Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [litres]

Бен закурил сигарету.

– Это уже лучше, – сказал он. – Пойдем поедим! – Он улыбнулся узкой улыбкой. – Идем, Самсон [202] Самсон – библейский богатырь, захваченный в плен коварными врагами, которые ослепили его и выставили в храме на всеобщее посмеяние. Самсон переломил столбы, поддерживавшие свод, и погиб под обломками вместе со всеми, кто находился в храме. .

Они медленно пошли вокруг дома.

Он умылся и плотно поел. Постояльцы уже кончили ужинать и разбрелись во тьме: одни ушли на площадь слушать духовой оркестр, другие – в кино, третьи – гулять по городу. Насытившись, он вышел на крыльцо. Было темно и почти пусто, только на качелях сидела миссис Селборн с богатым лесоторговцем из Теннесси. Ее низкий звучный смех с мягким журчанием лился из чана мрака. «Мисс Браун» тихо и чинно покачивалась в одиночестве. Это была грузная, скромно одевавшаяся женщина тридцати девяти лет; она держалась с тем легким и комичным оттенком чопорности, старательной добропорядочности, который всегда отличает проститутку, живущую инкогнито. Она была очень благовоспитанна. Она была настоящая леди – о чем не замедлила бы заявить, если бы ее рассердили.

«Мисс Браун» жила, по ее словам, в Индианаполисе. Она не была уродом: просто ее лицо было пропитано неумолимой тупостью Среднего Запада. Несмотря на похотливость ее широкого тонкогубого рта, она выглядела невозмутимо самодовольной, у нее были пышные, но тусклые каштановые волосы, маленькие карие глазки и рыжеватая кожа.

– Пф! – сказала Элиза. – Она такая же «мисс Браун», как я, можете мне поверить.

Днем прошел дождь. Вечер был прохладным и темным; влажная клумба перед домом пахла геранью и намокшими анютиными глазками. Он сел на перила и закурил. «Мисс Браун» качалась.

– Стало прохладно, – сказала она. – Этот небольшой дождь принес много пользы, не так ли?

– Да, было жарко, – сказал он. – Я ненавижу жару.

– Я тоже не выношу ее, – сказала она. – Вот почему я и уезжаю на лето. У нас там пекло. Вы здесь и не знаете, что такое жара.

– Вы ведь из Милуоки?

– Из Индианаполиса.

– Я помнил, что откуда-то оттуда. Большой город? – спросил он с любопытством.

– Да. Весь Алтамонт уместится в одном его уголке.

– Ну, а насколько большой? – алчно расспрашивал он. – Сколько у вас там жителей?

– Точно не знаю. Больше трехсот тысяч, если считать с пригородами.

Он обдумал этот ответ с жадным удовлетворением.

– Красивый город? Много красивых домов и общественных зданий?

– Да… пожалуй, – ответила она задумчиво. – Это очень хороший, уютный город.

– А люди какие? Чем они занимаются? Они богатые?

– Да-а… Это деловой и промышленный город. Там много богатых людей.

– Наверное, они живут в больших домах и разъезжают в больших автомобилях? – настойчиво спрашивал он. Потом, не дожидаясь ответа, продолжал: – Они едят вкусные вещи? Какие?

Она неловко засмеялась, смущенная и сбитая с толку.

– Да, пожалуй. Немецкие блюда. Вы любите немецкую кухню?

– Пиво, – пробормотал он с вожделением. – Пиво, а? Вы его там делаете?

– Да. – Она сладострастно засмеялась. – По-моему, вы плохой мальчик, Юджин.

– А театры и библиотеки? У вас там часто гастролируют? Разные труппы?

– Да, очень. В Индианаполис привозят свои представления все труппы, имевшие успех в Чикаго и в Нью-Йорке.

– А библиотека у вас большая, а?

– Да, у нас хорошая библиотека.

– Сколько в ней книг?

– Ну, этого я не знаю. Но это хорошая, большая библиотека.

– Больше ста тысяч книг, как вам кажется? Полмиллиона там, наверно, не будет? – Он не дожидался ответов и говорил сам с собой. – Нет, конечно, нет. А сколько книг можно брать сразу?

Великая тень его голода склонилась над ней: он рвался из себя, наружу, пожирая ее вопросами.

– А какие у вас девушки? Блондинки или брюнетки?

– Да те и другие, – но темноволосых, пожалуй, больше.

Она смотрела на него сквозь тьму, посмеиваясь.

– Красивые?

– Ну, не знаю. Это уж вы сами должны решать, Юджин. Я ведь одна из них. – Она поглядела на него со скромным бесстыдством, предлагая себя для обозрения. Потом с дразнящим смешком сказала: – По-моему, вы плохой мальчик, Юджин. Очень плохой.

Он лихорадочно закурил еще одну сигарету.

– Все бы отдала за папиросу, – пробормотала «мисс Браун». – Но тут, наверное, нельзя? – Она посмотрела по сторонам.

– Почему бы и нет? – нетерпеливо сказал он. – Никто вас не увидит. Сейчас темно. Да и какое это имеет значение?

По его спине пробегали электрические токи возбуждения.

– Пожалуй, я покурю, – шепнула она. – У вас найдется сигарета?

Он протянул ей пачку; она встала, чтобы прикурить от крохотного пламени, которое он прятал в ладонях. Прикуривая, она прислонилась к нему тяжелым телом, закрыв глаза и сморщив лицо. Она придержала его дрожащие руки, чтобы огонек не колебался, и не сразу отпустила их.

– А что, – сказала «мисс Браун» с лукавой улыбкой, – если ваша мама увидит нас? Вам влетит!

– Она нас не увидит, – сказал он. – К тому же, – добавил он великодушно, – почему женщины не могут курить, как мужчины? Ничего плохого в этом нет.

– Да, – сказала «мисс Браун». – Я тоже считаю, что на такие вещи следует смотреть широко.

Но в темноте он усмехнулся, потому что, закурив, она выдала себя. Это был знак – признак профессии, безошибочный признак разврата.

Потом, когда он сел возле нее на перила и положил ей на плечи руки, она пассивно отдалась его объятию.

– Юджин! Юджин! – сказала она с насмешливым упреком.

– Где ваша комната? – спросил он.

Она сказала.

Позднее Элиза во время одного из своих быстрых налетов из кухни бесшумно возникла возле них.

– Кто тут? Кто тут? – сказала она, подозрительно вглядываясь в темноту. – А? Э? Где Юджин? Кто-нибудь видел Юджина?

Она прекрасно знала, что он здесь.

– Да, я здесь, – сказал он. – Что тебе нужно?

– А! Кто это с тобой? Э?

– Со мной мисс Браун.

– Почему бы вам не посидеть тут, миссис Гант? – сказала «мисс Браун». – Вам же, наверно, жарко, и вы устали.

– О! – неловко сказала Элиза. – Это вы, «мисс Браун»? Я не могла разглядеть, кто тут. – Она включила тусклую лампочку над дверью. – Здесь очень темно. Кто-нибудь может сломать ногу на ступеньках. Вот что я вам скажу, – продолжала она светским тоном, – как легко дышится на воздухе. Если бы я могла все бросить и жить в свое удовольствие…

Она продолжала этот добродушный монолог еще полчаса, все время быстро зондируя взглядом две темные фигуры перед собой. Потом нерешительно, неуклюже обрывая одну фразу за другой, она вернулась в дом.

– Сын, – тревожно сказала она перед уходом, – уже поздно. Ложись-ка ты спать. Да и всем пора.

«Мисс Браун» любезно согласилась и направилась к двери.