Андрэ Моруа - Прометей, или Жизнь Бальзака

Госпожа Ганская отнюдь не была глупа или недостаточно образованна для того, чтобы стать "литературной совестью" Бальзака, ей недоставало того, что отличало Лору де Берни, - бескорыстного восхищения писателем и вместе с тем ласковой откровенности в своих суждениях. В переписке Бальзака с Чужестранкой, да и во всех их взаимоотношениях, несмотря на любовные воспоминания, не чувствуется душевного согласия. Эвелина порицала, проповедовала, рассуждала, а он все вздыхал, что их разделяют и взгляды, и расстояние.

И снова он пускался в жалобные сетования. Поток фраз, где глаголы поставлены в настоящем времени, напоминал порою монолог из "Женитьбы Фигаро".

"В 1827 году я хочу оказать услугу фактору типографии, а из-за этого в 1829 году оказываюсь обремененным долгами на сумму в сто пятьдесят тысяч франков и остаюсь без куска хлеба в жалкой чердачной каморке. Мимоходом я уподобляюсь Дон Кихоту, защитнику слабых, надеюсь поднять дух в Жюле Сандо и трачу на это слабое существо четыре-пять тысяч франков, которые могли бы спасти кого угодно, но уж только не его!.. Мне тридцать восемь лет, я погряз в долгах... Уже седина серебрится в моих волосах... Ах, Эвелина, Эвелина, как ты мучаешь меня!"

К началу лета 1837 года Бальзак мечется, как раненый зверь. Великолепный мозг отказывается работать. В одном легком при выстукивании слышна целая симфония хрипов. Добряк доктор Наккар, неустанный спаситель, встревожен и посылает своего пациента в Саше, предписав ему не работать, развлекаться, совершать прогулки. Разумное предписание! Не работать! Да ведь нужно закончить "Цезаря Бирото" и написать "Банкирский дом Нусингена"!

Развлекаться, совершать прогулки? Но ведь он кашляет "по-стариковски"! Бывают минуты, когда у него пропадают все силы, вся энергия. И он жалуется в письме к Ганской:

"Я дошел до того, что больше не хочу жить; надежды у меня слишком отдаленные, достигнуть спокойствия я могу только ценою непомерного труда. Если б можно было поменьше работать, я безропотно подчинился бы своей участи; но у меня еще столько горестей, столько врагов! Поступила в продажу третья книга "Философских этюдов", а ни одна газета ни словом не обмолвилась об этом..."

Главное же - его приводит в ужас Париж. Париж - это кредиторы. Париж это мерзкая национальная гвардия, которая все-таки разыскала его и пишет ему с коварной насмешкой: "Господину де Бальзаку, именуемому также "вдова Дюран", литератору, стрелку первого легиона..." Но ведь Париж - это еще и бесподобное зрелище, покрытые асфальтом бульвары, освещенные фигурными бронзированными фонарями, в которых горит газ. Нет, Бальзак не может обойтись без этой царицы всех городов, без ее непрестанной и пестрой ярмарочной суеты; только надо укрыться от драконовских требований национальной гвардии, поселившись в трех лье от грозной властительницы.

По возвращении из Саше его мечта принимает определенную форму. Он решил купить скромный домик в одном из пригородов, достаточно близко от Парижа, чтобы можно было вечером, когда захочется послушать музыку, за час доехать до Итальянской оперы, но эта "хижина" должна находиться и достаточно далеко от столицы, чтобы служить убежищем от приставов коммерческого суда и от старших сержантов буржуазного воинства. А чем же человеку, погрязшему в долгах, заплатить за купленный дом? Но когда Бальзак чего-нибудь страстно хочет, он не желает заниматься подсчетами. Жизнь представляется ему тогда романом, в котором он придумывает один эпизод за другим. Прежде всего затевается великолепное дело: скоро начнут издавать полное собрание его сочинений с виньетками и премией для подписчиков; издание будет основано на тех же началах, что и тонтина Лафаржа, столь любезная сердцу Бернара-Франсуа Бальзака. Кто же откажется подписаться, когда лица, дожившие до конца издания, получат вместе с собранием сочинений Бальзака еще и тридцать тысяч франков дохода? Затем он напишет для театра две, три, пять комедий, а ведь каждому известно, сколько денег приносят пьесы. А потом может умереть Венцеслав Ганский, и тогда Бальзак женится на его вдове, станет владельцем Верховни и у него будут полны карманы золота. И наконец, в Сардинии высятся целые горы отходов на серебряных рудниках Древнего Рима, и отвалы эти ждут только Бальзака, чтобы из них заструилось серебро. Раз у него столько возможностей, он должен купить дом.

Но какой дом? Он знал очаровательную, утопающую в зелени деревню Виль-д'Авре на дороге в Версаль. Олимпия Пелисье часто принимала его там. Живя в этой деревне, он находился бы близ Версаля и, следовательно, близ супругов Гидобони-Висконти и за полтора часа мог бы на "кукушке" доехать до Итальянской оперы. Сначала Бальзак снял тут квартиру (разумеется, на имя Сюрвиля), а в сентябре 1837 года он нашел в местности, именуемой Жарди, участок земли и лачугу, принадлежавшие ткачу по фамилии Варле. Цена владения - 4500 франков плюс издержки. На следующий же день он купил и соседний участок, заплатив 6850 франков. И в конце концов в 1839 году он уже владел сорока акрами земли. Стоимость всего приобретения - 18000 франков. "Называется мой скромный уединенный уголок Жарди, и на этот клочок земли я забрался, как червяк на лист салата..." Бальзак задумал предоставить домик ткача своим друзьям Гидобони-Висконти, финансировавшим покупку, для себя же построить флигель, поручив это дело Сюрвилю, который был инженером, а следовательно, и архитектором. Живя в Жарди, он был бы, в сущности, в Париже и вместе с тем не жил бы там. Ему не пришлось бы платить ни ввозных пошлин, ни чрезмерных налогов; он бы укрылся здесь от нахального любопытства маленьких газет. Постройка дома обошлась бы в 12000, а с земельным участком и меблировкой - 40000 франков. Квартирная плата и то бывает больше. Правда, у Бальзака не имелось 40000 франков. Но, получив задаток в 1500 франков, подрядчик согласился начать работы. Что ж, оставалось только закончить роман "Цезарь Бирото" и написать "Банкирский дом Нусингена". Сизиф засучил рукава и ухватил свой обломок скалы.

XXV. ОХОТА ЗА СОКРОВИЩЕМ

Бальзак был воплощением желания, вечно возрождающегося

желания, устремления к будущему, уверенности, что в силах

преодолеть любые препятствия, с которыми он непрестанно

вынужден бороться: вся жизнь его обращена к будущему.

Гаэтан Пикон

Еще в 1833 году Бальзак рассказывал Зюльме Карро о "Цезаре Бирото", а в 1834 году он писал Ганской: "У меня в работе капитальное произведение "Цезарь Бирото"; его герой - брат того Бирото, которого вы знаете; так же как и первый, он жертва, но жертва парижской цивилизации, тогда как старший брат ("Турский священник") - жертва лишь одного человека... ангел, которого попирают ногами, затравленный честный человек. Замечательная получится картина!" Тогда он рассчитывал дать этот роман Верде для тома своих "Философских этюдов". Затем он написал другие книги, путешествовал, а тем временем Верде обанкротился, и "Бирото" был отложен. Верде уступил за 63000 франков компании книгоиздателей эксплуатацию будущих произведений Бальзака. Консорциум согласился выдать Бальзаку аванс в сумме 50000 франков и, кроме того, платить ему ежемесячно по 1500. Писатель должен был получать не авторский гонорар, а половину прибылей. В 1836 году газета "Фигаро", которая перешла в руки другого издателя, купила "Бирото" у консорциума, чтобы дать роман своим подписчикам в качестве премии. Газета поместила "уведомление": "При трехмесячной подписке на "Фигаро" (20 франков) подписчикам бесплатно высылается премия: "История величия и падения Цезаря Бирото", владельца парфюмерной лавки, кавалера ордена Почетного легиона, помощника мэра второго округа города Парижа, новая "Сцена Парижской жизни", написанная господином де Бальзаком, еще ни разу не издававшаяся, в двух томах, в одну восьмую листа".