. У тебя нет серьезных травм, и ты скоро поправишься. Скоро все успокоится. Я послал за другим врачом, который придет в вашу студию. Твой муж отправился за новой одеждой. Мой экипаж доставит тебя домой, когда ты немного окрепнешь. Ты не должна беспокоиться. Все будет в порядке, но ты должна все отрицать, слышишь? Все! Насколько тебе известно, миссис Каупервуд вдруг обезумела. Завтра я поговорю с твоим мужем и приставлю к тебе опытную сиделку. Ты должна быть крайне осторожна в том, что говоришь, и как именно ты это говоришь. Будь совершенно спокойной. Не тревожься. Здесь тебе ничто не угрожает, и в вашей студии тоже. Миссис Каупервуд больше не причинит тебе никаких неприятностей; я позабочусь об этом. Мне очень жаль, что так вышло, но я люблю тебя. Я все время буду рядом с тобой. Этот инцидент не должен ничего изменить между нами. А ее ты больше никогда не увидишь.

Тем не менее он понимал, что теперь все изменится.

Удостоверившись, что с Ритой все в порядке, Каупервуд вернулся в комнату Эйлин, чтобы снова воззвать к ее благоразумию и, может быть, утешить. Когда он вошел, она уже встала и одевалась, по-видимому, приняв какое-то решение. С тех пор как она бросилась на кровать со стонами и рыданиями, ее настроение изменилось, и она рассудила, что если не может одержать верх над мужем и заставить его надлежащим образом раскаяться, то ей лучше уйти из дома. Каупервуд так спешил позаботиться о Рите, что Эйлин стало понятно, что он больше не любит ее, это подкреплялось и его грубостью, когда он удерживал ее. Тем не менее она до сих пор не могла поверить в случившееся. Он так замечательно относился к ней когда-то, так хотел близости с ней! Она еще не рассталась с надеждой одержать победу над ним и этими другими женщинами, – ведь она слишком любила его, – но лишь разлука может принести результат. Это может отрезвить его. Она встанет, оденется, снимет номер в гостинице в центре города. Он больше не сможет увидеть ее, если только не последует за ней. Она была довольна, что разрушила его связь с Ритой Сольберг (в любом случае хотя бы временно), а что касается Антуанетты Новак, она позаботится об этом в свой черед. У нее болела голова и ныло сердце. Горе и ярость попеременно накатывали на нее с такой силой, что она больше не могла плакать. Она стояла перед зеркалом, дрожащими пальцами пытаясь завершить свой туалет и поправить костюм для прогулок. Каупервуд был озадачен и немного встревожен этим нежданным зрелищем.

– Эйлин, – наконец сказал он, приблизившись к ней сзади. – Теперь мы с тобой можем спокойно поговорить? Ты не обязана делать ничего, о чем будешь потом сожалеть. Я не хочу этого, и мне очень жаль тебя. Ты ведь на самом деле не веришь, что я разлюбил тебя, правда? Ты знаешь, что это не так. Думаю, ты могла бы проявить больше сочувствия ко мне после всего, что нам пришлось пережить вместе. У тебя нет реальных доказательств преступления, которые могли бы позволить такую буйную выходку.

– Ах, вот как? – воскликнула она и отвернулась от зеркала, перед которым со скорбным и горьким видом расчесывала свои золотисто-рыжие волосы. Ее щеки раскраснелись, глаза воспалились от слез. Сейчас она казалась ему такой же красивой, как тот первый раз, когда он увидел ее в красной накидке с капюшоном, – шестнадцатилетнюю девушку, бегом поднимавшуюся на крыльцо отцовского дома в Филадельфии. Тогда она была удивительно прекрасной, и он смягчился от этого воспоминания.

– Это все, что тебе известно, лжец! – заявила она. – Ты не подозреваешь, как много я знаю. Я не впустую потратила деньги на сыщиков, которые несколько недель следили за тобой. Подлый изменник! Теперь ты хочешь замести все под ковер и узнать, что мне известно. Позволь сказать, что я знаю достаточно. Ты больше не сможешь водить меня за нос со своей Ритой Сольберг и Антуанеттой Новак, с арендованными квартирами и номерами в гостиницах. Я знаю, кто ты такой, скотина! И это после всех твоих заверений в любви?

Она яростно вернулась к прерванному занятию, пока Каупервуд смотрел на нее, тронутый ее страстью и душевной силой. Было приятно видеть такой драматический талант и сознавать, что во многих отношениях она достойна его.