Елена Гостева - Стрекозка встает на крыло

Неожиданно Телятьева вызвали в штаб, к некому майору Шудякову. Полковник, которому вестовой передал предписание, удивленно поднял брови, встревожился:

– Шудяков вызывает? Телятьев, Вы что-то натворили?

– Не знаю за собой серьёзных проступков… Кажется, не более грешен, чем прочие…

– Мне тоже так кажется, однако… Пообщайтесь с майором, потом, прошу Вас, расскажите… Если не тайна…

Телятьев повернул коня к штабному дому, Анреп снова окликнул, подозвал:

– Поручик, думаю, Вы должны знать… Этот Шудяков… Осторожней надо с ним… Знаете, он… в общем, из простых писарей… Говорят, лет десять, а то и все двадцать был штабс-капитаном, ничем неприметным… Проявил большое усердие в расследовании бунта… Слышали о черниговцах?.. За год на два чина вырос… Обдумывайте свои слова…

Телятьев поклонился полковнику:

– Благодарю Вас!

Бунт Черниговского полка, кто ж о нём не слыхал? Только все рассказывали по-своему, разные версии, а общаться с непосредственными участниками Телятьеву не приходилось. У кого-то после бунта полетели головы, с кого-то сорвали эполеты и мундир, а кто-то, стало быть, в чинах возрос…

Майор Шудяков, лет сорока-пятидесяти, выглядел уставшим, издёрганным, давно не высыпавшимся, на лице была маска отчаянного усилия: как будто б от того, справится ли он с неким сверхважнейшим делом, зависит спасение отечества, никак не меньше. Со столь решительным лицом люди идут в бой, а для майора полем битвы, вероятно, был его массивный стол, на котором в аккуратные стопки были сложены кипы деловых бумаг, стояли несколько чернильниц, в стаканах перья, карандаши. Он страдал одышкой, какая бывает у людей, что неожиданно для самих себя начали быстро раздаваться вширь и не успели свыкнуться со своими новыми формами. Расплывающуюся фигуру плотно облегал, образуя поперечные складки, мундир драгунского покроя, готовый вот-вот треснуть по швам. Старый мундир стал тесен, но майор, словно бы отказываясь этому верить, упрямо донашивал его. За столами меньшего размера склонились над бумагами два молодых писаря.

– Так-с, господин поручик, хотелось бы знать, – недовольно оглядев вошедшего и указав ему на стул, начал майор, – хотелось бы знать, по какой причине Вы генерал-майора в неловкое положение ставите, очерняете?

– Простите, не понимаю, о чём Вы?

– О чём? А сплетни нехорошие распускаете, жалуетесь на генерала-майора…

– Я жалуюсь?! Это ложь!

– А вот написано, – взяв приготовленный лист и отнеся его от глаз подальше, майор прочитал. – «…говорили, что поручик Телятьев отказался уступить генерал-майору Кочиалову скакуна, и за это подвергнут наказанию, отправлен на гауптвахту». А ни на какую гауптвахту Вас не отправляли, я проверял! – упёршись руками в стол и вперившись в поручика тяжёлым взглядом, заявил он голосом прокурора, убеждённого в вине преступника. – И что сие за выдумка, ради каких целей?

– Но кто говорил? Я ни разу ничего подобного не произносил. Что за фамилии-то там, в сём доносе указаны?

– Это не донос, а докладная записка! Фамилии здесь штатских господ, я к штатским отношения не имею, я за настроениями в армии следить обязан. А откуда штатские услышать могли, как не от Вас?

– Понятия не имею, господин майор, я не имею к сплетне никакого отношения.

– Как не имеете отношения, если о Вас говорят?

– Уверяю Вас, я б тоже хотел узнать, кто эту глупость сочинил. На дуэль бы вызвал…

– На дуэль?! Дуэли запрещены, не забывайтесь! А если не Вы, господин поручик, жаловались, тогда кто же? – грозно спросил обвинитель и улыбнулся ехидненько: мол, что, съел? Не отвертишься.

– Откуда мне знать? Меня уже дамы спрашивали по этому поводу, и я чётко объяснил, что это вымысел.

– А что ж Вы не спросили, кто им сказал, от кого они слышали?

– Выспрашивать сию глупость у дам? Простите, быть занудой, сутяжником в их глазах никак не хочу.

– А надобно было выяснить, тогда бы знали, что ответить мне, – назидательно выговорил Шудяков. – В обществе опасные разговоры ходят. Нехорошо-с… А если Вы не были на гауптвахте, отчего ж от общества прятались? Может, сами с друзьями шутку такую выдумали?

– Выдумать шутку, чтоб опозорить самого себя? Это бред, господин майор!

Но что этому майору говорить о чести, что он в ней понимает? Сразу видно: плебей.

– Не знаю, не знаю… а придётся отправить по инстанции докладную… И уж поразбирайтесь, повыспрашивайте, кто виновен в клевете на генерала. Виновный есть, ежли не Вы, другой кто-то. Выяснить надо… А вот и ещё на Вас докладные поступали… Часто Вы гуляете без кивера, в расстёгнутом мундире, отчего же?

– Но не во время учений, не в строю! А если возле квартиры, в свободное время расстегнул мундир, разве это за нарушение? Жарко же!

– А какой пример солдатам, что от них ожидать? Не понимаете Вы, как я погляжу, что такое армия.

– Что такое армия, господин майор, мне с самого младенчества объясняли мой дед генерал-лейтенант и мой отец полковник.

– Дед генерал-лейтенант, а фамилия какая? – насторожился взыскательный обвинитель, в маске грозного недоверия на его лице появилась трещинка испуга.

– Целищев Павел Анисимович.

– Целищев? – переспросил Шудяков, помолчал, разглядывая поручика сейчас с нормальной человеческой заинтересованностью. – Так Вы генерала Целищева внук? Жив он?

– Прошлым летом представился…

– Дай Боже Царствие Небесное… Знавал я его-с, знавал… Даже как-то чаёк с ним пивал… – майор при упоминании генерала словно бы померк, уменьшился ростом и объёмом: (снова себя в роли писаря ощутил, что ль?) – Я ведь всю жизнь при штабе… почти что всех генералов видывал… В турецкую-то войну генерал Целищев часто в нашем штабе появлялся… Внук его, стало быть… А батюшка Ваш кем же является? Телятьева-то я никакого не припомню.

– Батюшка, полковник Телятьев, в первой армии служил. Скончался, когда мне 11 лет было… От ран, полученных в Отечественную войну…

– Вот как… вот как… – сочувственно пробормотал майор, а потом снова начал обвинять, хотя без прежнего запала. – Однако подводите родителя и деда своего, докладные, рапорты на Вас поступают… Мне-то что делать с ними прикажете? Сегодня о генерал-майоре плохое скажут, а потом – и выше!!! Оставить без внимания никак нельзя!

– По-моему, в обществе уже забыли эту сплетню, я же всё объяснил, больше никто не интересовался.

– Думаете?.. А ежли до столицы слухи дойдут: что там о нас подумают?.. Скажут: опять проморгали… Языки-то недобрые укорачивать надобно, чтоб впредь не болтали… – и майор даже стукнул кулаком по столу для убедительности, произнося эту грозную тираду, а смотрелся сей жест нелепо. Нет, что ни говори, когда человек всю жизнь был на невысокой должности, и вдруг неожиданно вырос, командирские нотки в голосе и жесты, соответствующие чину, у него плохо выходят.