Лариса Федорова - Не лги себе

Фу, гадость какая!

Самые снисходительные законы о семейной жизни не могли бы примирить меня с самой собою. Все или ничего. И даже в шестьдесят я скажу то же самое.

В комнате отчетливо стучали модернизованные ходики. Интересно, где их выпускают. Маятник бодро метался по стене — тик-так, тик-так! Полно, разве так уж весело, когда время проходит бесцельно. Проваляться в кровати два часа — безбожно. Правда, Шахназ все-таки реабилитирована. Клетчатый шарфик врет. Ни одна женщина на свете не согласится делить любимого. Любовь должна быть единственной, как твоя собственная тень. Если же тебя окружают другие тени, то любви ты не увидишь, все будет перечеркнуто ими.

Я поднялась и стала укладывать чемодан, хотя вряд ли была надежда уехать завтра. Придется изобличать клетчатый шарфик. А как это сделать? «Я не писала», — вот и все. Почерк-то детский, так любой напишет, стоит лишь постараться. Не приглашать же криминалиста. Да и зачем. От установления истины мой треугольник счастливее не станет. И тем не менее предупредить Рашида надо.

Я подошла к телефону и набрала номер магазина культтоваров. Трубку взял Рашид.

— С вами говорит журналистка Румянцева. Не могли бы вы заглянуть ко мне в гостиницу?

— Что опять такое?

— Лучшее, чем вы думаете.

— Когда мне прийти?

— Можно сейчас.

— Товар принимаю. Часов в шесть — пожалуйста.

Меня это не устраивало. Шахназ обещалась в пять. Получится, что я устроила им свидание.

— Хорошо, я позвоню еще.

Что «хорошо»? Когда позвоню? До шести или после? От такого косноязычия иногда летят под откос поезда. Слава богу, что я не путеец. И все-таки я столкнула две эти судьбы. А ведь у каждого из них давно уже был свой путь, и они, встречаясь, проносились мимо друг друга, каждый со своим криком…

Вначале события пошли как будто нормально. Шахназ явилась на полчаса раньше, и я подумала, что успею распрощаться с ней до появления Рашида.

Я встретила ее, не скрывая своего расположения, хотя она держалась со мной несколько холодновато.

— Здравствуйте, Шахназ. Садитесь вот в это кресло. Ну как ваш сев, успешно?

— Ничего. Спасибо.

— Я много читала о вас и в кинохронике видела. Молодец. Искренне восхищаюсь вами. Даже завидую.

Она не ответила. Только выжидательно посмотрела на меня. В самом деле, чего это я мелю глупости? А если я не знаю, с чего начать? Чувствую: умна. И цену себе знает. Но женщина всегда остается женщиной. Хотя Шахназ и провела весь день в поле, принарядиться, идя в город, она успела. Серое шерстяное платье хорошо обрисовывало ее фигуру. Не сказать, чтобы крупна, хотя плечи хорошо развернуты, как у спортсменки. Заранее, видимо, настроясь возражать мне, в кресло она не села, предпочтя диван, и как ни одергивала платья, длинные стройные ноги ее все-таки оставались открытыми. Прозрачные чулки не скрывали их глубокого ровного загара.

Забывшись, я смотрела на нее во все глаза. Так вот ты какая, Шахназ. Хорошенькой тебя, конечно, не назовешь, но свежесть в лице завидная. Взгляд быстрый и твердый.

— Я вас слушаю, — сказала она с достоинством.

Тщательно подбирая слова, я рассказала ей, зачем приехала. Что редакция в таких случаях обязана… Что, конечно, она понимает деликатность этого поручения. Кое-что я выяснила. Но больше всего меня интересует, что по этому поводу думает сама Шахназ.

— Надоело мне все это, — неожиданно сказала девушка. — Ездят и ездят. Делать вам, что ли, нечего? Сами мы тут разберемся.

— Но я же сказала: мы обязаны. Речь идет о жизни человека.

— Чьей? — спросила она презрительно.

— Фатимы.

Девушка усмехнулась.

— Глупости это. Разыгрывает она вас. Знаю я все ее письма. Не очень-то у нее голова работает. «Жена Рашида сожжет себя». С какой стати? Что она — девушка?

— Вы убеждены, что пишет Фатима?

— А кто же?

Сказать? Нет. Не имею права. Догадки еще не доказательство. Однако, подогретая ненавистью к сопернице, Шахназ думала иначе:

— Она и не думает отпираться. Ей сходит это с рук. Мать двоих детей, чего с нее возьмешь. К тому же она умеет угостить… Вы еще не были в ее доме? Другие были.

Мне показалось, что я вошла в плотный туман, когда в двух шагах ничего не видно. С какой стати Фатима принимает на себя вину? Или эта грязная услуга совпадает с ее намерениями? Не важно, чьи когти, лишь бы они терзали сердце Шахназ!

— А мне кажется, это не Фатима!

— Так уж не я ли? — с тихой угрозой спросила Шахназ. — Не очень-то я люблю корреспондентов. Сочинители! И все врут. Читаешь потом — и стыдно. Совсем я не говорила, что они мне приписывают.

— Я не припишу. Не в моих это правилах. И все-таки аноним не Фатима. А то, что она берет вину на себя, так совсем не трудно догадаться — почему… Действительно, ничего с нее не возьмешь, она полуграмотная горянка. Спросят — уедут, вот и все. И кто-то, кого вы не подозреваете, будет продолжать свое грязное дело.

— Но кто же?! — в нетерпенье воскликнула Шахназ и, рассерженная, ударила по столу ладонью. — Я тоже человек, и у меня есть нервы. И зачем тогда приезжать, если ничего не изменится!

— Писем больше не будет, Шахназ.

Она недоверчиво покосилась на меня. Ноздри ее гневно раздувались. Такой она мне нравилась.

— Могу я задать вам один вопрос?

— Пожалуйста.

Шахназ с готовностью повернулась ко мне.

— Говорят, вы часто ходите в магазин к Рашиду. Это верно?

— Верно.

— Необходимость или желание?

Она закусила губы. Смуглое лицо ее медленно заполнилось краской стыда. Но солгать она не могла.

— Я редко вижу его… Только в магазине. Больше я ничего не позволяю. Неужели нельзя даже этого?

— А если Рашид против?

— Он не хочет?! — это вырвалось у нее криком. — Он сказал вам об этом?!

Нет, она не просила о милосердии! Правды, только правды! Темные, мрачно горевшие глаза сузились.

— Да. Он сказал. Просил передать вам.

— Трус!

Рука потянулась к нитке розовых стекляшек, обвивших шею, но тут же бессильно упала.

— А еще что сказал? — Это уже шепотом, с мольбою.

— Просил не говорить вам о письме. Чтобы не расстраивать. Сказал, что вы хорошая девушка и ни в чем не виноваты.

Она испытующе посмотрела на меня: не вру ли? Я честно выдержала ее взгляд. Даже ободряюще улыбнулась ей.

— Шахназ, мы обе женщины. Видите, я не допекаю вас никакой официальностью. У каждого корреспондента свой метод. Меня послали только разобраться. Крушение вашей любви не тема для фельетона, вы же понимаете. Но мне бы хотелось знать, что у вас произошло. Лично у вас с Рашидом.

Она чуть задумалась. Вернуться назад к счастливым дням, отыскать затоптанное и отдать чужому человеку — не легкое дело. Не буду торопить ее. Тем временем я открыла сумочку, чтобы посмотреть расписание поездов, любезно переписанное рукой клетчатого шарфика. Она сделала это в день моего приезда, на случай, если я решу возвращаться поездом. Два поезда в сутки, и оба проходящие.