Пак Мингю - Коврижка

— Йогурт!

Открыв дверь, я увидел йогуртную тетю. Глядя на оставленные под соседней дверью молоко и йогурт, я догадался, чем был вызван стук. «А, да», — я поздоровался с ней легким движением глаз. «Студент?» — спросила женщина. «А, да». — «Загубил, поди, желудок подножным кормом…» Пошуршав в сумке, женщина неожиданно протянула мне йогурт. «Я, я…» — «Денег не надо, не волнуйся. Просто выглядишь ты очень неважно. Давай, учись», — сказала женщина и спустилась по лестнице.

Делать нечего, я выпил перепавший мне на халяву йогурт. О его вкусе можно было сказать, что он был кислый и вместе с тем сладкий. Было такое чувство, словно что-то вроде плодового сока, который я раньше никогда не пробовал, понемногу обволакивает пищевод. Я тут же бросился к окну и закричал: «Женщина, пожалуйста, завтра принесите еще!» — «Молоко? Или йогурт?» — «Йогурт!» Черкнув что-то в маленьком блокноте, женщина улыбнулась и помахала рукой. Я тоже помахал рукой. Здорово ведь будет!

С завтрашнего дня… я тоже сажусь на йогурты.

Есть такое слово «село».

Оно известно каждому и неизвестно никому — думаю я. «А, это что-то вроде шестичасовой „Родной сторонки“, верно, да?» — так ответила мне Ким Ха Ныль, вчерашняя выпускница коммерческого техникума. Поставив на стол кофе, она прыснула. Вышло что-то между недосмешком и недопшиком. «Спасибо», — отвечаю я серьезно, как будто это абсолютно меня не касается. В точности как… девятичасовые «Вести». Прежде всего, я и должен создавать такую атмосферу. Пью кофе. «Хейзлнат».

Звонок из села я получил сегодня утром. По окончании еженедельного совещания меня в свой кабинет позвал начальник, чтобы обсудить кое-что с глазу на глаз. Затрезвонил телефон. «Алло», — ответил начальник и, недоуменно сказав: «Это тебя», передал мне трубку. «Син Сок Хён слушает». Это начальник может вальяжно отвечать: «Алло». Я же был само подобострастие. «О, Сок Хён, это ты?» — неожиданно с той стороны провода громко и жалобно… доносится совершенно не связанный с общественной жизнью Республики Корея голос. Я оглянулся и уже другим тоном произнес: «Алло».

Это был старший товарищ Ки Ха.

Есть такое слово «активисты». Оно известно всем и неизвестно никому. В точности как «село», да. «Я знаю. Это что-то вроде телепередачи „PD ноутбук“, верно?» — так думает Чон Хи Джон, которая проработала у нас уже два года. «Ты зачем перевела звонок в кабинет начальника?» — «Потому что тот господин сказал, что он по очень срочному делу». — «Тогда надо было номер у него взять». Зайдя в свой кабинет, я позвонил домой. Пи-пи-пи. Жена не подошла к телефону. Набрав около пяти цифр номера ее мобильника, я положил трубку. Возможно два варианта: либо жена в «Карфуре», либо за рулем. Я подумал, что они оба не подходят для разговора об активистах, селе и Ки Ха. Вот и все объяснение. Я посмотрел на календарь. До отпуска осталось около недели. После небольшой паузы кондиционер снова задул на полную мощность.

— Правда?!

Я уже и не помнил, когда в последний раз видел, чтобы у жены округлялись глаза. По этой причине тем вечером, в кои-то веки, мы устроили романтический ужин. В квартире площадью 112 квадратов, безупречной по всем корейским стандартам, на кухне, за обеденным столом мы пили пиво. Несколько бутылок пива из «Карфура», которые шли в нагрузку к акционным товарам… ну очень быстро они показали донышко. Наша дочка мирно посапывала. Она училась во втором классе. Уроки, домашнее задание и посещение трех платных факультативов выжимали девочку как лимон. Поговорив и выкурив по сигарете, мы сделали то, чем уже давно не занимались. «Сходи помойся», — прошептала жена, а я пригнул ее к столу и довольно грубо, как при нападении, ворвался в нее. Покорно снесла мою горячность жена. Пробиваясь сквозь толстые, заплывшие жиром ягодицы, я чувствовал, что меня ждет долгий и выматывающий, как посещение трех платных факультативов, путь. Семнадцать лет назад жена не была такой. Она была худенькой студенткой, подружкой Ки Ха.

Я встретил ее, когда учился на втором курсе. Кажется, это было в 1986 году. Да, скорее всего. В тот день, на слете ячеек активистов, она выступила с докладом. Я влюбился в нее с первого взгляда — да, можно и так сказать. Кто она? — С выскакивающим из груди сердцем… я до последнего не покидал собрание. На фуршете я узнал, что она подружка Ки Ха. Мы состояли с ним в одной ячейке, он был у нас, что называется, звездным игроком. Ки Ха неоднократно объявляли в розыск, и только одно упоминание об этом отдало в его руки ключики от девичьего сердца. Неожиданно я почувствовал, что товарищ канул в небытие, и только знамя… продолжало реять.

И вот, еще преданнее я следовал за Ки Ха. Да, странная психология, но это было так. Любой знал, какая дорожка уготована активистам: в конце концов Ки Ха был арестован и надолго закрыт в тюрьме. Между тем жизнь страны поменяла свое имя с «Военная диктатура» сначала на «Гражданская власть», а потом на «Демократия». Берлинская стена рухнула, памятники Ленину снесли, а худенькая студентка стала моей девушкой. Отлично все вышло. В конце концов на тюремном свидании я все выложил Ки Ха, а он ответил мне: «Прошу тебя, позаботься о Су Хи». Я кивнул головой. Почему же? Я хотел извиниться, а вместо того у меня вырвалось: «Спасибо». Почему же?

Курс жизни существенно изменился. Я и Су Хи сыграли скромную свадьбу, устроились в частные компании и, вдвоем проработав семь лет, смогли купить нашу теперешнюю квартиру в городе-спутнике. Я стал человеком, который подспудно мечтает не о том, чтобы изменился мир, а о том, чтобы изменился собственный статус. В какой-то осенний денек, закурив и сделав глубокую затяжку, я осознал этот факт. Жизнь уже… не повернуть вспять. Сорок лет. Товарищ вернулся из небытия, но знамя больше не реяло. Переехав в город-спутник, жена начала стремительно набирать вес.

Ки Ха был у нас в гостях всего один-единственный раз. Тогда мы с женой были заняты зарабатыванием денег и жили на съемной квартире. Ки Ха только освободился, вместе с ним был товарищ Чон. «Пришел, потому что хотел вас увидеть». Это была единственная причина его визита. В руках Ки Ха был невзрачный и оттого еще более прекрасный букет. Мой товарищ был такой до мозга костей. Мы пили, пока не завяли эти цветы. «Извини меня, брат». — Я хотел поблагодарить его, а вместо этого у меня вырвалось извинение. Почему же? Жена скрылась в уборной и долго не выходила.

Возможным этот визит сделала непорочность Ки Ха (жена мне досталась девственницей). Вы думайте, что хотите, а я думал именно так. Дойдя до нужной кондиции, товарищ Чон пламенно запел: