Елена Гостева - Стрекозка Горгона

На сём аудиенция у «всесильной колдуньи» закончилась. А думать над её словами ещё долго придётся…

Сказать, что будущий муж изнывал, томился, поджидая Таню, было нельзя. Кажется, она его сейчас вовсе не интересовала: с мальчишками из табора он с азартом увлечённо метал кости. Конечно же, на деньги, и, конечно же, проигрывал. Наверное, кучки меди, что лежали возле Данко и Ивана, набрались именно из того, что поутру выделила Сержу и Юрику их бабушка. Цыганские ребятишки не воровали у своих – такими считались в таборе внуки Лапиных и Целищевых, но зато, если барчата садились играть, не упускали случая обчистить их карманы хотя бы таким способом.

– Мухлюете, как всегда? – подойдя к компании, язвительным тоном произнесла Таня. – Что, Серж, они ещё не все денежки из тебя вытрясли?

– Мы не мухлюем, Таня, нисколечко, по-честному играем. – Испуганно захлопал глазами Иван.

И Коля, тоже сосредоточенно катающий в пригоршне костяшки, подтвердил:

– Сестричка, не волнуйся, всё, как договаривались. Никто никого не обманывает.

– Ну да! Так я вам и поверила, – очень даже не миролюбиво улыбнулась ему Таня.

Серж поднял голову. Оказывается, он был доволен тем, что его обманывают!

– Тань, не вмешивайся, ладно? Меня самого интересует как раз сей мухлёж. Разобраться хочу, в чём фокус. Слежу, слежу, да пока не понял ничего. Вот что забавно! – И повернулся к Данко. – А ну-ка, давайте ещё раз! Если сам не пойму, то растолкуете, как договаривались, хорошо?

– Ладно уж, растолкуем, – снисходительно пообещал Данко.

Серж любил обучаться всем подряд наукам, ему было интересно разбираться в каких-нибудь секретах, в том числе и в приемах обмана при игре в карты, кости, зернь. И пусть его при этом обманывали – считал, что это тоже наука, а за науку всё равно надо платить. Главное – понять, в чём секрет. Глафире Ивановне, требующей отчета, на что деньги потрачены, так прямо и объяснял. Бабушка вздыхала: «И что за напасть такая, неужель ты, внучок, надеешься цыганят обыграть?» «Цыган не обыграю, зато потом дворяне меня не сумеют обдурить, я уже не один секрет успел выведать» – заверял её внук, даже демонстрировал некоторые фокусы, и снова получал небольшие суммы на карманные расходы. Глафира Ивановна была любящей бабушкой и верила, что к её внукам никакая грязь не пристанет, и что ни Сержу, ни Юрику не грозит судьба лудомана-картежника.

Не один Сергей, а все в их компании, включая Таню, с увлечением изучали всё, что можно было изучить. Ведь это же очень интересно: узнавать что-то новое! Их учителя незадаром деньги получали: математику, языки, музыку, географию и прочие необходимые для дворян науки дети усваивали успешно. Особенно хвалил учитель математики Иоганн Шварц, коего звали на русский манер Иваном Густавичем. Он говорил, что таких способных учеников у него ещё не было. А кроме светских наук постигали к тому ж и науки цыганские, даже немножечко кузнечное дело освоили. Кузнецами были дядя Кхамоло, его отец и брат, причём не просто кузнецами, а хорошими оружейниками. Кхамоло делал крепкие клинки, умел разукрасить их так, что залюбуешься, за большие деньги продавал их, он обучал сыновей, а заодно и Сержа с Юриком. Хорошими кузнецами мальчики, разумеется, не стали – всё же не один год надо этому посвящать, а сыновьям дворянским это и ни к чему, однако ножи собственного изготовления были у каждого.

Коле было бы интересно и лошадей чужих похищать, и обчищать карманы иль сумки. Ну как это: братья двоюродные умеют, а он – нет!? Но Серж считал, что это – чересчур дурно, недостойно не просто дворянина, а и вообще звания человека (о цыганах речь не вёл, это особый народ). Коле с Сеней объявил, что если они воровать начнут, то перестанет с ними водиться. Однако не отказался изучить приемы карманников – чтобы знать. Недели три учился ловкости рук, практикуясь на приятелях – то Кало залезал ему в карман, то наоборот, а потом оба хохотали и трясли перед носом друг у друга похищенным. Иногда Серж и мальчишкам из табора сам предлагал обокрасть его. И, в конце концов, научился вовремя хватать тех за руку. И потом, уже взрослыми, Лапины могли среди всякого сброда, толкущегося на почтовых станциях, постоялых дворах, на улице, безошибочно определять того, кто чрезмерно интересуется содержимым чужих карманов.

Мальчишки не раз ещё, когда видели, что Таня начинает злиться по какому-нибудь поводу, её медузой Горгоной обзывали, и от едких слов Кало, от ироничных взглядов Сержа она тушила свой гнев. Понимала: ещё раз вспылит, так уже всё, от сего противного позорного прозвища не отделаться, не отмыться. Когда ребята стрекозой её называли, ничего не имела против, а вот быть фурией, буйной Горгоной в их глазах не хотелось.

Но вскоре после случая с Жужей бабушка Лапиных объявила, что Сергей и Юрий на учебу поедут – отец их в кадетский корпус думает отдать. Александр Петрович письмо прислал, где сообщал, что приедет за сыновьями в середине лета. И дети запечалились. Поняли, что заканчивается детство, предстоит им расставание, и надолго. Близость разлуки омрачала веселье, но она же приучала всматриваться пристальнее в окружающих, ценить каждую минуту, проведённую вместе. Братья Лапины одновременно и радовались, что их ждёт новая жизнь: заманчивая, раздвигающая горизонты, и к ним уже по-взрослому будут относиться, но и не могли не печалиться: ради новой жизни надо было расстаться с друзьями, с бабушкой, родные края покинуть. Мысль о разлуке наводила кручину. И они с грустью осматривали знакомые луга, поляны, жадно вбирая в себя увиденное, услышанное, стараясь запомнить всё, что их окружало здесь, как можно крепче…

В то же лето у детей появились друзья и среди помещиков. У Прилежаевых гостили сын Семен и Станислав Светиков – двадцатилетние прапорщики, только что выпущенные из училища и получившие на значение в Кавказский военный округ. Бывшие юнкера имели право не спешить к месту службы, навестить родню, чем и воспользовались по дороге на юг. Прилежаев рад был заново объехать родные места, по которым тосковал во время учебы: леса, дубравы, памятные поляны, луга, и с удовольствием знакомил с ними друга. И они не могли не встретиться с детской компанией.

Если небо обещало вёдренный денёк, то компания внучат Лапиных и Целищевых уезжала куда-нибудь подальше. Брали с собой крестьянских детей – подростков лет четырнадцати, то есть постарше себя, покрепче, но коим пока ещё и детские забавы не приелись, чтобы исполняя приказы, не морщились: мол, эко какая дурь хозяевам в голову пришла. В июне, пока дни погожие да длинные тянулись, бабушки не очень отчитывали, если дети и совсем поздно домой возвращались. В это лето бабушки вообще позволяли им больше. Только следили, чтобы и еду с собой на весь день брали.