Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного

Отличиться удалось мне на следующем экзамене, когда мы сдавали русский язык устно. Этот предмет изучала я в женской школе, начиная с первого класса. В седьмом и восьмом у Павла Николаевича. А поскольку Коротаев был мой любимый учитель, мне нравились оба предмета, которые он преподавал. В девятом и в десятом уроков русского языка, можно сказать, уже не было. Но правила грамматики я не забывала, так как постоянно применяла их, делая записи в своем дневнике. В этом было мое преимущество перед одноклассниками.

Взяв билет, почти без подготовки, не нуждаясь ни в подсказках, ни тем более в шпаргалках, я стала отвечать. Теорию рассказала без запинки. А когда делала синтаксический разбор очень длинного, чуть не во всю страницу, предложения, в аудиторию, где шел экзамен, сбежались все школьные языковеды, чтобы послушать мой ответ. Перед этим экзаменом настроение мне никто не портил, я была спокойная, уверенная в себе и в том, что делаю все так, как учил меня Павел Николаевич. Такие подробные, как настоящий рассказ, разборы предложений в смешанной школе ни в каком классе не практиковались. Теперь коллеги Павла Николаевича получили возможность убедиться, что как преподаватель русского языка он превосходит их всех. И не кто-то другой, а именно я, его ученица, доказала им это. В те минуты, когда я отвечала, Коротаев гордился собой и мной. Абсолютно все члены экзаменационной комиссии поставили мне за этот ответ, а также за год по русскому языку "пятерку".

— Школа

…Чуть ли не по всем дисциплинам, которые изучают в средней школе, пришлось нам в 1951 году сдавать экзамены. И ни на одном из них, ни один из выпускников, благодаря стараниям классного руководителя и собственной пронырливости, не провалился. Все получили аттестаты. А три девочки добились большего — обзавелись медалями. Мудрецова и Лазейкина — золотыми, а Березина — серебряной. Могла бы стать медалисткой и Роза Кулинина, если бы только этого пожелала. Когда комиссия гороно утвердила "пятерку", которую поставили ей наши учителя за сочинение, Роман Федорович пришел в состояние эйфории. Наконец-то он сможет наградить родителей Розы за долголетнюю дружбу! Он примчался к Кулининым домой и стал уверять свою любимую ученицу, что у нее есть "шанс", и уговаривать этим шансом воспользоваться. Главное, заявил он, написать сочинение на "отлично", что же касается остального — это, мол, "дело техники". Но Кулинина слишком хорошо знала, что в данном случае обозначает выражение "дело техники", и отказалась принять участие в махинациях классного руководителя, за что я стала еще больше уважать ее, а его совсем наоборот.

В медали Роза не нуждалась. На общих основаниях сдала она вступительные экзамены и поступила в Свердловский университет, о чем уже было сказано выше. Она молодец, что без всяких колебаний выбрала не престижную в те годы профессию. Такое было у нее призвание. Думаю: из нее получится хороший учитель. Она любит и знает предмет, который выбрала. Она честный человек и будет требовательным преподавателем. Важно также и то, что по натуре Роза эмоциональна. На уроках у нее ребята не будут скучать. А это, как мне кажется, самое главное.

Несколько слов надо сказать о Лазейкиной. Мне она, пока мы с ней учились в одном классе, не нравилась. И за многое. За то, что вызывающе вела себя на уроках, за то, что морочила голову парням, а больше всего за то, что, написав на кого-либо из мальчишек эпиграмму, не подписывалась под ней. Пусть думают, что сатиру эту сотворил кто-то другой, а не она. И мстят за обиду пускай другому, а не ей. Я согласилась бы, чтобы меня считали автором ее куплетов, если бы в них не было столько злорадства. Мне всегда хотелось верить, что даже самые разболтанные пацаны, разгильдяи вроде Фридмана, способны исправиться. Она же свои "шедевры" создавала в основном для того, чтобы расправиться с теми, кто ей чем-либо не угодил. А ее требования к людям не всегда были справедливы. Чтобы в этом убедиться, достаточно вспомнить стишок "Старый, сивый, лысый черт" и обстоятельства, при которых он был сочинен. Она готова была утопить в реке всех девчонок из нашего класса, лишь бы добиться своего…

Дома у Лазейкиной я ни разу не была. Что представляют из себя ее родители, понятия не имела. Уже после того как мы окончили школу, посчастливилось мне увидеть ее отца. Столкнулась я с ним в канцелярии Свердловского университета, когда сдавала там вступительные экзамены. Он был в военной форме. В каких войсках служил и какой имел чин, не попыталась я выяснить. Мне тогда было не до того, чтобы разглядывать чьи-то погоны. Внимание я обратила лишь на то, какой был у него вид — очень грозный и решительный. Мне кажется, некоторые, не самые лучшие, черты характера Лина позаимствовала у своего папочки, привыкшего командовать. Побывав в университете, Лазейкин добился, чтобы его дочь-медалистку, поступающую на факультет журналистики, освободили не только от вступительных экзаменов, но и от собеседования…

P.S. Если бы мой отец обивал пороги в нашей школе и показывал свои награды и грамоты, возможно, там и ко мне было бы другое отношение. Но он этого никогда не делал. Я не просила его об этом. Мне нравится самой добиваться, чего я хочу. Трудности не пугают меня.

— Свердловск. Сентябрь 1951 года

Итак, я студентка юридического института. Откровенно говоря, я не хочу здесь учиться. Ни капельки не осталось от былого увлечения. И все началось после поездки домой, после нескольких Лешкиных реплик. Мы с ним встретились. Хотя поговорить нам не удалось, но его отношение к моему выбору мне известно. Он считает, что женщине уж лучше педагогом стать, чем юристом. Безусловно, он прав — как всегда. Лучше быть преподавателем литературы в средней школе, чем нотариусом, например. Или судьей. А юрисконсульт? Чем он занимается? А прокурор? Адвокат? Ерунда! Вечно копаться в законах. Не желаю! Быть следователем — это очень интересно. Настоящий следователь — это здорово! Но на эту должность назначают лишь тех, кто достиг двадцатитрех — двадцатичетырехлетнего возраста. Когда же я окончу ВУЗ, мне и двадцати двух не исполнится. Чем же я стану заниматься в течение полутора лет? А где полтора, там и три. Я же должна буду, получив диплом, где-то отрабатывать, и не полтора, а три года. Да я с ума сойду за это время от тоски! Да и вообще, что-то остыла я к этой профессии. Что твориться со мной, не разберу. Ну, допустим, я следователь. Что я буду делать? Выискивать мелких воришек? Нет, выискивать из будут другие, а я лишь допросы проводить. Ничего не изобрести, ни усовершенствовать. Отношения с людьми будут только неприятельские. Какие же еще могут быть взаимоотношения с правонарушителями? Меня это не вдохновляет. И о чем я думала раньше, выбирая профессию? И думала ли? Нет. Я только радовалась слыша, как называют будущим следователем. Мне это льстило. А что теперь узнаю, поступив в юридический? Очень многие из первокурсников признаются, что выбрали этот ВУЗ потому, что сюда легче поступить, чем в другие. И окончить тоже. Работать мои однокурсники после окончания института согласны где угодно. А я-то нет! Хуже всего то, что пока училась в школе преподаватель истории, не умевший связать двух слов, внушил мне отвращение к своему предмету. А что на первом курсе здесь изучают? Одну историю! Историю государства и права, историю государства и права СССР, теорию государства и права! А учебники! Толстые, как кирпичи! Взяла их в библиотеке, сложила на тумбочке и не открываю. Как я сейчас каюсь, что не поступила в горно-металлургический. Дорогой Алексей, ты был прав, когда говорил, что уж лучше бы я туда пошла учиться… И что же мне теперь делать? Чувствую: рано или поздно уйду из этого института. Наверное, лучше поскорее, чтобы не потерять год. Даже в педагогический, совсем не престижный, согласилась бы я перейти.