Михаил Воронецкий - Новолунье

— Сколько можно ждать, дурочка? (Перфил вдруг со дна Енисея говорил голосом Ваньки Шабальникова.) Смотри, упустишь свое счастье, как бы потом локти кусать не пришлось.

Никашные (болотные черти), водяные (черти, жившие в протоке), лешие (островные, лесные черти) принимали образ какого-нибудь последнего покойника из нашей деревни или с Мерзлого хутора, и потому обращение с ними было довольно фамильярное. Хотя их и называли по имени, а иногда и по имени-отчеству, но особым уважением они не пользовались, и, видимо, потому их не очень боялись.

Перфил Побегаев был старик вредный, но справедливый — такого ослушаться нельзя. Сгоревшего ночью на кургане в костре Логина Сельдимешева никто с того света не вызывал, потому что при жизни Логин был нелюдимый, злой, неуживчивый человек, — с таким и после смерти лучше не связываться...

Однако не всегда так благополучно оканчивались переговоры с нечистой силой. Рядом с избой деда когда-то стояла пустая изба Богатыревых, переселившихся в подтаежье. Эту-то пустовавшую избушку облюбовали черти. По ночам, когда над Февральской горой всходил месяц, а в деревне все добрые люди спали, черти сбегались в заколоченную избу, плясали, орали песни, ругались и даже таскали друг дружку за волосы. Об этом рассказывал мой дед, а деду в деревне верили. В ночные часы обросшая куржаком избушка Богатыревых тянула к себе неудержимо, но охотников «попытать счастье» было немного. С избой Богатыревых и связана история замужества тетки Симки.

Сима Маслакова была самая интересная девушка в деревне: высокая, с полными бедрами, с серыми глубокими глазами, с припухлыми губами, с веснушками на маленьком носу и русыми курчавыми волосами. Появилась она в деревне незаметно — приехала к родственникам из Минусинска, вроде бы погостить, и осталась насовсем.

Весь день Сима перешептывалась с подружкой. Вечером пришли еще несколько девушек, и все поняли: ночью Сима пойдет в избу Богатыревых спрашивать домового о своем счастье. Ночь была лунная и морозная. Девки затаив дыхание смотрели из окна, как Сима тихо вошла в жердевую ограду Богатыревых, открыла дверь в темные сени и скрылась там.

Сима должна была вернуться скоро, но почему-то не появлялась. Девки начали беспокоиться. Кто-то предложил идти всем гуртом и отнять Симу у домового. Но смелости не хватило. Выскакивали на крыльцо, смотрели через плетень на избу Богатыревых, темную, безжизненную, обложенную со всех сторон синими от лунного света сугробами. Оттуда — ни звука, словно и не уходила девушка в это мрачное, обжитое только нечистой силой жилище...

Прошло, наверное, не меньше часа. И вот — дверь распахнулась, на крыльце показалась Сима, но как странно вела она себя. Вместо того чтобы кинуться скорей и бежать со всех ног, она какое-то мгновение постояла на крыльце, посмотрела на чистое звездное небо, на сверкающий торосами Енисей, медленно вышла из ограды и так же медленно пошла по улице. Все заметили, что Сима пошатывалась, как пьяная. Уж не напоили ли ее черти самогонкой?

Когда Сима поравнялась с нашей оградой, к ней кинулись девки, у которых любопытство перебороло страх: всем хотелось поскорее узнать, что случилось с ней в пустой избе. Но Сима, правой рукой заслоняя лицо, левой отстранила подружек и прошла мимо, направляясь к себе домой. Девки остолбенели в недоуменье.

Но вдруг визгливая Манька Анашкина крикнула:

— Сглазил!..

Девки подхватили:

— Домовой сглазил!.. Испортил!..

Врассыпную кинулись по домам все, кто был в эту ночь в дедовой избе, и еще долго по деревне летели перехваченные ужасом девичьи голоса:

— Домовой Симку испортил...

Деревня разом пробудилась, в окнах замелькали огоньки, из двора во двор зашмыгали тени.

Днем, когда утренний переполох улегся, по улице, ныряя в сугробах, с визгом полозьев пронеслась бригадная кошевка. Под дугой взбренькивали шаркунцы-колокольчики, в гриве развевались ленты... Стало известно: Гришка Шкицкий поехал Симку сватать. Он ее сватал несколько раз, но всегда получал отказ. В этот день согласие было дано не мешкая. И тут все стали бить себя по лбу ладонями — обычный жест человека, решившего наконец неразрешимую загадку:

— Да ведь домовой-то — это Гришка Шкицкий.

— Верно, кум! Доха-то у Гришки Черта собачья. Завернись в такую — и никакая душа в потемках не отличит от домового.

— Вот учудил так учудил. Ну, герой! Одно слово — Черт.

— Теперь Симке назад ходу нет: плачь, а иди замуж.

Через год «нагадала» себе счастье сестра моей матери — Евгения. В такую же морозную светлую ночь пошла к проруби (избушку Богатыревых минувшей весной смыло). Но только она спустилась под яр, как недалеко за островом громко всхрапнула лошадь, и тут же разнесся по реке окрик ездока:

— Но-о, милая-я!

Евгения вернулась в избу. Идти к проруби не имело смысла, так как всхрап лошади и голос чужого человека вспугнули водяного, и он теперь не покажется до следующей полночи. Девчонки радостно высыпали на крыльцо.

— К добру, Енька! К добру!

— Встретиться с проезжим на святках — к дороге. Жди! Не сегодня-завтра увезет тебя кто-нибудь.

— Счастливая...

А надо сказать, что как ни радостна любой девчонке мысль о замужестве, но настоящая радость обычно бывала в том редком случае, когда вдруг появлялся жених со стороны. Почему-то считалось, что где-то там, за увалами, за таежными лесами... и жить интереснее, и женихи там лучше. И чем дальше село, куда уходила девка, тем больше ей завидовали. Когда же случалось, что наши девки попадали невестами в город, в Минусинск или Абакан, то это было таким событием, о котором с умилением вспоминали лет двадцать. По два, по три дня гуляла деревня, празднуя, например, приезд в гости к Тебеньчихе ее сестры Параньки. Паранька вышла замуж в Абакан, и ее очень долго считали «городской невестой». Если приезжал кто-нибудь из области — какой-нибудь уполномоченный, агент по страхованию или газетчик, — его обязательно спрашивали:

— Вы, случайно, не знакомы с Паранькой Тебеньковой? Нашенская замуж к вам вышла.

— Да что-то не припомню, — говорил приезжий.

— Ну как же, живете в одном городе и не знаете. Должны бы знать. Она проводником на железной дороге. В поезде Абакан — Красноярск ездит.

Вот потому-то так обрадовались девки проезжему человеку — примета верная! Не зря же человек тащился в такую глухую пору?.. Проезжий действительно мимо не проехал, а остановился под яром и, увидев утром на берегу людей, крикнул весело:

— Эй, девки! Это та самая деревня, которую мне надо?

Кланька Побегаева, самая молодая и задорная, ответила:

— А тебе какую надо?

— А я и сам не знаю какую...

— А ты не врешь?

— Нет, девки, не вру. Мне надо ту деревню, где Чугунековы живут.