Игорь Гриньков - Периферия, или Провинциальный русско-калмыцкий роман

Олегу как-то приходила в голову мысль, что если он такими рысистыми темпами будет сливаться в сладострастном экстазе с алкоголем, то место на лавочке среди «бывших» ему, вероятно, будет обеспечено. Но он тогда отогнал эту недостойную мысль, словно назойливую муху, и больше к ней не возвращался. А напрасно! Способность увидеть самого себя изнутри, хоть и не самое приятное занятие, но иногда помогает. К сожалению, не так уж часто.

Убедившись, что во дворе все идет, как положено, подышав воздухом и изрядно продрогнув, Олег и Герел вернулись комнату.

— Какая она начитанная и деликатная, — неровно стелились мысли Олега, — и про Хемингуэя ввернула удачно, и заурядное опохмеление превратила, чуть ли не ритуальное японское чаепитие, и о моем скотоподобии не напомнила ни словом.

Герля перехватила взгляд Олега, брошенный на настенные часы, и отрицательно покачала головой. Голос ее прозвучал диссонансом:

— Я говорила тебе, не раньше, чем через полтора-два часа. К тому времени шулюн будет готов. И нечего гнать, если решил «мягко» выходить из запоя. Теперь ты под моим контролем!

Олег безропотно закутался в свой верблюжий халат, отвернулся к стене и неожиданно задремал. Когда он проснулся, оказалось, что прошел всего лишь час. Из кухни доносился запах вареного мяса, и впервые за долгие сутки окаянного загула Олег почувствовал голодные спазмы в желудке.

Герля за это время вымыла полы и постирала его одежду, трепыхавшуюся теперь под порывами ветра на балконной бельевой веревке. Герлю он застал в кухне, одетую в его рубашку, доходившую ей до колен, оставившую открытыми точеные икры, тонкие породистые щиколотки (одну из них паутинкой обвивала золотая цепочка) и маленькие, почти крошечные, босые ступни. Герля щепетильно относилась к своей внешности и даже в холодные сезоны, когда все женщины еще носили закрытую обувь, регулярно, в обязательном порядке делала себе в салоне педикюр и красила ногти на ногах.

— Как себя чувствуешь, милый?

— Бывало и похуже. Впрочем, я выпил бы сейчас.

— Думаю, что ты это вполне заслужил. Дай, только накрою на стол.

Она налила в пиалы мясной отвар, отдельно нарезала тонкими ломтиками горячее мясо, хлеб и лук, налила в «стопарь», вмещавший ровно 100 грамм, водку.

Олег опрокинул «стопарь» и отпил из пиалы, чувствуя, как насыщенный шулюн ласково обволакивает желудок, давно отвыкший от нормальной человеческой пищи.

Герля шаловливо спросила:

— Надеюсь, сударь, все это время вы тут не с блядями кувыркались, а только водку честно пили?

— Водку, только водку, как ты могла подумать такое?

— Знаем мы вас, мужичков — мышиных жеребчиков, в возрасте между пятьюдесятью и шестьюдесятью, с чистыми, незамутненными помыслами и кристально честными глазами! А тут мне недавно рассказали, что какой-то мужчина в белом пиджаке, удивительно похожий на Олега Зеленского, расхреначил в «Эльдорадо» зеркало стулом. Это был случайно не ты?

Олег скорчился на стуле. Какой срам! Уже весь город говорит.

— Да, это был я.

— Знаю, что ты. Знаю также, что это не был купеческий кураж, и данный факт тебя извиняет. Ты хотел врезать по кумполу подонку, ударившему женщину, но промахнулся. В милицию тебя не взяли, все-таки известный в городе человек, но за разбитое зеркало пришлось заплатить в тройном размере. Говорят, что ты таким величественным жестом извлекал последние купюры из бумажника, что был похож на короля в изгнании.

Олегу хотелось провалиться от стыда вместе со стулом.

Герел опять вопросительно вскинула брови:

— Кстати, почему до тебя невозможно было дозвониться?

— Мобильник я потерял на второй день пьянки, а стационарный телефон отключал: никого не хотел слышать. Только вчера, придя домой, наверное, машинально включил его.

— Какой ты чуткий, черт бы тебя побрал! Я, как последняя дура, носилась по всем гадюшникам Элисты, несколько раз приезжала к нему домой, а он отключился от мира, блуждал где-то две недели, чтобы спокойно кушать водку! Даже меня не хотел слышать?

Виноват, кругом виноват, вот и перед Герлюшей, самым близким человеком! Прав Дарвин: человек произошел от обезьяны, но не только от нее, и от свиньи тоже, несомненно.

— Ладно, проехали, — примирительно молвила Герля.

После съеденного и выпитого, отяжелевший Олег почувствовал, что его потянуло в сон. Доковыляв до своего лежбища, он будто провалился в темную, липкую, обволакивающую полудрему. А когда открыл глаза, то на улице был уже почти полдень. Чутко, как опытный терапевт, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, он удовлетворенно констатировал, что курс лечения, выбранный Герлей, скорее всего, оптимальный и правильный.

Герел, внимательно наблюдавшая за состоянием Олега, спросила:

— Ну, как? Выпить хочешь?

— Ты знаешь, боюсь сглазить, но чувствую себя на удивление недурно. Даже выпивку можно отложить на время.

— Ну, и славненько! Ну, и чудесно! Пойди в ванну, отмокни, там все приготовлено, а я пока накрою на стол, обедать пора.

Лежа в горячей пене, Олег почти физически чувствовал, как вместе с лопающимися пузырями и паром к потолку ванной комнаты устремляется все гадкое и грязное, в чем он «купался» две недели. Как человек бывалый, он прекрасно понимал, что это облегчение — временное, быстро проходящее, но для похмельного человека и такие короткие минуты — благо.

За сервированным столиком в крохотной кухне сидела изысканная Герля, в ультрамодном платье, в чулках и шпильках, с уложенными волосами и подведенными раскосыми глазами-миндалем. Не дать, не взять, японская принцесса на светском рауте в европейском стиле. Она не желала быть одинаковой даже в течение двух часов, хотя Олег не мог сказать, что беспрестанное кривляние перед зеркалом являлось основным занятием, поглощавшим весь ее досуг. В искусстве перевоплощения ей не было равных соперниц, но Герля делала все это вроде мимоходом, хотя с чувством и толком. Просто она была Женщиной. Она стала раскладывать еду на тарелки, и банальные, обыденные движения ее рук в глазах Олега были наполнены грацией и очарованием, напрочь отсутствовавших, по мнению Олега, у большинства остальных представительниц слабого пола.

Когда Олег выпил и закусил (Герел пила минеральную воду), она деликатно спросила:

— Олежка, скажи, в чем причина срыва?

— Помнишь, Герлюша, я тебе говорил о том, что полгода назад наш региональный союз писателей послал в Москву, в секретариат Союза писателей России, книги трех кандидатов, в том числе и мои, с рекомендацией о приеме нас в Союз. Так вот, недавно из Москвы пришел ответ, что моя кандидатура не прошла. Официальная формулировка была туманной и мало вразумительной. Потом по секрету Антон Санджиевич, сообщил мне, что к литературно-художественным достоинствам книг претензий у них не было. Секретариат не устроила сомнительная общественно-политическая позиция автора, слишком много кукишей рассовано по карманам. Не вызрели вы, господин-товарищ, для писателя, неправильно вы понимаете новый прогрессивный курс президента, Единой Партии — плоть от плоти народа и рублевого, пардон, Рублевского правительства, денно и нощно ломающего головы над тем, что бы еще придумать такое для улучшения жизни населения и для ее полного и окончательного просветления. Посему, погодите, не спешите! Наше Калмыцкое отделение оказалось честнее, проголосовали «за» единогласно!