Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

В прошлом она регулярно навещала Эйлин, с Гарольдом или без него, и часто отправлялась в поездки с Каупервудами или сопровождала их в театре. После сближения с Каупервудом она решила вернуться к изучению живописи, что было замечательной отговоркой, так как требовало ее присутствия на дневных или вечерних занятиях, которые она часто пропускала. Кроме того, поскольку у Гарольда завелись деньги, он повеселел, стал беспечным и приударял за другими женщинами. Каупервуд посоветовал Рите умышленно подтолкнуть его к измене, которая, – в случае вполне возможной огласки, – надежно свяжет ему руки.

– Пусть он заведет какой-нибудь роман, – сказал Каупервуд. – Мы пустим сыщиков по его следу и добудем улики. Тогда он не сможет возмущаться.

– Право, не надо так поступать с ним, – с наивным простодушием возразила она. – Он уже побывал в разных передрягах. Недавно он передал мне несколько писем, полученных от его поклонниц.

– Но, если понадобится что-то предпринять, нам понадобятся настоящие свидетели. Просто скажи мне, когда он снова в кого-то влюбится, а я сделаю остальное.

– Знаешь, а я думаю, что это уже случилось, – промурлыкала она. – Позавчера я видела его на улице с одной из его хорошеньких учениц.

Каупервуд был доволен. В сложившихся обстоятельствах он был уже почти (но не вполне) готов, чтобы Эйлин уступила ухаживаниям Сольберга. Последующее разоблачение сделало бы позицию самого Каупервуда неуязвимой. На самом деле ему не хотелось этого, и он был бы не слишком глубоко огорчен, если бы Эйлин изменила ему. И все-таки он нанял сыщиков, которые в присутствии свидетелей легко раскрыли связь Сольберга с ветреной ученицей. Вместе с «письмами от поклонниц», полученными Ритой, этого было достаточно, чтобы заткнуть рот музыканту и в том случае, если бы он заупрямился. Поэтому Каупервуд и Рита чувствовали себя вполне спокойно.

Но Эйлин, размышлявшая об Антуанетте Новак, была вне себя от любопытства, сомнений и тревоги. Ей не хотелось ранить чувства Каупервуда после пережитого им в Филадельфии, но, когда вспоминала, ради кого он изменяет ей, она приходила в ярость. Это уязвляло ее тщеславие и унижало ее любовь. Что она могла сделать ради оправдания своих подозрений или отказа от них? Лично следить за ним? Она была слишком гордой и самолюбивой, чтобы рыскать по улицам, конторам и гостиницам. Никогда. Но если она начнет ссору без веских доказательств, это будет глупо. С другой стороны, ее муж слишком хитроумен, чтобы выдать ей улики против себя. Он будет все отрицать. Эйлин погрузилась в тяжкое раздумье и через некоторое время с болью в сердце вспомнила, как десять лет назад ее отец нанял сыщиков для слежки за ней и фактически раскрыл ее связь с Каупервудом, когда обнаружил место, предназначенное для их свиданий. Какими бы горькими и мучительными ни были эти воспоминания, однако теперь этот способ не казался ей чудовищным или постыдным. Она рассудила, что, если в прошлый раз Каупервуд не пострадал от разоблачения их связи (это было неправдой), поэтому и теперь не случится ничего страшного (это тоже было неправдой). Подобные заблуждения присущи страстной и вспыльчивой душе, уязвленной в самое больное место, и Эйлин решила, что сначала она должна увериться в том, чем занимается ее любимый муж, а потом выбрать курс действий. Она понимала, что вступает на опасную почву, и мысленно содрогалась от возможных последствий. Он может бросить ее, если она будет слишком ожесточенно бороться с ним. Он может обойтись с ней так же, как обошелся Лилиан, своей первой женой.

В те дни она зорко следила за мужем, гадая, охладел ли он к ней, как тринадцать лет назад охладел к первой жене. Она задавалась вопросом, действительно ли он мог закрутить роман с такой обыкновенной девушкой, как Антуанетта Новак, – она спрашивала себя, терзалась сомнениями, одновременно страшась и набираясь храбрости. Что можно было с ним поделать? Если бы только он по-прежнему любил ее, то все было бы хорошо.

Детективное агентство, куда она обратилась после нескольких недель душераздирающих колебаний, было одним из тех печально известных учреждений, куда многие были вынуждены или не брезговали обращаться, когда это было единственным средством решения проблем, связанных с возможной изменой близких людей или опасностью для деловых интересов. Из-за очевидного богатства Эйлин у нее запросили непомерно высокую цену, но оговоренные услуги были выполнены безукоризненно. К ее изумлению и горчайшей обиде, после нескольких недель наблюдения поступил отчет, из которого она узнала, что Каупервуд состоит в любовной связи не только с Антуанеттой Новак, которая и так уже находилась под подозрением, но и с миссис Сольберг, причем одновременно. Это известие ошеломило и до глубины души потрясло Эйлин.

В этот роковой час Рита Сольберг значила для нее больше, чем любая другая женщина когда-нибудь. Из всех живых существ женщины больше всего страшатся других женщин, особенно умных и красивых. Рита Сольберг заметно выросла в глазах Эйлин, так как за последний год она явно не нуждалась в средствах и поразительно похорошела. Однажды Эйлин видела Риту в легкой, совершенно новой и богато отделанной коляске на Мичиган-авеню, и обратила на это внимание Каупервуда, на что тот заметил:

– Должно быть, ее отец заработал неплохие деньги. Сольберг бы никогда так не расстарался для нее.

Эйлин симпатизировала Гарольду по причине, как она полагала, тонкости его натуры, но она понимала, что Каупервуд говорит правду.

В другой раз вечером в театральной ложе она отметила элегантное вечернее платье миссис Сольберг с обилием мелких складок бледного шелка и очаровательной ажурной вышивкой с ленточками, украшенной множеством розеток. Кто-то немало потрудился для создания такой красоты.

– Какое чудесное платье, – заметила она.

– О, да, – беззаботно отозвалась Рита. – Знаете, я уже думала, что моя портниха никогда не закончит возиться с ним.

Платье обошлось в двести двадцать долларов, и Каупервуд с радостью оплатил счет.

Но теперь, когда стало ясно, что очаровавшая ее красота оказалась не менее очаровательной для Каупервуда, Эйлин испытывала злобную, почти животную враждебность к миссис Сольберг. Ха! Скоро она получит огромное удовольствие, когда узнает, что Каупервуд разделяет свою страсть к ней с Антуанеттой Новак, обычной стенографисткой! А эта дешевая выскочка Антуанетта получит не меньшее удовольствие, когда узнает, что Каупервуд так мало ценил ее чувства к нему, что встречался с ней в обшарпанной гостинице, в то время как снимал роскошную квартиру для другой своей любовницы, Риты Сольберг.

Но, несмотря на свирепое торжество, мысли Эйлин постоянно возвращались к себе самой, к собственному бедственному положению и душевным страданиям, грозившим погубить ее. Каупервуд, проклятый лжец! Каупервуд – обманщик! Каупервуд – подонок! Ее попеременно трясло от отвращения к этому человеку со всеми его заверениями, от жгучей закипающей ярости, от душераздирающего осознания своего нового положения. Отобрать у такой жены, как Эйлин, любовь такого мужчины, как Каупервуд, – она чувствовала себя рыбой, выброшенной на сушу, парусом, лишенным ветра, – значило убить ее. Какое бы положение она раньше ни занимала благодаря ему, теперь оно оказалось в опасности. Какую бы радость или славу она ни получала, будучи миссис Фрэнк Алджернон Каупервуд, теперь оно было опозорено. В тот день, когда сыщики передали ей свой отчет, она сидела с усталым видом и первыми скорбными складками, появившимися вокруг прелестных губ, а ее прошлое и будущее казалось таким же расплывчатым и мучительным, как и ее путаные мысли. Увидев фотографию Каупервуда, многозначительно смотревшего на нее с туалетного столика, она внезапно встала и, вне себя от гнева, швырнула портрет в рамке на пол, наступив каблуком на его приятное лицо. Пес паршивый! Лживая скотина! В ее голове проносился образ Риты, обнимающей Каупервуда, их жаркие поцелуи. Перед ее глазами мелькали легкие платья Риты и другие ее соблазнительные наряды. Рита не получит его. Она его больше не увидит, и раз уж на то пошло, и эта блудливая наемная выскочка Антуанетта Новак тоже. Только подумать, что он не погнушался стенографисткой! Снова вернувшись к этой мысли, Эйлин решила, что Каупервуду больше не будет позволено иметь в помощниках никакой девицы. Он был обязан любить только ее после всего, что она сделала для него, и никаких других женщин.