Пак Мингю - Коврижка

«Прием против хедлока?» — «Да, учитель». Тренер покачал головой и дал мне знак, чтобы я провел на нем захват головы. Я четко и сильно стиснул голову тренера. Он два или три раза ударил меня по спине, а потом — внезапно — применил какой-то прием. Молние… носно. Я ощутил, что парю в воздухе, и беспомощно воткнулся головой в мат. Будь пол бетонным или не подправь тренер мой полет, я наверняка бы свернул себе шею. «Вау! Что это было?» — «Бэкдроп, черт возьми». — «Бэкдроп?!» Тренер молча показал рукой на фотографию в углу зала. На стареньком снимке, победно вскинув руки, стоял мужчина в чемпионском поясе. «Это Железный человек, Лу Тез, именно он придумал бэкдроп». Железный человек улыбался.

Благодаря бэкдропу Лу Тез стал легендой современности. Сначала Лу Тез обхватывал поясницу противника, сделавшего ему захват головы, а потом луком изгибал свою спину, силой упругости повергая противника на землю. Ни один рестлер того времени ничего не мог противопоставить этому приему. Чемпионский пояс… поэтому он всегда доставался Железному человеку. Примерно такое объяснение выслушал я, но, судя по всему, это касалось только противников из одной весовой категории. «А что делать, если у противников разный вес, допустим, как у меня и Халка Хогана?» — «Что? Против Хогана? М-да. Если такая разница в весе, то, как говорится, против лома нет приема». Я полностью согласился с мнением тренера: «Надо же». И…

Словно я попался на бэкдроп…

У меня проявились последствия хедлока. В начале последнего семестра я перебрался жить в «Йоркшир» [19] Название общежития. , тогда-то «хедлочный» синдром и дал о себе знать. Обстановка стала еще более благонравной, и я превратился в человека слез: раньше я постоянно занимался мастурбацией, а теперь без конца лил слезы. Я снова попробовал принимать транквилизаторы, но они не помогали. Я писал диссертацию, проводил опыты, боролся с научными трудами и данными, а вернувшись в общежитие, рыдал часами напролет. В мою комнату заползла гремучая змея рыданий, которая нередко потрескивала трещоткой галлюцинаций и раздвоения личности на кончике своего хвоста. Я не знал, почему проявился синдром. Нет, поэтому… я знал причину. И так… именно тогда… я распорол свою футболку и начал шить из нее маску. Раньше я никогда не брал в руки иглу и нитки, поэтому сшить маску, которая была бы как раз по моему лицу, оказалось не так легко, как я думал. Худо-бедно маска была готова. И…

Начались нападения.

Я расчетливо выслеживал жертву и… совершал нападение. Строго под покровом ночи. По возможности я выбирал объект, с которым у меня была разница в весе, как между Хоганом и мной, поэтому в большинстве своем мои жертвы были хилыми. Однажды я отправился на своей машине в Бостон и два часа рыскал по переулкам, чтобы совершить нападение на женщину. Нападение… одним словом, я делал хедлок. Шесть нападений последовали друг за другом. Шесть жертв, все, как один, ревели, я же чувствовал… даже не самодовольство, радость или упоение, а… просто, что я делаю то, что должен. Словно… словно я стал щелкунчиком.

Первым объектом был студент из Бангладеш. Его звали то ли Чен, то ли Чан, почему-то он производил впечатление очень мягкого человека. В университете, в укромном месте… я отправил его в обморок. Он примерно десять раз просипел: «Виноват, пощадите», после чего его тонюсенькие ручки-ножки разом обвисли. Национальную принадлежность второго объекта я не смог определить, а следующими жертвами стали нигериец, китаец и выходец из Индонезии. Та женщина из Бостона… между прочим, она была латиноамериканской наружности.

Во время бостонской вылазки я нарвался на полицию. Угораздило же, — подумал я, но деваться было некуда. Два копа уже вышли из полицейской машины с включенными мигалками и взяли меня на мушку. Кхек-кхук-тхэк-тхик-кхак (Спасите!) — хрипела женщина. Мне конец, — отчаялся я, однако — «Это же хедлок!» — убирая пушку, так сказал жирный коп. «Точно, хедлок!» — сказал его напарник и с улыбкой опустил пистолет. Я обалдел, а жирный коп, посветив в мою сторону ручным фонариком, спросил: «Что, латиночка?» Я кивнул. «Бог в помощь!» — пожелали мне копы и уехали.

Вот как! Для меня это было откровение. Вернувшись из Бостона, я понемногу осмелел, ведь я получил жирный намек на то, что этот мир даже не потворствует, а благоволит хедлоку. И я поставил нападения на поток. Одних приятелей тошнило, другие мочились, а кое-кто страстно ласкал мой пенис, как я когда-то. Одна домохозяйка, на которую я напал на парковке «Уолмарта», ухитрилась просунуть свою руку под мои штаны и вонзить свой палец прямо мне в анус. Исподволь я… начал постигать что-то вроде хедлочного кайфа. Это было похоже на наркотическое опьянение. Количество нападений уже перевалило за две сотни, а я не мог остановиться. «Слушай, ты уже прославился!» — однажды сказал мне тренер, принимая душ. «Надо стараться», — ответил я, намыливаясь. Только утром того дня я вырубил трех иностранных студентов. Глядя, как они задыхаются и теряют сознание, я чувствовал, что международное сообщество накрывается медным тазом. Их беспомощность вызывала во мне жалость, но я ничего не мог с собой поделать. Эй, друг…

Ты же тоже?

Прошло девять лет. А не было ли это сном? — с такой мыслью я не расставался на протяжении этих девяти лет. Нападение, которому подвергся я, и 253 нападения, совершенных мной… вспоминая американскую стажировку, я думаю, что они не могут не быть равносильными. Вернувшись в Корею, я устроился на приличную работу, женился, и Бог дал нам двух детей. Только глядя на чистые лица младенцев, мирно сопящих во сне, я смог стряхнуть с себя хедлочное наваждение. Если бы я мог, я хотел бы отправить письма с извинениями всем 253 пострадавшим. Нет ничего дороже Господа Иисуса. Дороже Иисуса нет. Вместе с женой… я вскоре стал диаконом.

Это же хедлок! — На работе, да и везде, я регулярно мог наблюдать сцены нападения. Хедлок-лекции, хедлок-семинары, хедлок-молебны, хедлок-конференции и даже хедлочные мастер-классы — теперь хедлок стал неотъемлемой частью южнокорейского культурного быта. Однако корейский хедлок вызывал у меня лишь саркастическую ухмылку. С точки зрения прародителя… он находился на смехотворном уровне. «Главное — не техника. Здесь рулит сила», — с улыбкой подсказывал я своим сослуживцам.

Назначение в индонезийский филиал я получил в сентябре прошлого года. Перевод с повышением, пусть он вызывал всеобщую зависть, но мне пришлось оставить жену и детей и сесть в самолет одному. В атмосфере, безучастно созерцая синее вечернее небо, я вспомнил о годах, проведенных в Америке. Виной тому не было ни ощущение полета, уже успевшее позабыться, ни тревога, ни предстоящее одиночество зарубежной жизни. Просто в тот момент… словно я заглянул в прошлую жизнь, перед моим взором разом предстал весь пройденный мною жизненный путь. Ведь с высоты атмосферы… все земные дела видны как на ладони.