Лариса Федорова - Не лги себе

— Одну минутку, Шахназ.

— Покажите письмо. Если можно.

— Детский почерк, Шахназ. Ничего тут не узнаешь.

А пальцы торопливо перебирают блокнот, командировку, носовой платок, паспорт. Ага, вот оно! Не вынимая его из сумки, я приложила к нему четвертушку белой бумаги.

Ну, не такая она дура, как я думаю. Названия поездов написаны небрежно, буковки средние, да и много ли их, чтобы сравнить с анонимом! К тому же письмо написано фиолетовыми простыми чернилами, тогда как у дежурной ручка заправлена зелеными.

Я щелкнула замком своей сумки.

— Не стоит пачкаться, Шахназ. Лучше поговорим о Рашиде. Почему вы расстались?

— Что о нем говорить. Что было, того не вернешь. Дети у него.

Слишком разумно, чтобы я поверила. Ждать от нее полной откровенности тоже наивно, не подруга ведь.

— Я слышала, мать его настояла на этой женитьбе.

— Чего на мать сваливать. Не захотел — не женился бы. Покорности искал, вот и вся причина. Наши мужчины покорность любят. С этого и начались наши ссоры. Еду на совещание или еще куда — не езди, там мужчины будут. Что бригадир я — тоже нехорошо, слишком на виду. За границу меня пригласили — откажись! Поехала, вернулась, а в его доме Фатима…

— Значит, он любил вас. Ревновал.

— Вы думаете? — спросила она с надеждой. — Любил — и женился на другой? Так бывает?

— Да. По глупости. И тогда говорят, что сделали это из принципа. Он говорил вам это?

— Больше мы не встречались, — тихо сказала Шахназ. — Только в магазине. При всех…

Потупившись, она перебирала розовые бусы. Воплощение скорби и женственности. И все-таки наш век — это век контрастов и придирок. В скорбный облик Шахназ вдруг ворвались ее неприкрытые колени. И тут же услужливая память вывела мне из давности другую девушку — одну министерскую «юнону», секретаршу по имени Люся. Совершенно необъяснимо, почему она решила при мне принять ванну. В зеленоватой воде она лежала, как статуя. Топорщились ее маленькие розовые груди, очень маленькие по сравнению с большим, несколько глуповатым, каким-то непропеченным бледным лицом. Но главным очарованием во всей ее обнаженной фигуре были даже не груди, а ноги. У меня нет слов описать, как были они прекрасны. Длинные, плотно сомкнутые в бедрах и как бы струящиеся потом до кончиков ногтей, пошло покрытых перламутром.

Ноги Шахназ тоже прекрасны. Необычайно стройные, сильные, с высоким подъемом, отчего черные замшевые туфли казались совсем маленькими. Простит ли она меня, умница Шахназ, за недостойное сравнение с Люсей. У той и фамилия-то была противная: Бизюкова.

Тик-так, тик-так! — пританцовывал на стене маятник.

Я взглянула на часы и замерла. Стрелки подвигались к шести. Позвонить Рашиду, чтобы он задержался? Или пусть придет. И пусть они посмотрят в глаза друг другу. Я знаю, что Шахназ жаждет этого. Нет. Я обязана предупредить!

— Шахназ. Он придет сюда.

— Рашид?! — она вскочила вся просиявшая. — Он знал, что я приду?

— Нет. Так получилось.

— Но как же я? Если узнает Фатима…

— Она уехала в горы.

— Да, да. Я знаю. Наргис говорила. Но она может узнать. Это нехорошо, правда? Что обо мне подумают?

Глаза Шахназ лихорадочно блестели. Она была сама не своя от радости и от страха. Но радости было больше, и я не нашла в себе сил оборвать эту тоненькую звенящую ниточку.

— Ничего особенного, Шахназ. Я буду тут же. Кто посмеет сказать о вас плохо?

И вдруг я вспомнила о дежурной, об этой клетчатой змейке, с ее мерзкой философией о многоженстве. Конечно, она видела, как прошла ко мне Шахназ. И увидит также Рашида. И в следующем анониме будет уже фигурировать встреча их в гостинице при попустительстве корреспондента!

Да плевать мне на это! Я-то знаю, как невинна предстоящая встреча.

— Кстати, Шахназ, любопытный был у меня разговор с одной местной девушкой. Она уверяет, что зря отменен закон о многоженстве. Что этот закон гораздо лучше закона о разводе. Отец остается при детях, а в том, что он возьмет вторую жену, никакой трагедии нет. Я поспорила с нею.

Шахназ смотрела на меня молча. С ответом она не торопилась. Да я ведь и не спрашивала. Я просто рассказывала о своем споре. И все-таки могла бы она как-то отозваться!

— Чужое мнение не шляпка. Зачем его примерять на всех? Все равно кому-то не подойдет. Да и фасон у этой шляпки старый…

Спасибо за урок, Шахназ. Чудовищно было спрашивать тебя об этом, я никогда не прощу себе этой оплошности.

В дверь постучали.

— Рашид!

Как в первый день приезда, я увидела ее всю простертую вперед. Так внезапно налетевший ветер влечет за собой тонкое деревце. Не имея сил сойти с места, оно как бы летит за ветром каждой своей веткой и листом.

Он деликатно переступил порог, комкая в руках серое кепи. Сдержанно поклонился сначала мне, потом с некоторым удивлением — Шахназ.

— А мне сказали, что ты вечерами сеешь.

— Правильно. Весна коротка.

— С агрономом сеешь, да?

— Куда же я его дену? — как-то жутко веселея, сказала Шахназ. — Раз он приписан к моей бригаде, то и должен быть со мной.

— Да, конечно, — с досадой согласился Рашид. — Ну вот, я пришел. Случайно, не твоя затея?

— Моя!

— Неправда, — испуганно вмешалась я. — Шахназ, зачем вы так? Нет, нет, Рашид, она ни при чем. Я не успела вам позвонить, чтобы назначить другой час.

— Она тоже храбрая, — сказал Рашид, улыбаясь. — И очень упрямая. Чего захочет, того и добьется. Верно я говорю, Шахназ?

Она тряхнула головой и засмеялась. Я не узнавала ее. Куда делся ее скорбный унылый вид! Она вся цвела. Ярко блестели ее черные живые глаза. Улыбка необычайно красила ее.

Просветлел и Рашид. Они смотрели друг на друга, совсем забыв, что в комнате есть третий. Смотрели и улыбались, как после долгой-долгой разлуки.

— Как ты живешь? — спросил Рашид.

Девушка помрачнела.

— Как я живу? Ты знаешь, как. Работаю. Много работаю. Плохо работать я не умею. В этом вся и радость. Забываешься как-то.

— А что агроном? — опять спросил Рашид, нахмурясь.

— Ничего агроном. Хороший человек.

Рашид сказал что-то на своем языке. Девушка вспыхнула.

— Говори по-русски. Как тебе не стыдно… При чем тут агроном? И совсем я не похудела. Устала. Потому что день и ночь в поле.

— С ним, — желчно подсказал Рашид.

— Ну, хорошо, с ним! Что тебе? Следи за Фатимой.

— За ней следить не надо…

Шахназ вскипела.

— Послушай, Рашид. Я очень переживала, когда ты женился. Но теперь вижу, что это к лучшему. Не было бы у нас жизни.

— Ну, хорошо, не было бы. А зачем в магазин ходишь?

Не слухом — сердцем я услышала, как из груди Шахназ вырвался крик боли. Она смотрела на него странно остановившимися глазами.

— Я хотел сказать тебе, что пора кончать эту историю. Надо мной уже все смеются. С этими письмами история… Фатима клянется, что это не она. В прошлый раз я побил ее.