Вера Гривина - Слуга князя Ярополка

– Господи Иисусе! – прохрипел Фома, осеняя себя крестным знамением.

Душу Блуда охватило сомнение: всесилен ли христианский Бог, если не смог уберечь от гибели своих ярых приверженцев.

– Не спас их Господь! – вырвалось у него.

– Всевышний и Своего Сына не спас – напомнил Фома и, немного помолчав, добавил: – Тогда многие испытали разочарование, и даже ученики Иисуса усомнились.

Он прочитал молитву, а Мстиша сказал с сожалением:

– Добрый был воин – Теодрик. А Ивашка моложе меня.

– Упокой их, Господи, – прошептал Блуд и перекрестился.

– Там еще кто-то лежит, – сказал Фома и направился к ручью.

Возле большого камня распластался тот самый парень в грязной свите, который попался навстречу Блуду вместе с волхвом Твердоликом и хромым стариком.

– Видать, Теодорик отшвырнул его от себя, – предположил Фома, указывая на испачканный кровью камень.

Блуд кивнул.

– Должно быть. Хоть одного убивца постигла Божья кара.

– Пойдемте скорее отсель! – воскликнул бледный Мстиша.

Добравшись до собора Святого Ильи, они сразу поняли, что храм не пострадал.

– Должно быть, смутьянов устрашила судьба Беспута, – заметил Мстиша.

История, о которой он вспомнил, случилась в конце прошедшей зимы. Известный в Киеве вор по прозвищу Беспут, решив ночью поживиться в соборе Святого Ильи, был поутру найден там мертвым, с перекошенным от ужаса лицом. Почему это случилось, Фома узнал от причетника 38 38 Причетники – общее название низших служителей церкви, не являющихся священниками или дьяконами. , с которым имел дружеские отношения. Виновным в гибели Беспута оказалось било – большая металлическая пластина, в которую ударяли колотушкой для того, чтобы известить прихожан о начале службы (колоколов на Руси еще не было). Это самое било возьми и упади с жутким грохотом, отчего у забравшегося в храм вора случился разрыв сердца. Но о настоящей причине гибели Беспута знали единицы, а по Киеву быстро расползлась молва, что вороватого малого самолично убил христианский Бог, возмущенный незаконным вторжением в свое святилище. Неудивительно, что народ побаивался приближаться с дурными помыслами к христианским храмам.

– Устрашились язычники Господа Иисуса, – согласился с другом Блуд.

Никого из священнослужителей не было: они убежали, не забыв, однако, запереть дверь на замок. Вокруг храма ездили дружинники, а один из них, христианин Стефан Угрин, подскакал к Блуду и, поздоровавшись, быстро проговорил:

– Князь, как узнал о смуте, сразу послал нас усмирять чернь. Hab 39 39 Подонки (венг.). ! Добро, что мы вовремя поспели.

– Вовремя да не совсем, – вздохнул Блуд. – Возле ручья лежат двое погубленных христиан – воевода Теодрик и его сын.

Стефан перекрестился.

– Упокой их Господи! Мы заберем тела, чтобы похоронить, как полагается по нашей вере.

К собору подбежали два причетника. Прочитав дуэтом молитвы, они отперли двери и нырнули внутрь храма.

– Хоть бы один протоирей пришел, – забеспокоился Фома. – Да и дьякону не мешало бы уже быть здесь. Неужто в столь великий праздник обедни не будет?

– Будет обедня! – уверенно заявил Угрин.

Он быстро переговорил о чем-то с другими дружинниками, после чего куда-то ускакал. А тем временем возле храма начали собираться испуганно озирающиеся прихожане.

– Зря люди боятся, – заметил Мстиша. – Дружинники смутьянов разогнали, и новой смуты уже не случится.

– Виновники смуты – волхвы и кудесники нечестивые, – буркнул Фома.

Блуд кивнул.

– При княгине Ольге они не решались баламутить народ.

– Решались, – возразил Мстиша. – Токмо княгиня все бунты пресекала на корню. Варяжко тоже не дает волхвам потачек, и за каждым из них надзор учинил.

Фома покачал головой.

– Видать, худо над ними надзирают.

– Народ взбаламутили пришлые кудесники, – сказал Мстиша. – Они недавно явились в Киев.

– Не о них ли молва идет, как о чудодеях? – спросил Блуд.

– О них, – коротко ответил Мстиша.

Он явно чего-то не договаривал. Блуд хотел продолжить расспросы, чтобы в конце концов выпытать у друга, что тот пытался скрыть, но их беседу прервало возвращение Стефана Угрина. Довольный дружинник медленно ехал на своем кауром жеребце и вез позади себя одного из священников собора Святого Ильи. За ними пешком следовал кряхтящий дьякон.

Фома облегченно вздохнул:

– Не останемся мы в великий праздник без обедни.

Спустя пять дней после кровавой Пасхи Мстиша позвал Блуда поохотиться вместе с ним и Лютом. Выехали они из города затемно, а рассвет встретили в поле. Утро выдалось погожим, и охотники надеялись на хорошую добычу. Однако охота не задалась, отчего настроение у всех испортилось. Особенно злился Лют.

– Разве же в здешних лесах еще осталось зверье? – ворчал он после очередной неудачи. – Нынче добычу можно сыскать токмо во владениях древлянского князя. Нам бы там поохотиться. А давайте-ка и впрямь порыскаем возле Искоростени 40 40 Искоростень – город в Древлянской земле, ныне Коростень на территории Украины. – авось, воротимся в Киев не с пустыми руками.

– Коли воротимся, – отозвался Блуд. – Стоит князю Олегу прознать о том, что мы в его владениях, нам конец.

Лют презрительно хмыкнул:

– А ты уже и в штаны наложил?

Блуд побагровел от гнева. Повернув своего коня, он подъехал к Люту и процедил сквозь зубы:

– Мне страх неведом. А коли ты в том сомневаешься, можешь проверить – но токмо так, чтобы князей не впутывать. Неужто тебе, дурья башка, неясно, что наша охота в древлянских лесах может обернуться ссорой али даже войной меж Олегом и Ярополком?

– Верно! – поддержал друга Мстиша. – Негоже, братец, нам подводить князя Ярополка. Батюшка на нас обоих осерчает.

Напоминание об отце подействовало на Люта, и он больше не настаивал на продолжении охоты во владениях древлянского князя. Всю свою злобу старший Свенельдович принялся изливать на раба по имени Выскирь – долговязого, рыжего парня с зелеными кошачьими глазами.

– Толку от тебя нет! Совсем обленился, пес! – орал Лют, хлестая раба плеткой и пиная ногами.

Под Выскирем покачивалась, готовая, казалось, вот-вот рухнуть лошадь, но он сам сносил удары Люта так, словно ничего не ощущал.

– Не покалечил бы мой братец Выскиря, – озабоченно сказал Мстиша Блуду.

Тот осведомился:

– Почто Лют так на раба гневается?

– У Выскиря нюх на зверье. Благодаря его чутью нам прежде случалось и рогача 41 41 Рогач – олень, секач – дикий кабан. убить, и секача затравить, а то и медведя поднять на рогатины, а нынче мы остались без добычи, за что Лют и попрекает Выскиря.

– Зря попрекает. Охота, как и любое дело, не всегда зависит от чьего-то старания и умения.