Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Искренне ваш,

Между тем лейтенант Брэксмор еще до составления или отправки этого письма убедился, что обвинения миссис Картер были более чем обоснованными. Билс Чэдси спьяну сказал то, что подтвердили бы двадцать совершенно трезвых мужчин и даже полицейские из Луисвилля. Чэдси убедил Брэксмора, что он должен был знать об этом.

Бернис, изучившая письмо с извинениями от Билса Чэдси, которая ее усталая и осунувшаяся мать передала ей на следующее утро, решила, что оно похоже на сладкоречивые оправдания провинившегося человека, который стремится к извинениям, не собираясь менять свою точку зрения. Миссис Картер слишком явно находилась в замешательстве. Она слишком сильно протестовала. Бернис знала, что она сама может все выяснить, если захочет, вот только хочет ли она этого? От этой мысли ей становилось тошно, но кто она такая, чтобы строго судить других?

Каупервуд явился солнечным утром и постарался представить дело с наилучшей стороны. Он рассказал, как они с Брэксмором отправились в полицейский участок, чтобы предъявить обвинение; как Чэдси, отрезвленный арестом, растерял свою браваду и смиренно извинился перед ними.

– Ну вот, – сказал он, когда прочитал письмо, полученное миссис Картер. – Он был только рад написать это, лишь бы его поскорее отпустили. Брэксмор присмотрел за тем, чтобы он выполнил свое обещание. Я предложил судье ограничиться денежным штрафом. Он был пьян, и этим все сказано.

В присутствии Бернис и ее матери он делал вид, что совершенно не осведомлен о прошлом миссис Картер. Но, оставшись с ней наедине, он решительно сказал:

– Держитесь увереннее. Эта ерунда ничего не стоит. Брэксмор не верит, что этому человеку на самом деле что-то известно о вас. Этого письма будет достаточно, чтобы убедить Бернис. Ведите себя как ни в чем не бывало; ваше поведение важнее всего. Сейчас вы слишком расстроены. Так не годится – вы сами выдаете себя.

Про себя он определил этот инцидент как исключительно удачное стечение обстоятельств, по всей вероятности, это единственное, что могло отпугнуть лейтенанта. Разумеется, на людях он говорил о наглой выходке, поэтому миссис Картер немного взбодрилась, но, когда она оставалась одна, часто плакала. Однажды Бернис застала ее с мокрыми от слез глазами и воскликнула:

– Ну же, мама, как ты можешь вести себя подобным образом? Если у тебя так расшатались нервы, то, наверное, нам нужно отправиться за город и немного отдохнуть.

Миссис Картер возражала и ссылалась на то, что это всего лишь нервная реакция, но Бернис казалось, что дыма без огня не бывает.

После этого случая она оставалась с Брэксмором любезной, но отстраненной. На следующий день он зашел выразить свое сожаление по поводу случившегося и предложил ей где-нибудь развлечься. Бернис была мила и гостеприимна, но сдержанна. Для нее было ясно, что инцидент с Билсом Чэдси закрыт, но она не приняла предложение Брэксмора.

– Мы с матерью собираемся уехать за город на несколько дней, – сообщила она. – Точно не знаю, когда мы вернемся, но если вы по-прежнему будете здесь, то мы обязательно встретимся. Приезжайте к нам в любое время.

Она повернулась к окну, где утреннее солнце освещало ящик с цветами, и принялась ощипывать увядшие листочки.

Брэксмор воспитанный в романтических традициях, плененный ее чарующей грацией, ее выдержкой, способностью подняться над обстоятельствами и ее очевидной готовностью расстаться с ним, был охвачен едва сдерживаемыми бурными чувствами. Невольно шагнув вперед с галантным и почтительным видом, он пылко воскликнул:

– Бернис! Мисс Флеминг! Пожалуйста, не гоните меня прочь. Не покидайте меня. Я не совершил ничего предосудительного. Я без ума от вас. Мне невыносимо думать, что тот досадный случай может разлучить нас. Мне не хватало смелости признаться раньше, но я скажу сейчас. Я влюбился в вас в первый вечер, когда познакомился с вами. Вы необыкновенная девушка! Не думаю, что я вас достоин, но я безумно люблю вас. Я уважаю вас и восхищаюсь вами. Что там правда, а что нет – не имеет значения для меня. Прошу вас, будьте моей женой! Может быть, я не достоин следа от вашей ноги, но у меня есть положение в обществе, и я надеюсь сделать себе имя. О, Бернис! – он вытянул руки драматическим жестом, но не вперед, а вниз, жестко выпрямился и заключил: – Не знаю, что я буду делать без вас. Неужели у меня нет никакой надежды?

Мастерица во всех ухищрениях своего пола, отлично владея жестами, мимикой и позой, Бернис лишь долю секунды размышляла, что ей следует сказать и сделать. Она не любила лейтенанта так беззаветно, как он любил ее, а открытие, связанное с ее матерью, ранило ее гордость уже одним намеком на необходимость собственного спасения, что вызывало у нее горькую досаду. Она сожалела о предложении Брэксмора, которое сейчас выглядело бестактным, хотя хорошо понимала искренность и добродетельность того чувства, которое побуждало его это сделать.

– Право же, мистер Брэксмор, – сказала она, серьезно глядя на него. – Вам не следует ожидать, чтобы я решила этот вопрос прямо сейчас. Я понимаю ваши чувства, хотя боюсь, что мое воспитание оказалось немного обманчивым. Впрочем, это было неумышленно. Я вполне уверена, что вам лучше забыть обо мне, во всяком случае сейчас. Если вы будете настаивать, то я попрошу вас совсем забыть обо мне. Мне хотелось бы знать, понимаете ли вы, что я чувствую и как больно мне произносить эти слова?

Она помедлила, сосредоточенная и в то же время глубоко тронутая, очаровательная, как произведение искусства, задумчивая и строгая. Она была сдержанной, загадочной и более прекрасной, чем он когда-либо видел ее раньше. Перед ним словно стояла греческая богиня. Его глаза озарились светом понимания; щеки, еще недавно игравшие румянцем, вдруг побледнели.

– Не могу поверить, что я вам совершенно безразличен, Бернис, – довольно напряженно произнес он. – Вы были так внимательны ко мне. Но я не буду больше беспокоить вас, – добавил он с настоящей, усилием воли, офицерской четкостью. – Вы понимаете меня и знаете о моих чувствах. Они не изменятся. Во всяком случае, можем ли мы остаться друзьями?

Он протянул руку, и Бернис приняла ее, чувствуя, что это конец их идиллического романа.

– Разумеется, можем, – ответила она. – Надеюсь вскоре увидеться с вами.

После его ухода она вышла в соседнюю комнату и опустилась в плетеное кресло, упершись локтями в колени и положив подбородок на ладони. Что за развязка столь невинного и очаровательного флирта! Теперь он ушел. Она больше не увидит его и не захочет видеть его, по крайней мере нечасто. В жизни есть грустные и отталкивающие факты, и она начинала ясно понимать это.