Вадим Шарапов - Доля ангелов

И громко чихнул.

Спустя мгновение к нему присоединился Иеронимус, звонко чихнувший несколько раз и принявшийся тереть нос лапками.

- Что тут у вас? - Молли подошла с подносом, на котором стояла миска, от которой шел вкусный пар. - Ой-й.... чхи!

Она едва успела брякнуть поднос на стол, и чихнула еще раз.

- Да что там у тебя такое, Джон?

- Говорил я, нужно было в тройную парусину завернуть, - досадливо хмыкнул Джон Стейк. Он аккуратно достал из сундука несколько увесистых мешков и пакетов, и бережно разложил на столе.

- Это то, о чем я думаю? - Молли улыбнулась радостно.

- А, ты тоже привыкла? - ухмыльнулся капитан, он же кок.

Он любовно погладил мешки загрубевшей от рукояти катласса ладонью.

- Лучший, черт его побери, кайенский перец! Лучшие специи Нового Света, даже те, которые испанцы днем с огнем не могут достать. Что золото, Молли? Есть у меня, у нас с тобой и золотишко, но это...

Капитан Стейк выпрямился во весь свой высокий рост и гордо оглядел таверну.

- С этими приправами я такое приготовлю - все трактирщики Плимута сдохнут от зависти! А уж если жарить мясо...

Молли обняла его и крепко прижалась сзади к широкой спине.

У Иеронимуса насчет мяса и специй было свое мнение, в корне отличавшееся от капитанского. Но он промолчал.

В конце концов, ему было не на что жаловаться.

Зима в Дальнередькинск всегда приходила неожиданно. До обеда ее еще нет, а после обеда выйди на крыльцо - и на тебе! - уже засыпало снегом дальние крыши микрорайона «Солнечный», сползающего с восточных холмов по направлению к городскому озеру. Хотя это скопление частных домов только недавно, указом мэрии было переименовано в микрорайон с красивым названием, а местные-то, как раньше, называли его «Бугры».

Вот так оно всегда и случалось - зима приползала в Дальнередькинск с Бугров.

Давным-давно, когда городок назывался вовсе даже не Дальнередькинск, а Дальнехренск, все было как-то по-другому. Старожилы говаривали, что тогда и небо было ярче, и снег как-то пушистее, и.... Да чего им верить, этим старожилам? Это ведь они проголосовали за переименование родного города, как ни кричал местный пророк и бунтарь Федя Калязин, что хрен редьки не слаще. Федя гордо называл себя художником, хотя за всю жизнь не нарисовал ничего более художественного, чем многочисленные транспаранты «Слава всему на свете» и плакаты по охране труда. За что и получил прозвище Федька Маляр.

От кого надо было охранять труд, никто не знал. Впрочем, судя по сонному состоянию Дальнередькинска, где без перебоев работало только предприятие по производству торфяных горшочков, да еще хлебозавод, - охрана труда справлялась со своими обязанностями успешно.

Еще в городе, окруженном с трех сторон холмами, была крохотная река, впадавшая в озеро, пожарная станция, прокат лодок и несколько магазинов. Железная дорога опасливо, точно боясь умереть от скуки, огибала Дальнередькинск, и даже пассажирские поезда не задерживались на маленькой станции дольше, чем на минуту. Была в городе школа и почта, рядом с которой, на уличных лотках небольшой площади местные старушки по выходным раскладывали свои огурцы-помидоры-гладиолусы к Первому сентября и прочим праздникам.

И было отделение Интерпола.

Зачем оно было, толком ответить никто не мог. Как-то так повелось, уже привыкли, со времен далекой перестройки, когда в Дальнередькинске (по тем временам еще Дальнехренске) что ни день околачивалась целая толпа приезжих. Все они громко говорили, махали руками и строили планы по превращению захолустного сибирского городка в туристический центр или что-нибудь еще.

Потом толпа схлынула, а Интерпол остался. Начальник пожарной охраны Митрофан Гнатюк, мужчина солидный и обстоятельный, с кулаками, похожими на дыни и висячими казацкими усами, подвыпив, любил рассказывать, как его вызвал к себе тогдашний мэр Рябов-Мирцкявичус и показал гербовую бумагу с иностранными словами.

- А там прямо так по-английски и написано, - басил Гнатюк, - «организовать в Дальнехренске местное отделение Интерпола, для чего согласно штатному расписанию будет прислан специалист». Я и говорю мэру...

Дальше Гнатюка уже не слушали - надоел, да и хорошо знали, что ни слова по-английски он не понимает, даже надпись на батончике «Сникерс» не может прочитать, не перевравши.

Но Интерпол, как мы уже говорили, в Дальнередькинске был и даже работал. Находилось отделение международной полиции в небольшом деревянном пристрое между конторой ЖЭУ, крашеной в синий цвет и бревенчатым лабазом - старейшим в городе продуктовым магазином, который старики по привычке называли «сельпо», хотя на нем красовалась гордая вывеска «Гастрономия и напитки». Вывеску когда-то нарисовал Федька Маляр. Кривовато нарисовал, но и так сойдет.

На самом деле отделение Интерпола в Дальнередькинске было создано с особой целью, очень даже серьезной и неизвестной почти никому из местных жителей, даже вездесущей старухе Варваре Степановне Плотниковой по прозвищу Варька-Бородавка, из-за выдающейся детали внешности, украшавшей крючковатый нос. Бородавка знала все про всех, но и она не могла внятно ответить - на кой черт в тихом городке располагается учреждение с чудным названием «Интерпол». На самом деле, решение это было принято потому, что... Нет, давайте не будем торопить события.

Впрочем, до недавнего времени отделение международной полиции пустовало. Огромный висячий замок на двери никто не тревожил уже примерно год, и мальчишки из соседних дворов приспособили пологое крыльцо под свои посиделки.

Но однажды все изменилось.

В Дальнередькинск пришла зима. А вместе с зимой в город пришел худой черноволосый человек, зябко кутающийся в модное, но слишком тонкое для этих мест пальто. На ногах у чернявого, носатого и небритого парня были джинсы и лакированные итальянские ботинки, под мышкой - кобура скрытого ношения, на голове - ушанка (или, скорее, то, что в Москве на Арбате доверчивым туристам впаривают ушлые торговцы). Так вот, на голове у жгучего брюнета была эта самая ushanka. В руках у него не было ничего. Кажется, так уже начиналась какая-то всем известная повесть, но что поделать, если именно так все и обстояло на самом деле.

Небритого и очень голодного парня звали Филипп Айноа Рафаэль Хуан Сегурола де Лос Ремедиос Алькальде. Что-то из этого, несомненно, было именем, а что-то - фамилией. Но, поскольку Филипп Айноа (давайте называть его так) был баском, а жители этой маленькой, но гордой местности любят необычные для сибирского слуха имена, то что именно в этом перечне могло считаться фамилией, мы не знаем. Да это и неважно. Важнее то, что Филипп Айноа был новым начальником дальнередькинского отделения Интерпола. И новое назначение его не слишком радовало.