Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

В этот самый час члены городского совета собирались в зале заседаний, как стая голодных и наглых волков, оказавшихся под одной крышей. Просторный зал с высокими окнами вдоль южной стены, с потолка свисала массивная бронзовая люстра с хрустальными подвесками. Шестьдесят шесть мест олдерменов располагались полукругом; панели из черного дуба были покрыты резьбой и отполированы до блеска; серовато-синие стены были украшены золотистыми арабесками, и все это придавало заседаниям атмосферу достоинства и величия. Над головой спикера находился громадный портрет маслом, изображавший бывшего мэра, плохо написанный, пыльный, но внушительный. Размер и форма помещения создавали резонанс, когда выступал оратор. Сегодня вечером за закрытыми окнами можно было слышать отдаленный бой барабанов и топот марширующих ног. В вестибюле перед дверью зала заседаний собралась толпа – не менее тысячи человек с палками, веревками, барабанами и волынками, которые время от времени заводили «Славься, Колумбия, счастливая земля», «Тебя воспеваю, родная страна» и «Дикси». Олдермен Шламбом, затюканный чуть ли не до полуобморочного состояния, проследовал к дверям зала в сопровождении трехсот сограждан, которые ласково предупредили его, что будут ожидать его выхода обратно. Это произвело на него самое серьезное впечатление.

– Что это? – поинтересовался он у своего соседа и ближайшего коллеги, олдермена Гэйвгана, когда оказался в безопасности и занял свое место. – Свободная страна?

– Без понятия, – устало ответил его соотечественник. – Никогда еще не видел такой банды, что орудует в моем двадцатом округе. Боже ты мой! Человеку здесь уже свое имя нельзя назвать своим. Теперь всем заправляют газеты и говорят, кому что делать.

Олдермен Пински совещался в углу с олдерменом Хоркорном; лица у обоих были кислыми.

– Вот что я скажу, Джо, – обратился Пински к своему коллеге. – Этот Лукас разбередил народ до предела. Вчера вечером я не поехал домой, поскольку не хотел, чтобы эти типы последовали за мной. Мы с женой переночевали в центре, но один из наших ребят недавно был здесь и сообщил, что уже к шести вечера вокруг моего дома собралась толпа человек в пятьсот. Что думаешь об этом?

– У меня то же самое. Я не очень-то верю в эту затею с линчеванием, но кто знает? Не думаю, что полицейские хоть как-то помогут нам. Это невиданное безобразие. Каупервуд выступил со справедливым предложением. Что с ними стряслось, в конце-то концов?

Снаружи донеслись звуки импровизированного оркестра, игравшего «Марш через Джорджию». В это время в зал вошли олдермены Зайнер, Кнудсон, Ривера, Роджерс, Тирнан и Керриган. Из новоприбывших, пожалуй, только Тирнан и Керриган сохраняли невозмутимость. Вид улиц, забитых людьми с факелами, которые украсили себя значками с виселицами, оставлял довольно серьезное впечатление.

– Вот что я тебе скажу, Пат, – молвил Улыбчивый Майк, когда они наконец протолкались к двери через толпу глумливых горожан. – На море нынче непокойно, а? Как думаешь?

– К черту их всех! – раздраженно отозвался Керриган, сердитый и решительный. – Они не управляют мной или моим округом. Я, мать их так, голосую, как хочу.

– Присоединяюсь, – сказал Тирнан и мужественно выпятил грудь. – То же самое относится ко мне. Но там становится жарковато, правда?

– Им никогда не сделать из меня труса, – ответил Керриган, заподозривший, что его товарищ по оружию мог пасть духом.

– Из меня тоже, – подтвердил Улыбчивый Майк.

Затем появился мэр в сопровождении небольшого оркестра из волынок и барабанов, наяривавшего «Привет вождю», как при встрече президента США. Он поднялся на трибуну под приветственные крики горожан, доносившиеся снаружи. В галерке наверху столпились избранные наблюдатели от народа. Когда тот или иной олдермен поднимал голову, видел море недружелюбных лиц, обращенных к нему.

– На друзей мэра нужно смотреть снизу вверх, – шепнул один олдермен другому с язвительной усмешкой.

Начались мелкие препирательства, как обычно бывало при обсуждении незначительных вопросов. Обитатели галерки получили возможность отпускать комментарии по поводу членов городского совета, делая замечания в адрес той или иной местной знаменитости.

– Это Джонни Доулинг – вон тот здоровенный блондин с круглой головой. А там Пински, глянь-ка на этого крысеныша! А это Керриган. Крепче держись за свой изумруд, Пат; у тебя не будет шансов разжиться взяткой сегодня вечером! Сегодня ты не примешь никакое постановление.

Олдермен Винклер, сторонник Каупервуда:

– С разрешения уважаемого председателя, следует предпринять меры для восстановления порядка на галерке, чтобы слушания могли проходить без помех. Мне представляется возмутительным, что при рассмотрении такого вопроса, когда интересы народа требуют самого пристального внимания…

Голос с галерки:

– Интересы народа!

Другой голос:

– Садись на место! Тебя подкупили!

Олдермен Винклер:

– С разрешения уважаемого председателя…

Мэр:

– Я прошу публику на галерке сохранять тишину для рассмотрения данного вопроса.

Аплодисменты; галерка погружается в молчание.

Олдермен Балленберг, крупный, загорелый, цветущий мужчина, сторонник Каупервуда:

– Прежде чем представить на рассмотрение совета постановление, которое носит мое имя, я прошу разрешения сделать одно заявление. Когда я внес проект этого постановления на прошлой неделе, то сказал…

Голос с галерки:

– Мы знаем, что ты сказал!

Олдермен Балленберг:

– Я сказал, что сделал это не по своей инициативе. Хочу объяснить, что я сделал это по просьбе ряда джентльменов, которые с тех пор выступали перед членами комитета, который теперь предлагает это постановление…

Голос с галерки:

– Довольно, Балленберг. Мы знаем, по чьей просьбе ты внес это постановление. Ты сказал, что мог сказать.

Олдермен Балленберг:

– С разрешения уважаемого председателя…

Голос с галерки:

– Садись, Балленберг. Дай возможность высказаться какому-нибудь другому взяточнику.

Мэр:

– Господа на галерке, прошу не перебивать выступающих.

Олдермен Хрванек, вскакивая на ноги:

– Это возмутительно! Галерка набита людьми, которые явились сюда, чтобы угрожать нам и оскорблять нас. Речь идет о крупнейшей публичной корпорации, которая долгие годы обслуживала этот город и делала это хорошо. А когда она обращается в городской совет с разумным предложением, мы даже не в состоянии нормально обсудить его. Мэр набивает галерку своими приспешниками, а газеты будоражат людей, которые тысячами приходят сюда и пытаются запугать нас. Я, например…

Голос с галерки:

– В чем дело, Билли? Ты еще не получил свои деньги?