Миклош Залка - Осада

Однако происшедшие изменения в военной обстановке отсрочили приведение в исполнение этого наказания, да и сами экзамены тоже. Стоило только Иштвану Надю вспомнить вышеприведенный текст, как он моментально сообразил, что сам должен действовать тоже решительно. От сознания этого он даже вздрогнул. Ему хотелось каким-то образом вытащить парней из этой передряги, хотя он и понимал, что такой возможности у него нет сейчас, да и позже не будет. Медленно переставляя ноги, он пошел по окопу.

«Все они еще зеленые юнцы…» — думал Надь, понимая, что признание этого факта ничего не изменит. «Батарея и тогда остается батареей, когда она состоит всего из одного орудия…»

Шел он медленно, явно не торопясь. «Да и этот Буйдошо тоже хорош…» Подпоручик тряхнул головой, словно отгоняя этим от себя саму мысль, что унтер способен на решительный шаг. Он почти совсем не знал своего взводного, хотя на фоне наспех сколоченного коллектива батареи Буйдошо и казался крепким молодцом, который с первого раза прекрасно справлялся с этими желторотиками. «Он, по-видимому, убит…» Стоило только офицеру подумать об этом, как ноги его моментально налились свинцом. «Такое вполне могло случиться…»

Услышав за своей спиной шорох, офицер мгновенно замер и повернул голову в ту сторону, но ничего подозрительного не заметил. Глядя мимо орудия, он снова увидел внизу долину.

Правда, из-за сгущающихся сумерек отдаленные дома уже нельзя было различить. Взгляд подпоручика снова перескочил на орудие, и снова он подумал о том, что позиция выбрана им превосходно, и ему захотелось, чтобы его снова охватило то радостное чувство, какое он испытал, когда солдаты закатывали пушку на огневую позицию.

И тут Иштван Надь вспомнил, как во время обеда кто-то из солдат, глядя на городок, раскинувшийся внизу, сказал, вспомнив один из эпизодов отечественной истории:

— Вот теперь и мы будем защищать свой город, как это делали некогда витязи из Вегвара.

— И мы сможем туда стрелять? — вдруг спросил другой солдат, в голосе которого не чувствовалось уверенности.

— Отсюда мы можем вести огонь в любом направлении, так как огневая позиция выбрана правильно и в то же время защищена со всех сторон, — ответил ему Иштван Надь, желая этим хоть как-то подбодрить своих вояк.

— Господин подпоручик… — Спрашивавший на миг замолк, а затем все-таки договорил фразу до конца: — Но ведь мы живем в этом городе, там у нас…

Иштван Надь вытаращил на солдата глаза.

— Если потребуется, я сам выстрелю из орудия по собственному дому, — решительно произнес он.

Солдаты же на это лишь растерянно заморгали глазами.

Сейчас офицер и сам удивился тому, что до сих пор он как-то ни разу не подумал об этом.

«А такое вполне может произойти…» — сообразил Надь и пошел дальше, все быстрее и быстрее переставляя ноги.

Ближе других солдат к командиру оказался Закс, лежавший в ячейке широко раскинув ноги и повернув набок голову, с которой чуть съехала каска.

— Вставайте, Закс! Жизнь неповторима!..

Однако парень даже не пошевелился. Это настолько разозлило офицера, что он пнул его ногой по каске.

— Оглох ты, что ли?! — дико заорал Надь.

Голова Закса уткнулась в землю. Только тут Иштван разглядел на шее солдата красное пятнышко величиной с монету, которое в сумерках казалось почти черным.

— Боже милостивый, — испуганно пробормотал Иштван Надь. Он вспомнил, что ему в таком случае следовало бы перевернуть убитого на спину и закрыть ему глаза, но он брезговал прикоснуться к мертвому. — Простите меня, Закс… — еле выдавил он из себя.

Офицер с трудом взял себя в руки. Выпрямившись, он задумчивым взглядом посмотрел на дорогу и чуть выше ее и тут же вспомнил выражение лица солдата, когда тот бросал в танк гранату. «Бросил он ее, а потом все стихло…»

Во рту у подпоручика пересохло, он с трудом сглотнул слюну и с подозрением посмотрел на засыпанные снегом кусты по ту сторону дороги, а затем уже и на сам танк. Он боялся, что в кустарнике кто-то спрятался. Сняв пистолет с предохранителя, он изготовился к стрельбе и, осторожно ступая, двинулся к танку. Под днищем танка лицом вниз лежал русский танкист, зажав в руке пистолет. Запасной люк на днище был открыт. Иштван Надь лег на землю и заглянул через люк внутрь, откуда сильно воняло горелым маслом.

«Остальные, видимо, удрали», — решил он.

В этот момент он услышал звук бегущих шагов.

Быстро выдернув голову из люка, он так сильно ударился затылком о днище танка, что на какой-то миг даже потерял сознание.

Когда же он очнулся, то услышал, что шаги отдалялись от него. Подпоручик не без труда вылез из-под танка. Первое, что он увидел, были фигурки его солдат, которые бежали прочь от позиции.

— Стойте! Мерзавцы, остановитесь! Я вам приказываю!..

Хорошо сознавая, что бегущих в тыл солдат уже ничем не остановить, он все же выстрелил из пистолета в воздух. Сумерки поглотили бежавших. Тяжело дыша от охватившей его злости, подпоручик начал пересчитывать убитых. Насчитал девять своих солдат и двух русских. Остальные, видимо, разбежались.

«Выходит, из пятнадцати человек шестеро оказались трусами…» Тяжело вздохнув, офицер покачал головой, не понимая, как они могли нарушить присягу и изменить отечеству. На сердце было тяжело, а голова, казалось, раскалывалась от нелегких дум.

Чувство ответственности привело его в себя.

Спотыкаясь почти на каждом шагу, подпоручик подошел к полевому телефону, установленному на огневой позиции. Докладывать о бегстве подчиненных ему отнюдь не хотелось, и он тут же решил про себя: «Все они погибли… Одни красиво, смертью героев, другие — как трусы…»

Набравшись смелости, он взял в руки телефонную трубку и доложил о том, что он лично подбил вражеский танк, а затем вступил в неравный бой с превосходящими силами противника, в ходе которого потеряв всех своих солдат, остался один-одинешенек, но позиции не оставил и находится возле орудия.

— Продолжайте держаться. Высылаем вам подкрепление, — прохрипел голос из трубки.

С облегчением Иштван Надь положил трубку на телефонный аппарат. Подумав о своих дезертирах, он презрительно скривил губы.

Вспомнив о том, что во фляжке еще оставался ром, офицер отпил несколько глотков, чувствуя, как приятное тепло разливается по всему телу, а затем почувствовал, что он голоден. Достав из кармана ломоть хлеба, который у него был, он отломил небольшой кусочек и начал медленно жевать. «Все в нем имеется: и отруби, и кукуруза, только пшеничной муки нет ни единого грамма…» Захотелось узнать, какой хлеб выдают немецким солдатам. Поняв всю нелепость своего желания, офицер удивленно вскинул брови и почему-то вспомнил слова капитана: «Господин подпоручик просит «Бофорса», а ведь такие пушки имеются только у немцев. Нам они таких орудий не дают». Доев хлеб, он отпил из фляжки еще несколько глотков рома, чувствуя, что начинает хмелеть.