Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– Надо полагать, что любой женщине довольно трудно обнаружить, какой именно женщиной вы хотите обладать? – с ироничной улыбкой сказала Бернис.

Каупервуд не смутился.

– Полагаю, что так, если только она случайно не окажется той самой женщиной, которую я имел в виду, – с чувством произнес он.

– Тогда думаю, кто-то проделает эту работу для нее в любых обстоятельствах, – с пренебрежительностью, но легкой симпатией в голосе откликнулась Бернис.

– Я совершаю признание и не ищу оправданий для себя, – серьезно и немного пафосно произнес Каупервуд. – Женщины, которых я знал, могли бы стать идеальными женами для других мужчин, но не для меня. Жизнь научила меня этому. Она изменила меня.

– И вы думаете, что этот процесс завершился? – осведомилась она с тем выражением самоуверенного превосходства, которое озадачивало его, бросало ему вызов и буквально зачаровывало.

– Нет, я бы так не сказал. Тем не менее мой идеал стал вполне определенным. Я ношу его в себе уже много лет, и он обесценивает для меня все остальное. У каждого должна быть своя путеводная звезда.

Когда Каупервуд произнес эти слова, то осознал, что делает очень необычное признание. Он приехал сюда главным образом ради того, чтобы подчинить Бернис своей воле и повлиять на ее выбор. По сути, выходило наоборот: она едва ли не господствовала над ним. Подвижная, изящная, артистичная и находчивая, она заставила его объясниться, но он чувствовал в ней не столько властную силу, сколько всеобъемлющий, добрый материнский разум, который может все видеть, сопереживать и понимать. Он был уверен, что она знает об этом. Он мог добиться ее понимания, если хорошо постараться. Кем бы он ни был, она не потерпит недостойного зрелища. Ее сегодняшние ответы ясно свидетельствовали об этом.

– Да, – ответила она. – У людей должна быть своя путеводная звезда, но, кажется, вы не можете ее найти. Ожидаете ли вы встретить ваш идеал в образе живой женщины?

– Я уже встретил его, – ответил он, дивясь сложности и оригинальности ее мышления, – а впрочем, и своего, и любого другого. Это была бездна бездн, иногда поражавшая его своей непостижимой глубиной. – Надеюсь, вы серьезно отнесетесь к тому, что я собираюсь сказать, поскольку это многое объяснит. Когда я заинтересовался вашей фотографией, это произошло потому, что она совпала с моим мысленным идеалом – с той самой вещью, которая, как вы думаете, подвержена быстрому изменению. Это было примерно семь лет назад. С тех пор ничего не изменилось. Когда я впервые увидел вас в той школе на Риверсайд-Драйв, то был совершенно убежден в своем выборе. Хотя я ничего не сказал, убеждение оставалось при мне. Вероятно, вы думаете, что я не имею права на подобные чувства, и большинство людей согласились бы с вами. Но я испытывал их тогда, как и теперь, и это объясняет мое отношение к вашей матери. Однажды, когда она пришла ко мне в Луисвилле и рассказала о своих трудностях, я был рад помочь ей ради вашего блага. В некоторых отношениях, Бернис, ваша мать довольно недалекий человек. Все это время я любил вас, и любил очень сильно. Сейчас, когда вы стоите передо мной, то кажетесь изумительно прекрасной, как тот идеал, о котором я говорил. Не беспокойтесь: я не собираюсь привлекать к вам никакого внимания. (Бернис слегка шевельнулась. Она беспокоилась за него не меньше, чем за себя. Его власть была столь велика, что она не могла несерьезно отнестись к его словам, особенно когда он был так серьезен.) Все, что я предпринял в связи с вами и вашей матерью, я сделал из любви к вам и потому, что хотел увидеть вас блестящей женщиной и не сомневался, что вы можете ею стать. Конечно, вы этого не знали, но именно вы являетесь главной причиной строительства моего нового дома на Пятой авеню. Я хотел построить нечто достойное вас. Мечта, фантазия? Безусловно. Все, что мы делаем, имеет какое-то отношение к нашим мечтам. Если этот дом красив, то благодаря вам. Я сделал его красивым, потому что думал о вас.

Он ненадолго замолчал, но Бернис никак не отреагировала на его слова. Ее первым побуждением было запротестовать, но ее тщеславие, ее любовь к искусству и ее стремление к власти – все это было глубоко затронуто. В то же время теперь ей было любопытно, собирается ли он просто сделать ее своей любовницей или будет ждать, пока не окажет ей честь стать его женой.

– Полагаю, вы гадаете, собираюсь ли я при этом жениться на вас или нет, – продолжал он, словно читая ее мысли. – В этом отношении я не отличаюсь от многих мужчин, Бернис. Буду с вами откровенен: я хотел получить вас любым способом. Все это время я жил надеждой, что вы полюбите меня так же, как я полюбил вас. Когда на сцене появился Брэксмор, я возненавидел его, но даже не помышлял о вмешательстве. Я был вполне готов отступиться от вас. Я завидовал любому мужчине, которого видел рядом с вами, молодому или пожилому. Я завидовал вашей матери, которая так близка к вам, как я не смею и помыслить. В то же время я хотел, чтобы вы имели все необходимое для своего будущего. Я не хотел вмешиваться в том случае, если вы найдете человека, которого сможете по-настоящему полюбить, и, если я буду знать, что вы меня не любите. Вот и вся история, не считая того, что вам уже известно. Но сегодня я приехал по другой причине. Не для того, чтобы сказать вам все это.

Он помедлил, словно ожидая ее слов, но она ограничилась коротким вопросом:

– Да?

– Я приехал сообщить вам о моем желании, чтобы вы продолжали жить, как раньше. Что бы вы ни думали обо мне и что бы я ни сказал вам минуту назад, я хочу, чтобы вы поверили в мою искренность и бескорыстность, что касается вашего обеспечения. Моя мечта, связанная с вами, еще не умерла. Случайность или ваша благосклонность могут сделать меня подходящим кандидатом. Но я хочу, чтобы вы продолжали двигаться дальше и были счастливы независимо от меня и моих чувств к вам. Я много мечтал, но смею сказать, это было ошибкой с моей стороны. Держите голову выше: вы имеете на это право. Будьте настоящей леди. Выйдите за любого мужчину, которого вы действительно полюбите. Я позабочусь о том, чтобы у вас было достойное приданое. Я люблю вас, Бернис, но теперь я постараюсь сделать это чувство отцовской любовью. Когда я умру, то оставлю ваше имя в моем завещании. А вы продолжайте жить, как и раньше. Я правда не буду счастлив, если не буду уверен в том, что вы счастливы.

Он сделал паузу, по-прежнему глядя на нее и на какое-то время уверовав в свои слова. Если он умрет, ее имя окажется в его завещании. Если она будет продолжать светскую жизнь, то может найти достойного любви человека, но она также будет думать о нем с большей теплотой, чем раньше. Какова будет цена его попечительства по сравнению с радостью и довольством от ее дружелюбия, симпатии, расположения и доверия?