Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного

Очень плохо и то, что задерживаясь здесь, я отрываю от скромной зарплаты отца деньги на свое содержание. На стипендию ведь не проживешь.

Очень много доводов могу я привести в доказательство того, что мне надо бросить юридический институт. Однако как честный человек должна признаться: главная причина моего нежелания учиться в Свердловске вовсе не в том, что я разочаровалась в профессии юриста, и не в том, что отдельно от семьи мне трудно прокормиться. Ни в чем бы я не разочаровалась и жила бы вдали от родной семьи, если бы не тосковала по Алексею. Если бы он хоть письма писал мне! Но он не пишет. А это невыносимо.

Он проводит свою политику — выманивает меня из Свердловска.

— Записная книжка N 6 Юлии Русановой "В людях" Свердловск. Осень 1951 года

"Если сильно чего-то желаешь, мечтаешь,

то сбудутся ваши мечты".

Здравствуй, Тамара!

Получила от тебя письмо. Большое спасибо. Сейчас нахожусь в Ташкенте. На днях опять уеду в Сыр-Дарью, потом вернусь в Ташкент. Насовсем, так как министерство посылает меня учиться в ирригационный институт. Я этому очень рада. Ты пишешь, что хочешь работать. А я нет, я хочу учиться. Поработала месяц — в поле, месяц — в проектной группе. И больше не желаю, хватит! За "мудрый" совет поехать на Туркменский канал или в Хорезм очень благодарна. Томочка, ты, вероятно, еще не представляешь, что такое Туркменский канал и Хорезм. Тебе это известно из книг поэтического характера. Увы! Этого мало. Надо знать жизнь. Изучать ее глубоко. А ты пока что плаваешь по поверхности. Я понять не могу, как это ты догадалась сделать мне такое предложение. Я еще жить хочу, думаю о своем будущем и терять его не намерена. А ты мне советуешь ехать туда. Да представляешь ли ты себе, что такое экспедиция вообще?! Нет! У тебя совсем-совсем слепые представления о ней. Об экспедициях хорошо говорят по радио, пишут в газетах, не упоминая даже о том, что в экспедициях царит пьянство, разврат, что живут здесь люди, не имеющие своего угла, личной жизни. Взять хотя бы нашу бригаду. Рабочих набрали на вокзале. У них нет никаких документов. Собрали "искателей счастья", "артистов жизни". У них нет ни родных, ни знакомых. Они не привыкли трудиться, но любят деньги. Технический состав несколько выше рабочих, но опять же, кроме пьянства, ничем не может похвастаться. И ты предлагаешь мне работать бок о бок с ними в песках Каракалпакии! Тут работаю недалеко от города, где всего в достатке, кроме возможности культурно отдохнуть, да и то не нарадуюсь, что отпускают учиться, что я покину это общество. Мне один месяц здесь показался десятилетием. А на Туркменском канале люди неделями не умываются из-за того, что нет воды. Зато пьянства и разврата в десять раз больше, чем у нас на Сыр-Дарье. Томочка! Я никому в жизни не пожелаю такого "счастья". Не так легко мне руководить бригадой в 40 человек отъявленных бандитов. Вместо того, чтобы работать, они то и дело лезут в кусты да кроют все и всех матом. А с меня ведь требуют план. Они же народ несознательный. Им скажешь, что план срывается, а они матом пошлют. Спрашиваю: "Зачем вы ругаетесь"? А они в ответ: "мы же не тебя ругаем, а план". А то еще лучше бывает: обкурятся анаши, от которой сохнут мозги, да и лезут на стены. Нет, нет, не хочу я больше там работать, поеду, сдам дела, и больше в поле меня ничем не заманишь…

Это письмо получила Тамара Морозова, моя бывшая одноклассница, которая так же, как и я, поступила в Свердловский юридический институт. Учимся мы с нею в одной группе, вместе снимаем комнату в частном доме (наш институт не имеет возможности обеспечить местами в общежитии всех иногородних студентов).

Тамара очень тихая, скромная девочка. Училась в школе неплохо, но и не блистала. Была совсем незаметная. Я никогда не думала, что она решится поступить в юридический. А она решилась. Раньше мы с нею почти не общались. А теперь, живя в одной комнате, нашли общий язык и подружились.

Полученное от двоюродной сестры письмо ошарашило ее правдивостью описания того, что творится там, куда она советовала своей родственнице поехать работать. Тамара очень обиделась на сестру, которая обвинила ее в романтизме. Морозова была уверена, что смотрит на мир трезво, а не сквозь розовые очки. До получения этого письма меня критиковала за то, что я не реалист, а романтик, и не подозревала даже, что в этом отношении мы похожи друг на друга, как две капли воды из одного источника. Мы же в одной школе учились, у одних и тех же преподавателей, которые и позаботились о том, чтобы мы видели жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой должна быть. Мы привыкли считать, что все написанное в книгах — истинная правда и типично в широких масштабах. Мы знали, конечно, что советские писатели, создавая художественное произведение, руководствуются методом социалистического реализма, который предполагает сочетание реализма и романтизма, но никогда не вдумывались в суть этой формулировки. Только теперь, оказавшись вдали от родного дома, столкнувшись с реальной жизнью, стали понимать, что она совсем не такая, какой бы нам хотелось ее видеть. Дома нас окружали родные, любящие люди, которые старались оградить нас от всего тяжелого, безрадостного. В школе в нас старались воспитать хорошие качества: любовь к Родине, трудолюбие, честность, прямоту, чувство товарищества. Мы читали и слышали только о хорошем. О положительном. Мы, разумеется, знали, что и отрицательного много, нам сообщалось и это, но как-то мимоходом, вскользь. Наше внимание не заострялось на плохом. В результате оказалось, что мы совсем не готовы столкнуться с реальной жизнью. Повторяю: воспитывались мы односторонне, поэтому нам сейчас так трудно бывает, когда встречается на пути всякая дрянь. Я вовсе не за то, чтобы в школах только и говорили о теневых сторонах жизни. Нет. Всего должно быть в меру: и черного, и белого. Белого, по-моему, должно быть все же больше. Но учителя, работающие в средних учебных заведениях, должны помнить, что они отвечают за своих воспитанников не только тогда, когда водят их за ручку, но и тогда, когда отпустят и выпустят из школы. Отвечают хоть и не перед кем-то вышестоящим, а сами перед собой. Должны чувствовать эту ответственность. А что получается? Учимся мы в школе, веселые, беспечные. А закончим — сразу столько разочарований, горьких минут, тяжелых раздумий: почему наши педагоги умолчали о том-то и о том-то? Читаем и изучаем "Тихий Дон" и думаем: "Вот какая была раньше жизнь, до революции. Как много было развратников. Хорошо, что теперь уже все по-другому". Алексей говорил мне, что на этот счет я заблуждаюсь. Но я с ним спорила, возмущалась. Правда, во время войны пришлось нам, детям, видеть такое, что хорошим не назовешь. Но кончилась война, и я стала думать: теперь все нормализуется, все будет прекрасно. Безусловно, жизнь изменилась, но не настолько, чтобы сказать, что она прекрасна. Встречается много плохого. Но люди стараются скрывать друг от друга свои недостатки и те безобразия, что творятся у них дома. Ведь все живут за толстыми стенами, за закрытыми дверями своих квартир. И со стороны кажется: все гладко. Когда же ты попадаешь в чужой дом и остаешься там надолго, то порою страшно становится: ну как можно опуститься так низко, что даже не стыдиться низости своей?!