Вадим Шарапов - Доля ангелов

Конечно, о нашем замечательном районе всякое говорят, плохое тоже. Но я вам так скажу - если знать, по каким улицам ходить вечером, а по каким не надо, то ничего этакого с вами не случится. В крайнем случае, отнимут что-нибудь ценное, но, если хорошенько подумать - зачем вечером это ценное с собой носить? Тот, кто это знает, тот и не носит, а просто идет себе спокойно домой и ничего не опасается. Или несет с собой пачку чая, только чтобы непременно у бабушки Поли купленного. Тогда можно хоть обвешаться золотом и зубы себе золотые вставить в три ряда, как у акулы - никто и пальцем не тронет.

При чем тут чай, спрашиваете? Ну, это долгая история.

Как раз на две-три кружки побольше.

С магазинами в Железнодорожном микрорайоне была беда. Не совсем беда, конечно, потому что имелось несколько маленьких продуктовых, в которых крупный взрослый мужчина развернуться мог с трудом, а двое уже просто не помещались. Здесь можно было купить хлеб, колбасу, соль и сахар, пряники детям и пачку плохонького чая домой. А если хотелось чего-нибудь хорошего, то за этим хорошим и разнообразным нужно было ехать в город. «В город» - эти слова все местные произносили так, как, наверно, какие-нибудь жители Бескрайнего Севера говорят «на Большую землю». Потому что с городом микрорайон соединял один старый автомост, который примерно семь месяцев в году был закрыт на ремонт. А пешком - много ли утащишь на своем горбу?

Аборигены привыкли и не жаловались, потому что жаловаться было бесполезно. В администрации таким жалобщикам показывали план застройки, где был нарисован красивый новый мост. И с честными глазами обещали непременно возвести его. Как только, так сразу, а может быть, даже чуть пораньше. Это ведь совсем недолго, правда?

Зато здесь было тихо. Старые улочки, сонное царство которых не нарушали даже гудки поездов, утопали в зелени кряжистых тополей и лип, а во дворах многоэтажек гоняли в футбол местные пацаны. А еще - чужих здесь не любили. Каждый пришелец «из города», которого по каким-то делам заносило в Железку, чувствовал себя, как немецкий солдат в белорусских лесах, не меньше. Вроде бы, все на месте, и даже светофоры на перекрестках работают, и троллейбусы ездят, целых два. Но все равно как-то неуютно, потому что прохожие смотрят с прищуром, и рука невольно тянется проверить, на месте ли бумажник. А вот этого делать нельзя ни в коем случае, потому что если выяснится, что у пришельца еще и бумажник при себе, то все остальное не будет иметь никакого значения, будь он, этот пришелец, хоть семи пядей во лбу и чемпион по бегу с препятствиями.

Не хватало во всем микрорайоне только одного. Вслух об этом не говорили, потому что - какой толк? И только местный «смотрящий», суровый мужик лет пятидесяти, выглядящий как смесь экскаватора с несгораемым шкафом, которого все звали просто Ракита, местную тоску озвучил коротко и ясно.

Ракита, имевший за плечами большой тюремный опыт, человеком, тем не менее, был начитанным и выражаться мог вполне культурно. Но в тот раз он выражался совсем по-другому. Случилось это однажды летом, когда смотрящий, сидя за грубо сколоченным столом во дворе деревянной двухэтажки, хлебнул чая из огромной алюминиевой кружки, скривился и выплеснул заварку в кусты сирени.

- Ну и солома, бля! - огорченно прогудел он голосом, похожим на лязганье вагонной сцепки. - Да чтоб им всем там ни дна, ни покрышки, кто это чаем называет!

Дальше Ракита красочно и выразительно описал участь производителей соломы, случись им попасть в его руки. Участь была страшна, и я, сидя напротив и внимательно слушая, даже невольно поежился. Ракита мельком взглянул на меня, тяжело вздохнул и спросил:

- Ну что, я неправ, что ли, а?

Вопрос был, скорее, риторическим, так что я промолчал, впрочем, мой ответ смотрящему был не очень-то нужен. Культурно, вполголоса матюгаясь, чтобы не потревожить покой сидящих на соседней лавочке старушек, чинно вяжущих что-то на спицах, Ракита встал и ушел в дом, а я отправился по своим делам. Дел у меня хватало.

А потом, в один теплый и безоблачный майский день, все вдруг изменилось. Потому что в микрорайон приехала бабушка Поля. Была она крепкой, веселой старушкой, круглой, как мячик, и так же, как мячик, везде каталась своей быстрой, семенящей походкой. Не успел никто из местных сообразить, что это такое, как бабушка Поля уже освоилась и нашла со всеми общий язык. Первым делом она подсела к угрюмому Раките и рассказала ему что-то такое, отчего смотрящий остался за столом, задумчиво подперев голову рукой и с какой-то неопределенной полуулыбкой на лице. Такого за ним не водилось.

- Я, милые, офицерская жена, - скороговоркой рассказывала Поля любопытствующим на скамейке старушкам, стоя у распахнутого настежь окна квартиры на первом этаже, успевая при этом еще показывать грузчикам, носившим мимо нее в подъезд коробки, что брать и куда это ставить. - Муж мой, милые мои, Степан Фомич, полковником в отставке был, да не просто полковником, а ракетных войск стра-те-ги-чес-ко-го назначения! Жили мы с ним душа в душу, на Дальнем Востоке, в гарнизоне. А потом помер Степа мой, и решила я поехать, куда глаза глядят...

- Куда глаза? - хором ахнул женский батальон с лавочки. - Это на старости-то лет?

- А что - на старости? - подбоченилась бабушка Поля. - Милый, ты вон ту коробку сперва занеси, вон ту, зеленую! А что - на старости, я вас спрашиваю? Бодрости у меня еще ого-го! А дело, которым заниматься хочу, в любом городе потребуется.

- Дело? - старушки заплескали руками и завертели головами - ну чисто стая голубей, теснящихся к тому, кто сыплет им хлебные крошки. Я сидел на соседней лавочке и слушал все это, делая вид, что мне совсем неинтересно. Но мне было интересно.

- Дело! - подтвердила бабушка Поля и ткнула в небо указательным пальцем. Старушки, все одновременно, тоже посмотрели ввысь, как зачарованные, будто ожидали, что оттуда сейчас упадет это самое дело.

- Такое дело, что одной мне ни в жизнь не справиться, - весело продолжила кругленькая бабушка. - Без помощника не обойтись. Только помощник мне нужен не простой, а особенный. Вот, например...

Она оглянулась по сторонам.

- Вот, например, такой, как он!

Я в эту секунду как раз зевал - солнце, знаете, припекает, хорошо... и пропустил слова бабушки Поли мимо ушей. Но гробовое ошеломленное молчание, воцарившееся на старушечьей лавочке, меня насторожило, и я посмотрел в ту сторону.

Бабушка Поля показывала прямо на меня.

- Как он? - удивленно прошамкала Беатриса Сергеевна, вредная старушенция из шестой квартиры.

- Именно! - уверенно подтвердила новенькая. И спросила у меня без обиняков:

- Хочешь ко мне в помощники? Дело интересное, обещаю. Да и я не обижу, договоримся.