Фрэнсис Бернетт - Приключения маленького лорда

В замке повсюду царило возбуждение: в библиотеке, в которой сидели и разговаривали граф и мистер Гавишем, в людской, где Томас, буфетчик и другие слуги и служанки сплетничали и кричали весь день, в конюшне, где Вилькинс исполнял своё обычное дело в самом подавленном состоянии духа и чистил гнедого пони ещё лучше, чем всегда, печально говоря кучеру, что никогда ни один молодой джентльмен не выучивался так скоро ездить верхом и не бывал смелее Цедрика.

Посреди этого волнения было только одно существо, совершенно спокойное и не смущённое, а именно маленький лорд, о котором говорили, что он совсем не лорд. Правда, когда ему в первый раз сказали о новом положении дел, он немного встревожился, но вовсе не из гордости или честолюбия.

Слушая графа, который рассказывал ему о том, что случилось, он сидел на стуле, по своему обыкновению держась за колено. Когда же дед замолчал, мальчик взглянул на него печально, но спокойно.

– У меня очень странное чувство, – сказал он, – очень странное.

Граф молча посмотрел на Цедди. В нём тоже шевелилось странное чувство, такое, какого он ещё не испытывал. Ему стало ещё тяжелее при виде невесёлого выражения на этом обыкновенно счастливом личике.

– Скажите: у Дорогой отнимут её дом и колясочку? – спросил Цедрик нетвёрдым голоском.

– Нет, – решительно сказал граф. – У неё ничего не могут отнять.

– Да? – Цедрик с видимым облегчением вздохнул.

Он поднял глаза на деда; в них снова появилось тревожное выражение, и они казались такими большими, а взгляд таким мягким.

– А этот… другой мальчик, – с дрожью сказал он, – теперь будет вашим любимчиком, вашим сыночком, как… как был я?

– Нет! – ответил граф. Он с таким ожесточением, так громко крикнул это слово, что Цедрик подскочил.

– Нет! – с изумлением вскрикнул он. – А я думал…

Он быстро поднялся со стула.

– Я буду вашим любимцем, даже если не сделаюсь графом? – спросил он. – Таким же, как прежде?

И его раскрасневшееся личико приняло выражение восторга.

С каким чувством граф смотрел на него! Как его брови наморщились и как странно засветились под ними глаза!

– Мой маленький, – сказал он, и, поверьте мне, его голос задрожал и как-то странно охрип, хотя он говорил ещё решительнее и повелительнее, чем прежде. – Да, ты будешь моим любимцем всю жизнь, и мне иногда кажется, что у меня никогда не было других детей.

Цедрик покраснел до корней волос от удовольствия. Он глубоко запустил руки в карманы и прямо взглянул в глаза старого графа.

– Да? – сказал он. – Ну, тогда мне всё равно, что я не буду графом. Буду или не буду, мне всё равно. Я думал, видите ли, что тот, кто сделается графом, будет и вашим любимцем, и, значит, вы уже перестанете любить меня. Вот почему у меня было такое странное чувство.

Граф положил руку на его плечо.

– У тебя ничего не отнимут из того, что я буду в состоянии удержать, – сказал он, с трудом переводя дух. – Я не верю, чтобы у тебя могли что-нибудь отнять. Ты создан, чтобы занять моё место, и, может быть, ты займёшь его. Но, что бы ни случилось, я тебе дам всё, что смогу.

Казалось, он говорил не с ребёнком, а с самим собой, такая решительность сказывалась в его лице и голосе.

До сих пор он ещё не знал, как глубоко привязался к этому мальчику, как сильно гордился им. Ещё никогда не видел он так ясно всех его хороших качеств, духовной красоты и силы, как в эту ужасную минуту. Отказаться от того, во что он вложил всё сердце, казалось ему невозможным, более чем невозможным. У него был упрямый характер, и он решил, что не уступит без борьбы.

Через несколько дней после свидания с мистером Гавишемом женщина, называвшая себя леди Фаунтлерой, вместе со своим сыном явилась в замок. Её не приняли. Граф не пожелал её видеть, как сказал ей слуга, прибавив, что её делом займётся адвокат. С ней разговаривал Томас, и позже в людской он описывал её слугам. По его словам, он уже давно служил в различных семьях и потому тотчас же мог отличить настоящую леди. А это была совсем невоспитанная, грубая женщина.

– Вот та, которая живёт в Коурт-Лодже, – прибавил Томас, – американка она или не американка, – настоящая воспитанная дама; каждый, у кого есть глаза, скажет это. Я сказал об этом Генри, когда мы в первый раз приехали к ней.

Гостья ушла, и её красивое лицо казалось при этом не то испуганным, не то злобным.

Во время своих разговоров с нею мистер Гавишем заметил, что, несмотря на всю свою вспыльчивость, грубость и дерзость, она была совсем не так ловка и смела, как ей бы хотелось. По временам новое положение смущало её. Было ясно, что она не ожидала встретить сопротивление.

– Она, – сказал адвокат, обращаясь к миссис Эрроль, – совсем невоспитанная, необразованная женщина и не привыкла встречаться с людьми нашего круга. Она не знает, что ей делать, и после своего визита в замок совсем струсила. Граф её не принял, но я посоветовал ему отправиться со мной в гостиницу, в которой она живёт. Завидев его в комнате, она побледнела как смерть, потом пришла в бешенство, стала угрожать ему и в то же время требовать признания своих прав.

Действительно, когда граф вошёл в её комнату и остановился, он казался каким-то древним великаном. Старик смотрел на неё из-под нависших бровей, не произнося ни слова. Он только обводил её взглядом с головы до ног, точно она была отталкивающей любопытной новинкой. Он дал ей выговориться, высказать все свои притязания, а когда истощился весь запас её слов и требований, заметил:

– Вы говорите, что вы жена моего старшего сына. Если это правда и если ваши бумаги правильны, закон на вашей стороне. В таком случае ваш сын – лорд Фаунтлерой. Будьте уверены, что всё дело разберут по ниточке. Если ваши требования справедливы, вы получите деньги. Однако я не желаю видеть ни вас, ни вашего сына. К несчастью, после моей смерти вы проживёте в замке достаточно времени. Конечно, вы совершенно такая особа, на которой мог жениться мой сын Бевис.

Затем он повернулся к ней спиной и вышел из комнаты.

Через несколько дней после этих событий миссис Эрроль сидела в своей маленькой комнатке и писала. Вдруг к ней вбежала неопытная молоденькая горничная с очень взволнованным лицом. Её глаза от удивления стали совсем круглыми, и она с сочувствием взглянула на свою госпожу.

– Приехал сам граф, – сказала она дрожащим голосом.

Войдя в гостиную, миссис Эрроль увидела, что на тигровой шкуре стоит величавый старик с красивым суровым лицом, орлиным носом и длинными седыми усами.

– Вероятно, миссис Эрроль? – спросил он.

– Да, я миссис Эрроль, – ответила она.