Людмила Уварова - Сын капитана Алексича

— Ладно, — оборвал его капитан. — Я тебе не картина, не разглядывай!

Петрович походил по комнате, зачем-то потрогал гирю часов, одернул скатерку на камоде.

— Ему у тебя хороню будет…

Они подъехали к Огурчикам на попутном катере. Дорога вела от берега в гору. Петрович шел очень медленно, то и дело останавливаясь.

Капитан легко подбежал к нему, взял под руку.

— Держись!

Он чувствовал себя бодрым, почти молодым, словно и не прожил на свете пятьдесят лет с добрым гаком.

Петрович молча повел на него хитрым глазом:

— Я-то продержусь как-нибудь, а вот ты-то не дрейфь, слышишь?

— Слышу, — ответил капитан и помрачнел.

Петрович угадал: капитан и хотел этой встречи, и не на шутку боялся ее.

Вася повстречался им возле дома. Шел медленно, обеими руками прижимая что-то к груди.

— Вася, постой! — крикнул издали Петрович.

Вася остановился.

— Мы к тебе, — сказал Петрович, подойдя ближе. — Как, принимаешь гостей?

— Идемте, — сказал Вася.

Дом был просторный, рубленный «в лапу», с флюгером на крыше. Горница большая, светлая, вдоль стен полки с книгами, в углу тумбочка, на ней множество ящиков и картонок.

— Дед травы собирал, — шепнул Петрович капитану. — В ящиках этих у него трав видимо-невидимо.

Вася подошел к почке, нагнулся, осторожно опустил руки.

Маленький, белый в коричневых пятнах пес сел перед ним на задние лапы. Черные, словно бусины, глаза его блестели.

— Мы у фельдшера были, — сказал Вася. — Он лапой в капкан угодил…

— Вот как, — сказал капитан.

— Да, — сказал Вася. — Такой веселый, все ему надо, ничего не пропустит.

Петрович откашлялся для солидности.

— Ладно. Об этом после, а теперь давай о деле…

Вася удивленно поднял на него глаза:

— О деле?

Однако ни о чем больше не спросил, сел за стол, как и подобает хозяину.

«Солидно держится, словно большой», — одобрительно подумал капитан.

Вася нравился ему все больше. Еще тогда, в больнице, он, что называется, упал ему на сердце, и теперь чем больше он глядел на него, тем сильнее чувствовал — все в этом мальчике по нем, даже его молчаливость, даже кажущаяся неприветливость…

Сперва Вася удивился. Удивился и серьезно, без улыбки взглянул на капитана.

Стало быть, этот чужой старый человек, капитан «Ястреба», предлагает ему жить вместе с ним? Он хочет, чтобы Вася стал ему сыном?

Все это было так неожиданно, что Вася растерялся и не мог произнести ни слова.

А Петрович, старый искуситель, соловьем разливался:

— У Афанасия Данилыча тебе хорошо будет — и учиться пойдешь в городскую школу, и семья у тебя будет какая-никакая, душа у капитана золотая, добрая, ничего для тебя не пожалеет, будет тебе отцом самым что ни есть показательно-образцовым!

Капитан ежился от лестных слов, вздыхал, отводя глаза. Никто никогда еще не говорил ему в лицо столько приятных вещей, и, по правде сказать, он никак не ожидал, что малоразговорчивый Петрович может так горячо и, по-видимому, искренне выхвалять его необыкновенные качества.

Вот уж поистине, тридцать лет вместе щи хлебал, а кто таков, так и не знал.

И себя, очевидно, тоже не сумел познать как следует. Неужто и впрямь он такой необыкновенный, замечательный и душа у него золотая?

Не выдержав, он встал, прервав излияния Петровича:

— Будет тебе, кончай культ личности.

Подошел к собаке, лежавшей возле печки.

— Как лапа-то? Заживает?

— Конечно, — ответил Вася. — Фельдшер говорит, недели через две опять прыгать будет…

Черные влажные собачьи глаза смотрели на капитана с привычной преданностью. Он провел рукой по голове собаки.

— Как зовут?

— Тимкой. Тимофеем.

Тимка вдруг живо опрокинулся на спину, показав розовый живот в мелких черных пятнышках.

— Вон ты какой ловкий…

Капитан почесал Тимкин живот. Закрыв глаза, пес от удовольствия подрыгивал задней лапой.

— Он на задних лапах ходить умеет, — сказал Вася. — Вот увидите, как поправится.

— Охотно верю, — сказал капитан и покраснел: слова эти показались ему какими-то выспренними, неестественными, словно он и сам не знает, что сказать этому мальчику и вообще каким тоном говорить с ним.

— Постойте, — сказал Вася. — Я вам еще что покажу…

Он метнулся из горницы в сени. Потом тут же вбежал обратно, держа в руке голубя. Одно крыло у голубя было ниже другого.

— Это Тимкин первый друг…

Голубь встал на голову Тимки и словно застыл на миг.

И Тимка лежал не шевелясь, как бы боясь потревожить птицу.

— Большое у тебя хозяйство, — заметил Петрович.

— Мальчишки ему крыло подбили, — сказал Вася. — А вообще-то он тоже умный…

— Как зовут? — спросил капитан.

— Еще не придумал. Просто голубь.

Теперь Вася смотрел только на капитана и обращался к нему одному.

— Еще у меня кошка есть…

И в первый раз за все время, что они были здесь, улыбнулся. Капитан увидел, что зубы у мальчика редкие, со щелочкой между двумя передними.

Вася открыл дверь, позвал негромко:

— Мурка, ты где?

Вбежала кошка, серая, с большими ушами и тонким хвостом, по правде говоря — не из красивых. Потерлась облезлым боком о Васины ноги, обнюхала Тимку, все еще лежавшего на полу и, не обратив никакого внимания на голубя, улеглась рядом с собакой.

— Хорошая кошечка, — неискренне похвалил Петрович.

Вася сказал гордо:

— Она тоже очень умная…

— Наверно, — сказал Петрович. — Как же иначе?

И отвернулся. Капитан знал: он терпеть не может кошек.

— Так как же? — спросил Петрович немного погодя, сердито глядя на кошку, собаку и голубя: черт бы их побрал совсем, только отвлекают от серьезного разговора.

Вася молчал, водя пальцем по чисто выскобленному столу.

— Не знаю, ничего я не знаю…

— А все-таки, — не отставал Петрович. — Ты же сам понимаешь, одному тебе никак нельзя оставаться, а у него тебе будет хорошо, уж поверь мне, я знаю.

Он бы, наверное, опять начал говорить без конца об одном и том же, но капитан решительно остановил его.

— Ладно, — сказал капитан. — Ты, Вася, поговори, посоветуйся с людьми, с учителем, еще там с кем. Брату напиши, если хочешь.

— Брату? — спросил Вася. — А я его адреса не знаю.

— Он что, не пишет вам? — спросил Петрович.

— Не знаю, может, и писал дедушке, только я не помню…

— В общем, решай, — сказал капитан. — Твое дело, как скажешь, так и будет.

Петрович неодобрительно покачал головой. Нет, видно, никогда из капитана не получится дипломата. Привык рубить сплеча и думает, иначе никак невозможно, чудак человек, одно слово!

— Пошли, — сказал ему капитан, напоследок посмотрел на Васю и повторил: — Как скажешь, так и будет!

Спустя некоторое время капитан записал в летописи:

«Сегодня Вася переехал ко мне. Сперва он сам пришел и сказал, что учитель и фельдшер советуют ему переехать ко мне. Правда, он не сказал, что и сам хотел бы жить у меня. Я ждал, что он скажет, но он не сказал. Он — искренний, это хорошо.