Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Послушайте, мистер Гилган, – просто сказал Каупервуд, окинув председателя республиканской окружной комиссии пристальным взглядом и вращая большими пальцами переплетенных рук, сложенных домиком на крышке стола. – Позволите ли вы городскому совету протащить постановление о привилегиях «Дженерал Электрик» и о строительстве надземной дороги на Южной стороне, не поставив меня в известность?

Каупервуд знал, что мистер Гилган был лишь одним из членов нового квартета, намеренного управлять городом, но изобразил уверенность, что последнее слово остается за ним и что он обладает всей полнотой власти и авторитета, как, например, Маккенти.

– Мой дорогой друг, вы мне льстите, – кокетливо заметил Гилган. – Городской совет не болтается в моем жилетном кармане. Это правда, я был председателем окружной комиссии и помог избрать некоторых из этих людей, но я не командую ими. Почему они не должны принять постановление о «Дженерал Электрик»? Насколько мне известно, это достойный проект, и все газеты его одобряли. Что касается постановления о строительстве надземной дороги, я не имею к этому никакого отношения и почти ничего не знаю о нем. Об этом заботится мистер Шрайхарт и мистер Макдональд-младший.

В сущности, мистер Гилган говорил чистую правду. Подручный молодого Макдональда, который обучался игре в политику, – олдермен по фамилии Клемм, – был назначен кем-то вроде военачальника. Именно Макдональд, а не Гилган, Тирнан, Керриган или Эдстром должен был приструнить непокорных членов городского совета, напоминая об их долге. Квартет еще не отладил свой механизм, но его члены изо всех сил старались достичь этого.

– Правда, я помогал избрать каждого из них, но это не означает, что я могу руководить ими, – заключил Гилган. – Во всяком случае, не сейчас.

При этих словах Каупервуд улыбнулся.

– И тем не менее, мистер Гилган, – ровным тоном продолжал он. – Вы негласно возглавляете кампанию против меня, поэтому я вынужден обратиться к вам. Политика республиканской партии почти вся сосредоточена в ваших руках, и вы можете поступать по своему усмотрению. Если пожелаете, можете убедить членов совета повнимательнее отнестись к принятию постановлений. Я уверен. Не знаю, известно ли вам, мистер Гилган, хотя полагаю, что да, вся эта борьба направлена на выдворение меня из Чикаго. Вы человек здравомыслящий, с большим деловым опытом, поэтому я хочу вас спросить, справедливо ли это. Я приехал сюда около двадцати лет назад и занялся газовым бизнесом. Это было открытое поле для предпринимательства, которое я стал разрабатывать, – пригородные районы на Северной, Южной и Западной стороне. Но как только я приступил к делу, старые газовые компании начали вставлять мне палки в колеса, хотя тогда я и не помышлял вторгаться на их территорию.

– Я хорошо это помню, – отозвался Гилган. – Я был одним из тех людей, которые помогали вам получить концессию в Гайд-Парке. Вы никогда бы не смогли добыть ее без моего содействия. Этот Маккиббен, – с улыбкой добавил Гилган, – очень приятный малый. Такие всегда кажутся хитрой лисонькой… Полагаю, сейчас он с вами?

– Да, он где-то поблизости, – с важным видом ответил Каупервуд, – Но вернемся к прежнему вопросу. Большинство людей, которые стоят за постановлением о «Дженерал Электрик» и концессией на строительство надземной дороги занимались газовым бизнесом. Это Блэкмен, Жюль, Бейкер, Шрайхарт и другие; они злы на меня, потому что я пришел на их поляну, и еще больше обозлены, потому что в конце концов им пришлось выкупить мои предприятия. Теперь они злятся потому, что я реорганизовал устаревшие трамвайные компании и поставил их на ноги. Меррилл злится, потому что я не подвел трамвайную петлю возле его магазина, а остальные – потому что я вообще сконструировал и проложил эту петлю. Они все злы на меня за то, что мне удалось обустроить свой бизнес и сделать вещи, которые они сами уже давно должны были сделать. Короче говоря, я пришел сюда и обосновался здесь – вот и вся история. Мне пришлось заручиться поддержкой членов городского совета, чтобы я мог вообще что-то делать, а поскольку мне удалось добиться их дружелюбного отношения, мои противники ополчились на меня и перешли к боевым действиям. Я точно знаю, кто стоял за вами в этой схватке, мистер Гилган, – заключил Каупервуд. – Мне с самого начала было известно, откуда поступают деньги. Вы победили и сделали это красиво, поэтому я не держу на вас ни малейшей обиды за победу, но теперь я хочу знать, собираетесь ли вы и дальше помогать им в этом противостоянии. Собираетесь ли предоставить мне шанс на защиту? Через два года состоятся новые выборы. Политика – это не цветущий розарий, которая остается неизменным только потому, что вы однажды посадили эти розы. Люди, которые воспользовались вашей помощью – кучка богатых аристократов. Они не питают особой симпатии к вам или к таким вроде вас. Сейчас они благоволят вам, но это продлится до тех пор, пока они будут пользоваться вашими услугами, чтобы забить меня до смерти. Но как вы думаете, после этого долго ли они будут считать вас полезным для себя?

– Возможно, не очень долго, – задумчиво ответил Гилган. – Но так устроен мир, и нам приходится принимать то, что есть.

– Совершенно верно, – согласился Каупервуд, не обескураженный таким ответом. – Но Чикаго есть Чикаго, и я здесь остаюсь. Строительство надземных дорог только для того, чтобы сократить мои прибыли и выдать концессии моим конкурентам, – не вытеснит меня из бизнеса и не нанесет мне серьезных потерь. Я собираюсь оставаться здесь, а нынешняя политическая ситуация не останется такой же раз и навсегда. Насколько я понимаю, вы честолюбивый человек. Я понимаю, что вы занимаетесь политикой не ради удовольствия. Скажите мне, чего именно вы хотите и смогу ли я это сделать для вас так же быстро, если не быстрее, чем другие? Что я могу сделать, чтобы вы убедились, что моя сторона ничуть не хуже, а возможно, и лучше? Здесь, в Чикаго, я играю по известным правилам. Я построил превосходные трамвайные линии для города. Я не хочу отвлекаться на козни недругов. Итак, что я могу сделать, чтобы уладить наши отношения?

Каупервуд сделал паузу, и Гилган надолго задумался. Действительно, как сказал Каупервуд, он занимался политикой не ради удовольствия, а сложившиеся обстоятельства были не слишком благоприятны для достижения его первоначальных целей. Тирнан, Керриган и Эдстром пока еще казались доброжелательными, но уже выдвигали нескромные требования. Так называемые реформаторы, кого газетчики убедили, что Каупервуд негодяй и мошенник, настаивали на соблюдении строгой законности, обязательной в деятельности городского совета: чтобы никакие назначения, контракты или сделки не могли рассматриваться без освещения в прессе и публичного обсуждения. Уже после первого совещания с коллегами вслед за победой на выборах Гилган начал понимать, что он оказался между молотом и наковальней, но он нащупывал свой путь и не был склонен спешить.