Вадим Шарапов - Доля ангелов

- Значит, так, - сказал Джон Стейк, вставая из-за игорного стола и сгребая в свою черную шляпу выигрыш. - Твоя «Золотая хрень» теперь моя? Вот и славненько. Будет «Эскалопом».

И Стейк весело ухмыльнулся прямо в лицо Ржавой Бороде, заскрежетавшему зубами от такого оскорбления. Борода потянулся за своим катлассом, да не тут-то было - по традиции таверны «Три Дорады», все оружие здесь сдавали на входе угрюмому вышибале, который, хоть и однорукий, а бил единственной оставшейся клешней, точно молотом. Так что корявые пальцы рыжебородого пирата только цапнули пустые кожаные ножны и сжали их до скрипа.

- Всем привет, - галантно попрощался Стейк, чмокнул в губки Вертушку Молли, плотоядно на капитана глядевшую, и отправился восвояси. То есть, на «Эскалоп».

С тех пор прошло много лет.

Даже бесчисленные кренгования не спасли галеон «Эскалоп» от старости. Век корсара короток, но еще короче век его корабля. Сколько их - сгоревших, пробитых ядрами, издырявленных точильщиками-тередо, разбитых штормами - лежит на дне под волнами Караибского моря?

И все-таки «Эскалопу» повезло больше. Много раз его палуба бывала залита кровью до планширя, и еще больше раз - завалена золотом. Хитрый Стейк обводил вокруг пальца испанские эскадры и уворачивался от идальго и кабальеро, мечтавших увидеть его на рее, а красный галеон - переименованным в какой-нибудь «Педро Хуан де Энкрусильядо» или еще что похлеще. Но кастильским гончим не повезло.

Скрипя шпангоутами, старик «Эскалоп» дотащился до старушки Англии, и там Джон Стейк, получивший на руки корсарскую амнистию, в тот же хмурый сентябрьский день продал галеон какому-то ирландскому доктору с блудливой фамилией. Команда, из тех, кто пожелал спокойной старости, сошла на берег, получила свою долю добычи и растворилась в туманах Альбиона. Корабельный врач открыл свою зубодерню («Чистые клещи», кажется, шикарный двухэтажный дом где-то в Бристоле), корабельный плотник стал уважаемым краснодеревщиком. А капитан Джон Стейк исполнил давешнюю мечту.

Стал владельцем и поваром собственной таверны.

Надо ли упоминать, что прежняя ее вывеска сгинула без следа, а над дверями теперь красовалась кормовая доска с галеона «Эскалоп»?

Наверное, нет.

Зато надо упомянуть, что хозяев в таверне «Эскалоп» было трое. Двое людей, и одна крыса. Но давайте по порядку, а значит - немного вернемся назад.

Когда Джон Стейк с тяжелым сундуком шагнул по прогибающимся сходням с борта своего (теперь уже бывшего) галеона, на причале Плимута он остановился, поставил у ног свою ношу и оглянулся назад.

- Да, были времена, - задумчиво пробормотал Стейк. На его плече висел скатанный плащ из выцветшей грубой ткани, защищавший корсара от стужи и непогоды. Плащ зашевелился, и из складок высунулась большая, остроносая крысиная морда. Поперек нервно шевелившегося носа пролегал глубокий шрам от кортика, а на месте левого глаза была черная кожаная нашлепка. На жилистой, с пролысинами крысиной шее сверкнула толстая золотая цепочка.

- Свят, свят! - шарахнулась от капитана портовая шлюха. - Это что такое?

- Это, душа моя, Иеронимус, - мягко ответил ей моряк, - он тебе тоже очень рад.

- Что-то не очень похоже, - недоверчиво отозвалась шлюха, глядя на крысу, пристально сверлившую единственным глазом женскую грудь, выставленную напоказ. - Экий охальник! Наверняка такой же, как его хозяин.

Сказано это было, впрочем, скорее одобрительно. Джон Стейк хмыкнул, поудобнее перехватил кожаную ручку тяжелого сундука, крякнув от натуги, оторвал его от земли и пошагал дальше. Развалистой и уверенной походкой. Двое портовых ухарей из шайки Тома Проныры проводили его взглядом, но пойти следом не решились - катласс на боку капитана и широченная спина под синей курткой-коутом выглядели весьма красноречиво.

Стейк свернул в переулок и почти сразу остановился перед потемневшей от времени дубовой дверью, обитой квадратными медными заклепками. Дверь выглядела надежной и несокрушимой. «Крепкая, ну чисто крюйт-камера, - отметил про себя капитан, - это хорошо». Потом он посмотрел вверх, где белело пятно от снятой вывески, шагнул вперед и решительно бабахнул кулаком в доски.

- Кто там? - послышался изнутри женский голос.

- Я, Молли. Отпирай.

Дверь распахнулась, и на шее у Джона Стейка повисла красивая, темноволосая женщина лет тридцати, но еще не потерявшая свежести кожи и сохранившая всю привлекательность уроженки северного Галлоуэя.

- Вернулся! - всхлипнула красотка. Джон Стейк радостно улыбнулся, поставил сундучок и крепко обнял женщину. Руки его невольно скользнули вниз, к округлому заду под юбкой - и тут же моряк получил крепкую оплеуху, от которой в голове зазвенело. Иеронимус слетел с плеча вместе с плащом и сердито заворчал, прячась под ближайший стол.

- Молли... - начал капитан ошеломленно, но его прервала новая порция сокрушительных оплеух. - Ты... что... делаешь...!?

- Сколько можно?! - Молли уперла руку в бок и потрясла небольшим, но крепким кулаком перед носом Стейка. - Я думала, тебя повесили! Ты утонул! Тебя зарезали на большой дороге!

- Да кто меня зарежет?! - заорал в свою очередь Джон, взъярившийся на глупость ситуации. - Кто меня зарежет?! На моем галеоне!

- Не ори на меня, Джон Стейк! - сверкнула глазами разгневанная шотландка.

- И ты на меня не ори! Иеронимуса напугала, змея ты горная!

- Ах, змея-а-а-а?!

Джон Стейк успел увернуться от метко запущенной ему в голову увесистой двузубой вилки, которая воткнулась в стену дома напротив. Пара матросов, по своим делам завернувших в переулок, переглянулась и, крестясь, шарахнулась прочь. «Это ж Молли, ей под руку только попадись...» - краем уха услышал Стейк, парируя катлассом сковороду, зазвеневшую, точно библейский кимвал.

- Только глиняную не бей! - в отчаянии взвыл он. - Не напасемся!

- Что я, совсем дура?! - яростно отозвалась Молли Макальпин. - Успеют еще пьянчуги побить нам все стаканы! Чтоб...

Она остановилась на полуслове, отшвырнув сковородку, и ее глаза наполнились слезами. Джон Стейк сунул катласс в ножны, подошел к ней и крепко обнял, на сей раз не встретив никакого сопротивления.

- Здравствуй, любовь моя, - сказал он весело. - Я вижу, ты тут уже вовсю хозяйничаешь?

- Почему ты так долго, Джон? - шепотом спросила Молли.

- Я торопился, - развел руками Стейк, - клянусь! Но шторма... старый «Эскалоп» еле-еле справился.

- Вылезай, Иеронимус, - шмыгнув носом, сказала Молли. Крыса опасливо высунулась из-под стола, потом ловко вскарабкалась на тяжелый табурет и выжидательно уселась на хвост, сложив передние лапы на пузе.

- Сейчас накормлю, проглот, - хмыкнула женщина. - И тебя тоже, Джон. Правда, пока особых разносолов нет...