Пак Мингю - Коврижка

В Джакарте я встретился со своим предшественником. «О, я принял вас за атлета!» — щупая мой бицепс — на мне была рубашка с коротким рукавом — он, по всей видимости, был в восторге. «Я очень люблю спорт». Кушая экзотическое блюдо с ананасным ароматом, мы очень долго — с точки зрения предшественника и преемника — беседовали о том, о чем должны были беседовать предшественник и преемник. «Самое главное, должен я сказать, это — туркать их — птыц!» — сказал мой предшественник, отхлебнув поданного на десерт мангового шербета, и внезапно обозначил попытку провести хедлок. «Тыдыц?» — переспросил я, тоже изобразив хедлок. Он снова показал хедлок и сказал: «Птыц!» — «А, вот как!» Джакартское солнце сигало на тарзанке над нашим столиком под открытым небом. Почему-то я подумал, что к солнечным лучам примешан ананасный аромат. «Примите мой подарок», — я протянул своему предшественнику дорогой набор козинаков из грецкого ореха, купленный в аэропорту. «Вот это да! — воскликнул предшественник, хлопая в ладоши. — Когда же я ел такое последний раз?» Сразу на месте мы съели по несколько козинаков. Солнце продолжало экстремалить: порой тарзанка отвязывалась от его лодыжки и его голова разбивалась вдребезги об асфальт. Ослепительный солнечный мозг окрашивал улицу в белый цвет.

Моя индонезийская жизнь быстро вошла в наезженную колею. Моей обязанностью было досконально следовать указаниям главного офиса, то есть я скорее стал надзирателем, нежели управленцем. Мне предоставили служебное жилье с домработницей и личным водителем, так что я мог наслаждаться относительно роскошной жизнью. Домработница была родом из Суматры и умела готовить чудные блюда, которыми славился Паданг, кроме того, в угоду моему предместнику она освоила несколько корейских блюд, придав им некоторую пикантность. Если не считать тоску по жене и детям, больше ничто не доставляло мне неудобств.

Два раза в неделю я инспектировал завод на юге страны, на выходных с удовольствием проводил досуг в Коте — промышленном районе на севере — и в Анколе — увеселительном районе, время от времени отправлялся с водителем порыбачить на морском берегу близ Малакки. Водителя звали Хатта, он был уроженцем Джакарты. Этот молодой человек отличался сообразительностью и атлетичностью. В Коте я угощал его китайской кухней, поэтому он с неподдельной радостью сопровождал меня. «Директор Чон, поначалу я принял вас за рестлера», — поедая креветки в кляре, однажды сказал Хатта. В моей памяти снова всплыли воспоминания о хедлоке и нападениях. Моя голова… Она немного заболела.

«Хатта, слушай». — «Да». — «У меня есть просьба». — «Да, какая?» — «Тебе будет несладко, но я щедро заплачу». На песчаном пляже я сделал Хатта хедлок. Пусть это случилось по предварительному сговору и обоюдному согласию, но все же я испытал мощнейший хедлочный кайф. Из глотки Хатта вырвался какой-то хрип, и откуда-то раздался сильный запах ананаса. «Ты в порядке?» — Я сунул Хатта толстую пачку долларов, когда тот пришел в себя. Хатта состроил злую, горькую и раздосадованную мину, но по мере того, как он пересчитывал доллары, на его лицо возвращалось обычное выражение. Поскольку он пожаловался на головную боль, на обратном пути за руль сел я. Дома меня дожидался роскошный ужин, приготовленный домработницей Андиной. У меня было прекрасное настроение.

Вскоре это стало моей неотъемлемой привычкой. Я делал хедлок Хатта, нескольким молодым людям, которых приводил Хатта, а также Андине. Конечно, никто не жаловался, ведь я платил им сполна. Хатта страстно увлекся спортом, у Андины стали краше наряды — и это все, что изменилось. Из головного офиса пришел приказ об увеличении рабочего дня с нового года. Этот приказ вызвал протесты рабочих, однако те быстро образумились. «От долгой работы у меня болит голова». Нескольким сотрудникам, которые жаловались на головную боль, я — тыдыц! — сделал хедлок. На этом все и закончилось. Я снова ездил на рыбалку, занимался шопингом, развлекался в клубах и наслаждался хедлоками. Это были безмятежные дни. Моей жене очень понравились ткани и национальные сувениры, которые я купил на художественном рынке в Анколе. «Большое спасибо! — написала она, приложив к письму фотографию подросших детей. — Ты здоров, у тебя все хорошо?» — «Конечно», — ответил я и…

Подумал, что…

Мне больше ничего не остается. Снова увидеть грецкий орех и… постоять под ним мне довелось, когда мы с Хатта возвращались из популярного ресторана рядом с портом Танджунг-Приок. «Секундочку, это что? Смотри, Хатта. Это что за дерево?» — «Это же грецкий орех», — ответил Хатта. Остановив машину, я с восторженными возгласами дошагал до дерева. Высота дерева превышала двадцать метров. «Неужели грецкий орех так сильно вырастает? В основном, да?» Закуривая «Кретек», Хатта кивнул. «Ничего себе!» — не уставая восхищаться, я тоже закурил «Кретек». Ого! Верхушка дерева слилась с солнцем… так что я совсем не мог разглядеть ее. Пронзительно заболела голова.

Получив двухнедельный отдых на Рамадан [20] Исламский праздник. , я вернулся в Корею. После долгого расставания свою семью я узнал еще издали с первого же взгляда, словно они были двадцатиметрового роста. Похожие на древесный сок слезы навернулись на глаза жены. Похожие на древесный сок слезы, казалось, скоро появятся и на моих глазах. Я потрепал щеку своего старшего, окрепшего до неузнаваемости. «С прошлого месяца он ходит на хедлок-факультативы», — сказала жена. «Так держать!» — Я кивнул головой. В субботу после обеда мы отправились на наш пригородный участок, доставшийся по распределению и выкупленный на деньги жены, когда нашему старшему исполнилось два года. Между тем несколько посаженных тогда куцых саженцев уже налились силой, а пространство между ними заняли овощные грядки. Деревца, посаженные в честь первого и второго ребенка, подросли на столько, на сколько подросли дети. «В этом году давай посадим грецкий орех», — неожиданно вырвалось у меня. Желание какого-нибудь начинания… в тот миг оно — чувствовал я — крепко созрело. «А можно?» — сказала жена.

Той ночью мне приснился сон. Действие разворачивалось в Америке. По завершении отпуска у меня была запланирована командировка в Силиконовую долину, во сне я уже приступил к выполнению порученного мне задания. То есть у меня было чувство, будто я заранее вижу то, что произойдет через десять дней. Закончив дела, я вернулся в гостиницу — естественно, там все дышало непревзойденной благонравностью, — принял душ, посмотрел новости, а после взял небольшую книгу карманного формата и предался чтению. Это был «Человек-овощ» Джона Эллиота (оказывается, книга называлась «Овощ»), я начал читать с того места, где была загнута страница. Упав в ущелье, главный герой стал человеком-овощем и, в конце концов, благодаря неимоверным усилиям занял место председателя Овощной ассоциации штата Северная Каролина. Вот и весь литературный сюжет. «Подумаешь, председатель», — пришла мысль в голову спящего я, однако я из сна не испытал особых эмоций. Отложив книгу, я приступил к упорным тренировкам. Как в самый разгар моих занятий в реслинг-хаусе, мои бицепсы были готовы лопнуть, но не лопнули, а начали вздыматься. Я был невероятно серьезен и решителен.