Михаил Воронецкий - Новолунье
- Название:Новолунье
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Современник
- Год:1982
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Михаил Воронецкий - Новолунье краткое содержание
1
empty-line
5
empty-line
6
empty-line
7
empty-line
9
Новолунье - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Воронецкий Михаил. Новолунье
Повесть
Верховье
Беспредельная тишина сибирской зимней ночи. Застыли белые от куржака деревья на берегу, застыла луна над головой, застыли столбы дыма над избами. В глубине степи темнеет полоска Джойского хребта. А тут, под боком, сверкает торосами Енисей, а за Енисеем растеклась тайга…
Но в придавленной сугробами деревушке чувствовалась запрятанная за бревенчатыми стенами жизнь. А белесо отсвечивающие столбы дыма над трубами напоминали о тепле, которое не иссякнет до утра: печи в сильные морозы в избах топятся всю ночь — кто проснется среди ночи, тот и подбрасывает дрова.
Такой всегда встает в моей памяти маленькая деревушка Чибурдаиха, в которой прошло мое детство.
Жили мы на краю света, или, как говорил мой дед, у черта на куличках: до ближних городов — Минусинска или Абакана — ехать лошадьми неделю, а до Красноярска и за месяц не добраться.
До войны в Чибурдаихе самыми распространенными были две фамилии: Кузькины и Воронецкие. Мой дед по отцу и его старший брат приехали из России в Енисейскую губернию в тринадцатом году. Дед этот утонул еще до моего рождения. Мой отец и его братья жили скудно, перебиваясь случайными заработками, в основном сплавом леса. После коллективизации Кузькины, не имевшие никакой собственности, пошли в гору: отец мой выдвинулся в председатели, Иван стал избачом, Матвей проявил себя в завхозах, Антон возглавил плотницкую артель, Дмитрий — бригаду, а младший, Николай, стал красным командиром. Все партийцы, и ушли на войну добровольцами. Почти все полегли в декабре сорок первого под Москвой...
Род Воронецких, беспокойных и горячих людей, перевелся как-то уж слишком скоро и подчистую. Сейчас в тех местах и фамилию-то эту, наверное, помнят только потому, что над могилой одного из Воронецких в Шушенском стоит обелиск.
Воронецкие в Чибурдаихе появились из Шушенского а в Шушенское, как рассказывал дед, основатель этого рода пришел откуда-то с северо-востока, не то с Витима, не то с Илима.
— Но было это давненько, — говорил мой дед по матери,— еще чуть ли не при императрице Екатерине.
Спустя годы наткнулся я на документ из архива бывшей Усть-Киренской воеводской канцелярии, где подтверждался факт переселения Воронецких на Верхний Енисей.
История рода Воронецких меня интересовала потому, что из него вышла моя бабушка по матери Софья Яковлевна.
Почему наша деревня называлась Чибурдаиха — никто не знал.
Неподалеку от Чибурдаихи лежало еще три деревни: вниз по течению, как раз напротив Шушенского, — Жинаево, а вверх по Енисею — Шоболовка и Монастырка, Чибурдаиха соседствовала с Мерзлым хутором.
Деревня Жинаево, что пряталась за горой Февральской, представлялась нам если не городом, так уж во всяком случае огромным селением.
Да она и была такой на самом деле. Позднее я узнал, что жинаевский колхоз имел полтысячи рабочих рук, — и это-то после стольких лет войны! А сколько же было там мужиков и парней до войны?
В нашей деревне люди из Жинаева появлялись крайне редко — либо это был участковый врач, либо какой-нибудь старикашка, приценивающийся к лодке — приценивающийся иногда для вида, а на самом деле присматривающийся, нельзя ли потом, ночью, уплавить эту лодку задаром.
Порой на острове Ойдовском, примыкавшем к деревне, появлялась ватага жинаевских подростков. К нашим рыбачьим местам они подходили бесшумно. А надо сказать, что «самые счастливые» рыбачьи места почему-то всегда были в дальнем конце острова. Считалось, чем дальше от деревни, тем больше в протоке рыбы.
Туда обычно и забирались мы, ребятня, с удочками на целый день. Там нас и накрывали жинаевские.
Если с нами не было парней постарше, встреча с жинаевскими оканчивалась более или менее благополучно. У нас отнимали удочки, рыбу, давали по две-три оплеухи и отпускали.
Но если на рыбалке оказывались старшие, то обязательно вспыхивали ссоры.
То же самое случалось (причем гораздо чаще) и на меже, разделяющей поля жинаевского и нашего колхозов. На пахоту, на сенокос и жатву выезжали всегда артелью — знали, при встрече с жинаевскими может быть потасовка. Если кто-то из жинаевских замечал возле межи наших колхозников, тут же бежал на свой стан, собирал кого можно, и вскоре толпа валила к меже.
Шли жинаевцы молча, без задорных частушек. Частушками обычно подзадоривали себя и дразнили жинаевских наши ребята и мужики. Завидев жинаевских, кто-нибудь из наших, не прекращая работы, запевал:
Нас минули
ваши пули,
нам наганы
нипочем.
Пока целишься наганом —
оглоушу кирпичом.
В войну потасовки на меже прекратились. Малая борьба, развлекавшая жителей нашей деревни и Жинаева, на фоне величайшей трагедии всего народа, всей страны… выглядела бы просто глупым хулиганством. А вскоре колхозы объединили, межу распахали, и началась жизнь военного времени.
До сих пор с щемящей грустной ясностью помню я тихий нежаркий день в конце июня, когда уплывал отец, — помню так, как будто это происходило совсем-совсем недавно.
Шел мне седьмой год — в школе я еще не учился, где-то на западе, за далекими койбальскими увалами (как казалось мне тогда), уже гремела война. Я с ребятишками ходил в тот день в степь рвать цветы.
Возвращались домой мы к обеду. Я подходил к кошарам у Мерзлого хутора, когда из чабанской избушки выскочила тетка Васена Береговая и крикнула мне:
— Минька! Где тебя черти носят? Отец с утра ждет, проститься хочет. Беги скорей к дедушке, они там на берегу на бревнах сидят.
Года за два перед тем отец, работавший здесь председателем колхоза, уехал в Означенное, где тоже был сначала председателем колхоза, а потом его выдвинули на должность бакенщицкого старшины (была такая, очень почетная должность на Енисее).
Я жил у деда по матери, виделся с отцом нечасто.
Кинулся я бежать, но когда выскочил на берег, то понял, что опоздал. Салик (плотик из четырех-пяти бревен) вышел из протоки и, выплывая на матеру, огибал остров Ойдовский.
Отец, видимо, узнал меня: бросил греби и, встав во весь небольшой свой рост, начал махать обеими руками.
Через две-три минуты салик скрылся за кустами острова, а я запоздало крикнул:
— Па-а-па-а-а…
Дед стоял на берегу, опираясь на багор, смотрел на остров. Рядом на бревнах сидели старики — Перфил Побегаев, Лазарь Кривошеев, Игнат Шапченов, Тимофей Михальченко и Николай Катюбеев.
— Вот, Минька, — сказал дед, приглаживая правой рукой седые, по-монгольски висячие усы, — теперь ты должен слушаться меня. Теперь ты сирота. Отец твой поплыл в Красноярск проситься добровольцем на войну. В райвоенкомате отказали, так он в краевой военкомат поплыл.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: