Миклош Залка - Осада

— Всем в укрытие! До моего выстрела никому огня не открывать! Никто ни выстрела! А затем весь огонь сосредоточить по пехоте! — хриплым, прерывающимся голосом скомандовал офицер.

Унтер Буйдошо, оказавшись за спиной командира, более громко повторил его приказ. В голосе его чувствовалась тревога. Повторив слова подпоручика, унтер чуть тише добавил:

— В штаны только не наложите от страха!

Танк тем временем, объехав нагромождение скал, из-за которых он появился, громыхая и фыркая, полз ко второму повороту дороги.

Подпоручик, казалось, остолбенел; проглотив половину приказа, он выкрикнул:

— …Подготовить зажигательный снаряд!..

После секундного замешательства унтер Буйдошо передал приказ дальше, но в такой форме, будто он выслушал его до конца:

— По движущемуся танку… прямой наводкой… зажигательным…

«Молодец унтер…» — мелькнуло в голове у офицера.

Уверенная, отданная строго по-уставному команда Буйдошо успокаивающе подействовала на самого подпоручика. «Его нужно будет повысить в звании…»

Снаряд почти беззвучно скользнул в ствол орудия. На лоб офицера набежали морщины, сощурив глаза, он впился ими в приближавшийся танк, а спустя несколько секунд громко выкрикнул:

— Огонь!

Пушка оглушительно выстрелила. Передняя часть танка поползла вверх, но тут же опустилась на присыпанные снегом кусты. Ствол танковой пушки смотрел в сторону рощицы, а сама стального цвета махина в сумерках казалась черной громадиной.

Морщины на лбу Иштвана Надя разгладились. Он облизал губы и с волнением ждал, когда из пробоины вырвется сноп пламени.

Однако танк почему-то не загорался; офицер же до боли в глазах смотрел на него.

— Огонь! — дико заорал Буйдошо.

Пушка выстрелила.

Тем временем солдаты противника, следовавшие за танком, рассыпались и укрылись за кустами, а когда по ним начали стрелять, сами открыли огонь и, искусно применяясь к местности, доползли до первых деревьев и спрятались за их мощными стволами.

Подпоручик все еще не спускал глаз с танка. «Бронебойным надо бы…» — осенило вдруг его. Охваченный злостью, он с такой силой стиснул зубы, что даже почувствовал боль в челюсти.

Заглушая стрельбу карабинов, послышался какой-то звук в танке, сопровождаемый негромким скрежетом.

Унтер был начеку и, не дожидаясь приказа офицера, скомандовал:

— Захватить танкистов! Делай, как я!

Вскочив на ноги, Буйдошо выпрыгнул из окопчика на бруствер и, окинув беглым взглядом позицию, крикнул:

— За мной! — И побежал к танку.

Солдаты повскакивали с земли. Помощник наводчика сначала недовольно покосился на офицера, а затем и сам побежал вслед за своими товарищами.

На огневой позиции остался один Иштван Надь. Уставившись неподвижным взглядом на танк, он крепко сжал зубы. Желваки под его щеками заходили так быстро, будто он жевал жвачку. Солдаты тем временем бежали к танку. Иштван Надь со своего места не мог видеть того, что происходило за танком. Он заметил только, что унтер с ходу выстрелил под танк из пистолета. И в тот же миг из-за кустов раздалась автоматная очередь. Буйдошо камнем упал на землю, а Макра как-то странно подпрыгнул, задергав ногами в воздухе, и как оглашенный заайкал. Несколько солдат упали на землю, а человек пять-шесть растерянно заметались из стороны в сторону, но вскоре и они залегли.

Иштван Надь наблюдал за всем этим, скрипя от злости зубами. Как ни старался, он никак не мог отыскать глазами укрывшегося за кустарником вражеского автоматчика. Его солдаты вели по нему огонь, стреляя в том направлении, но он лично там никого не видел. Буйдошо прополз немного вперед. В этот момент с другой стороны дороги раздалась другая автоматная очередь, однако подпоручик, посмотрев туда, и там никого не заметил. Его солдаты выстрелами из карабинов отвечали на короткие очереди русского автоматчика. Один из солдат пополз к танку и, добравшись до дороги, приподнялся и с колена бросил ручную гранату, которая перелетела через танк, и, проследив за ее полетом, быстро залег.

Граната разорвалась, сорвав снежную пыль с кустарника. Автоматные очереди прекратились. Замолкли и карабины. Макра жалобно стонал.

Безграничное чувство злобы, переполнив офицера, наконец-то, ища выхода наружу, прорвалось.

— …Мать вашу так! — выкрикнул подпоручик несколько раз, а затем уже значительно тише добавил: — Прошу вас!..

Достав из кармана носовой платок и вытерев пот со лба, он громко позвал:

— Буйдошо!

Однако никакого ответа он не получил. Стоны Макры раздражали офицера. Сунув платок в карман, Иштван Надь выкрикнул, стараясь придать своему голосу командирскую строгость:

— Встать!

Однако солдаты продолжали лежать на земле. Пошевелился лишь один Макра. Он поднял голову и даже попытался встать на колени, но тут же свалился на землю.

Иштван Надь невольно вспомнил ЧП на учебном стрельбище, и все в нем мгновенно возмутилось.

— Встать! — заорал он. — Это вам не учебное стрельбище! Встать, мерзавцы! Разве вы не слышите, что я приказал?!

Дрожащими пальцами он схватился за кобуру. «Я вам сейчас покажу!» — решил он и, выхватив пистолет, дважды выстрелил в воздух.

Вслед за этими выстрелами на время установилась полная тишина. Однако солдаты не шевелились, отчего в душе у офицера снова ожили воспоминания об учебных стрельбах. Он быстро окинул взглядом распластавшихся на земле подчиненных. По спинам он не узнал ни Закса, ни других солдат, которых он обучал стрельбе.

«Их нужно во что бы то ни стало поднять…» — сообразил он, решив, что в свое время, обучая и воспитывая их, он, видимо, допустил какую-то серьезную ошибку.

А тогда на стрельбище, можно сказать, произошло настоящее ЧП. Иштвану Надю показалось, что его допризывники действовали недостаточно быстро и ловко для венгерских парней, и поэтому он приказал продолжать занятия даже после их окончания, а когда парни и после этого не проявили нужного усердия, начал над ними измываться. Однако после команды «Ложись!» по команде «Встать!» никто из новичков не соблаговолил подняться с земли, да и его собственные ученики не торопились выполнить его приказ, что окончательно сразило Иштвана Надя. Во всяком случае, он решил официально наказать только новичков, а своих гимназистов после долгого и мучительного раздумья наказать собственной властью, влепив провинившимся по колу: двоим — по венгерскому языку, а двоим — по истории, с тем чтобы и тем и другим было бы что исправлять до экзаменов на аттестат зрелости, а помимо этого каждый из них должен был по пять раз написать в своей тетради следующее предложение: «История учит нас, что без твердой дисциплины и беспрекословного повиновения нашей нации грозит гибель. Невыполнение приказа равносильно предательству и должно быть чуждо характеру истинного венгра, а если нечто подобное произойдет среди моих подчиненных, то я буду немедленно и решительно пресекать подобные поползновения».