Нил Гейман - Сошедшие с небес

Джилли села в постели. Она была полностью одета, а ее ноги затекли оттого, что она спала в неудобной позе. Свет шел из-под двери. Сначала он ослеплял, потом затуманился. Он плясал, подпрыгивал, менял направление. Потом вдруг скрылся под дверью, так что остались лишь тусклые отраженные блики.

«О, нет! — мелькнуло у нее в голове. — В доме пожар!»

Она выбралась из постели и на онемевших ногах заковыляла к двери. Пощупала ручку, чтобы понять, не горячая ли она. К ним в школу приходили пожарные и рассказывали о том, что следует и чего не следует делать во время пожара, и она знала, что дверь нельзя открывать, если ручка горячая. Огонь питается кислородом, как грудной ребенок — молоком.

Но ручка оказалась холодной, как и сама дверь. Джилли осторожно повернула ручку, приоткрыла дверь и выскользнула в коридор. Комната Тоби была прямо напротив; свет шел оттуда, пробиваясь в щели по обе стороны двери, под и над ней. Временами он становился таким ярким, что больно было смотреть, и тогда вспыхивала каждая щелочка, даже в замочной скважине как будто пылал огонек.

Она принюхалась. Страннее всего было то, что дымом совсем не пахло. И треска, который обычно сопровождает пожар, тоже слышно не было.

Приблизившись к двери Тоби, она кончиками пальцев коснулась ручки. Тоже холодная. Никакого пожара в комнате Тоби не было. Она вдруг испугалась. В животе стало скользко и холодно, как будто она проглотила что-то ужасно противное и ее вот-вот стошнит. Если в комнате Тоби не пожар, то что это?

Она уже хотела бежать к родителям, как вдруг услышала необычный звук. Негромкий треск, больше похожий на шелест; и тут же загулил и захихикал Тоби.

«Он смеется, — сказала Алиса. — С ним все в порядке».

— Жаль, что это не пожар. Хоть бы он умер.

«Нет, ты этого не хочешь, и я не хочу. Ты теперь монахиня; ты же дала обет. Монахини все прощают. Монахини все понимают. Они — невесты Христовы».

Она распахнула дверь комнаты Тоби.

И «Святая Мария!» — закричала Алиса.

Зрелище, открывшееся ее глазам, было столь впечатляющим и ослепительным, что она упала на колени и стояла, открыв от изумления рот.

Посреди комнаты возвышалась огромная белая фигура. От нее шел нестерпимый свет, и Джилли даже пришлось прикрыть глаза ладонью. Фигура была такой высокой, что почти касалась макушкой потолка, одеждой ей служили сияющие белые полотнища, а за спиной виднелись огромные сложенные крылья. Мужчина это или женщина, Джилли сказать не могла. Существо излучало столько света, что Джилли едва различала его лицо, в котором смутно виднелись лишь глаза, плававшие в сиянии, как два зародыша-цыпленка в яйце; да еще изгиб улыбки.

Но больше всего, до дрожи, Джилли напугало то, что Тоби выбрался из своей кроватки и теперь стоял — стоял! — на коврике рядом с ней, а это высокое сияющее существо поддерживало его за ручки.

— Тоби, — прошептала она — О, господи, Тоби.

Но Тоби только повернулся к ней и улыбнулся своей самой озорной улыбкой, пару раз неуверенно переступив ножками по ковру, а сияющее существо помогало ему держать равновесие.

Джилли медленно встала. Существо глядело на нее. Хотя его свет ослеплял, она поняла, что в его взгляде нет злобы. Даже напротив, он словно просил понимания; по крайней мере, тишины. Но когда существо подняло Тоби на руки, просто обхватило его своими невидимыми, сверкающими дланями, и он взмыл вверх, самообладание Джилли рассыпалось, как пазл, когда его вытряхивают из коробки.

— Мама! — завизжала она, вскочила, выбежала в коридор и начала колотить в дверь родительской спальни. — Мама, у Тоби в комнате ангел! Мам, мам, мам, иди скорей! У Тоби в комнате ангел!

Отец и мать выбежали из спальни растрепанные, с выпученными от страха глазами, не соображая, куда бегут. Бежали они в спальню Тоби, а Джилли за ними.

Он был там, лежал, уютно укрытый синим с желтым одеялом, и сосал пальчик. Довольный, кудрявый и совсем сонный.

Папа повернулся и серьезно посмотрел на Джилли.

— Я видела ангела, — сказала она. — Я ничего не выдумываю, честно. Он учил Тоби ходить.

Доктор Водри сплел пальцы вместе и покачался из стороны в сторону в своем черном кожаном кресле. Из его окна было видно серую кирпичную стену с полосками снега. На его столе стоял горшок с засохшим растением и фотография троих страшненьких ребятишек в свитерах, которые были им маловаты. Наполовину индус, он носил очки в толстенной черной оправе, а его черные волосы были зачесаны назад. Джилли подумала, что нос у него как баклажан. Той же формы. Того же цвета.

— Знаешь что, Джилли, у людей твоего возраста религиозные галлюцинации совсем не редкость. Обрести веру со всеми сопутствующими ей проявлениями — желание, которое испытывают многие молодые девушки.

— Я видела ангела, — сказала Джилли. — Он учил Тоби ходить.

— Откуда ты знаешь, что это был ангел? Он что, сам тебе сказал: «Извини, мол, я ангел, заскочил к вам на пару минут присмотреть, чтобы твой маленький братик не ползал до конца жизни на четвереньках»?

— Ничего он не говорил. Просто я знаю, кто это был.

— Ты говоришь, что поняла это — но как? Об этом я тебя и спрашиваю.

Джилли опустила глаза. Ее руки лежали у нее на коленях и выглядели почему-то совершенно чужими.

— Дело в том, что я — монахиня.

Доктор Водри круто повернулся к ней.

— Я не ослышался? Ты сказала, что ты — монахиня?

— Да, тайная.

— Подпольная монахиня, ты это имеешь в виду?

Джилли кивнула.

— Могу я спросить, к какому ордену ты принадлежишь?

— У него нет названия. Это мой собственный орден. Но я посвятила свою жизнь Господу и Пресвятой Деве Марии и страждущему человечеству, даже если оно валяется, пьяное, в подворотнях.

Доктор Водри медленно снял очки и с бесконечной симпатией посмотрел на нее через стол, хотя она сидела, опустив голову, и не могла видеть его взгляд.

— Моя дорогая юная леди, — сказал он, — ваша цель в жизни достойна всяческих похвал; и не мне вам говорить, что вы видели, а чего не видели.

— Я видела ангела.

Доктор Водри отвернулся и стал смотреть в другую сторону.

— Да, моя дорогая. Полагаю, что так оно и было.

Молодой священник ждал ее в библиотеке. Он был невысокий, коренастый, лысоватый, с мясистыми ушами, но все же довольно привлекательный для священника. На нем был жуткий свитер с оленями по всему полю и коричневые вельветовые штаны.

— Садись, — сказал он, показывая на развалины дивана, некогда крытого красной кожей, теперь совсем растрескавшейся. — Хочешь кофе? Или, может, «Айрн Брю»? Хотя я почти уверен, что он загустел. Его купили два рождества назад, и он так и стоит с тех пор на этой полке.

Бледная Джилли робко присела на дальний краешек дивана и едва заметно помотала головой.