Сергей Чефранов - Персональная политическая история

© Сергей Чефранов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Для того, чтобы предсказать погоду на завтра, бывает достаточно посмотреть на закатное небо. Чтобы предсказать ее на неделю вперед, нужно быть серьезным специалистом и владеть многими данными. А чтобы понять, каким будет лето, снова бывает достаточно обычного житейского опыта, примет, воспоминаний о лете прошлогоднем и позапрошлогоднем. Так и с историей и своим отношением с ней

Чтобы четко, до боли в сердце, узреть несколько следующих десятилетий, достаточно жить жизнью обычного человека, но только не потерявшего памяти.

Мы живем в эпоху, когда монолог власти повсеместно (не только в России) заглушает монолог частного человека

Я осмеливаюсь предложить небезразличному читателю сборник своих умозаключений, полученных частично чтением, частично благодаря собственным раздумьям, полагаясь лишь на свое искреннее убеждение, что человек – существо общественное, и вне диалога нет общественного договора, нет общества

Добровольная, почетная и сложная обязанность мыслящего человека – общаться и так – в диалоге – создавать цивилизации!

Длительная лихорадка приучает организм не верить утомленности и усталости, приучает к мысли, что очень важно – уметь не вникать в ощущения, порожденные пульсацией воспаленной крови, не вникать в боль и не верить боли.

Свободный человек выходит на площадь, запруженную народом, над которым, как чайки над косяком трески, беснуются флаги и транспаранты, а крики сучковатыми кольями вырастают из глоток, устремляясь в небо. Самое удивительное, и, может быть, самое страшное в том, что эти ужасные колья, достигающие невиданных размеров, отбрасывают тень на небо! Это так дико для свободного человека, что он поворачивается и уходит с площади, не дожидаясь вынесения площадью резолюции, хотя эта резолюция, конечно же, когда-нибудь может коснуться и его.

За пределами площади небо так высоко и так нереально прозрачно, что ничто не может отбросить на него ни тени, ни полутени, даже самые высокие деревья – сосны и эвкалипты.

Свободный человек идет с площади, пробирается между домами, а за ним – так скатерть сливается со стола – тащится его собственная тень. Она ломается на углах домов и там, где стены переходят в асфальт. Несмотря на то, что сам свободный человек исключительно здоров, тень его корчится как калека-нищий, разбитый какой-то неприятной болезнью, окунающей в безысходность, хотя эта безысходность – суть не болезни, а симбиоза тела и мостовой. Даже у мертвых раскрываются глаза в ином мире, иначе говоря – при перемене обстоятельств места, времени и действия. Невозможно победить болезнь, не покидая кабинета врача. Невозможно победить ее, увеличивая ежедневную дозу лекарства.

Но если действительно – не покинуть и не уменьшить? Разве не вперед человека распространяется его влияние на среду собственного обитания и даже на те среды, в которые он еще как бы не проник? Что можно сказать о грани между причиной и следствием, здоровьем и болезнью, телом и его тенью? Только то, что тело максимально приближено к своей тени, когда лежит на ней или стоит у стенки. Это тот вывод, который кто-то повесит себе на шею, как камень, а кто-то накрутит на объектив своего фотоаппарата как поляризационный фильтр.

Но все же самое главное – уметь не вслушиваться в крики, не доверяться боли, ибо боль – это даже не объект исследования по ту сторону фильтра. Боль – это что-то хватающее за ноги. Важно ощутить, что за частоколом, отбрасывающим тень на небо, нет солнца. Это не то небо.

Годовалый ребенок, проснувшись, сразу же начинает шевелиться в своей кроватке, порывается встать и проявляет удивительную самостоятельность, протягивая ручки и дотрагиваясь до подвешенных над кроваткой игрушек. В крайнем случае, он начинает требовать пищи и кричит. Так или иначе, улыбается он, или плачет, но после пробуждения его глаза ни на мгновенье больше не закрываются, маленький человек не знает преимуществ сна перед явью и изучает явь, всячески экспериментируя с ней.

С годами, по мере знакомства с окружающим миром, у человека появляется привычка оттягивать миг пробуждения. Некоторые даже накрывают голову одеялом, только бы не слышать пронзительного звона, которым разрушает очарование утра любой будильник. Ни в какое время не раздается столько ругательств, как утром. Состояние сна становится необходимым и привлекательным, его преимущества перед явью обретают очевидность, такую очевидность, что о них не говорят и не пытаются их осмыслить.

На самом деле это довольно странно. Человек – комок в некоторой степени сложно организованной материи, предназначенный для жизни, исторически понимаемой прежде всего как последовательность поступков, акций, стремится к обратному, стремится к пассивности сна, где поступок не является необходимым условием получения удовольствия или достижения иной цели и тем более обретения смысла. Ведь если снится обед, удовольствие все равно извлекается не из блюд, а из состояния сна. В некотором смысле, человек, не желающий пробуждения, не желает и жить. Это тот нелепый результат, который многие люди получают по мере своего продвижения к естественному концу.

Я неспроста, определяя жизнь как последовательность поступков, добавил, что так она понимается исторически, традиционно. Есть и иные понимания, которые все так или иначе подходят под определение умозрительных. Об этом можно рассуждать долго и все это сочинение, может быть, есть не более, чем попытка расшифровать одну из черных точек, которые слагаются на этом листе в слово Бытие.

Вероятно, человек не желает просыпаться по той лишь причине, что реальная жизнь доставляет ему немало хлопот, огорчений и даже трудностей, которых человек вовсе не желает и которых страшится. Во сне их обычно не бывает. С тех пор, как человек перестал замечать в окружающем мире что-либо кроме себя, загадочность, свойственная всякой жизни, тем более человеческой, исчезла под натиском его будничных проблем, а вместе с загадочностью исчезли и поэтичность, и гармоничность, в общем, всякая приятственность. Социальные и бытовые темы, некогда дававшие художникам повод для праздника на полотне, по мере того, как в глазах людей стал преобладать металлический блеск, хотя бы и отраженный, превратились в темы борьбы и неустроенности.