Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

Наступили времена прямого императорского правления, когда Нидзё мог действовать без оглядки на отца. Однако вместо удовлетворения он все отчетливее ощущал зависимость от Хэйси, вернее, их военной мощи. Если бы не самураи Хэйкэ в столице давно бы распоряжались воинствующие монахи, у которых нередко дискуссии о буддийских канонах перерастали в настоящие побоища. То монахи Энрякудзи нападут на Ондзёдзи, превратив его в головешки, то их коллеги уже из Ондзёдзи спалят священные врата у подножия горы Хиэйдзан. Не успеют люди Хэйкэ навести порядок, как разгораются очередные дебаты между Кофукудзи и Энрякудзи. В конечном счете, виноватым оказывался Тайра Киёмори, обвиняемый со всех сторон. Он и излишне жесток, и не уважает буддийские традиции, и преследует корыстные цели, и, вообще, плохой человек, как, впрочем, и вся его родня. Однако позиция главы дома Тайра оставалась незыблемой – он лишь исполняет волю Нидзё и пользуется его полной поддержкой. Киёмори не давал повода усомниться в своей лояльности императору. Ему удалось максимально смягчить последствия неудавшегося заговора, участники которого, можно сказать, отделались легким испугом. Со стороны это выглядело как желание Киёмори предотвратить открытое противостояние в императорской семье и сохранить ее авторитет. Так оно и было на самом деле – опираясь на престиж экс-императора, Киёмори вознамерился взобраться на самую вершину власти.

В конце марта 1165 г. умирает ближайший советник Нидзё – Фудзивара Корэмити, потеря которого стала для императора серьезным потрясением. Он уединяется в резиденции Хигаси но тоин и фактически вверяет государство заботам Тайра Киёмори. Слабеющий день ото дня Нидзё изъявляет желание сделать наследным принцем сына Нобухито, а регентом – Фудзивара Мотодзанэ. Все бросились исполнять последнюю волю императора, который должен был покинуть этот мир со спокойной душой. Двадцать пятого июня он отрекается от престола, а уже на следующий день прошла церемония введения Нобухито в сан наследного принца. В тот же день он провозглашается императором Рокудзё – самым молодым в истории «сыном неба». По японскому способу исчисления возраста ему было два года, но появился он на свет семь месяцев и одиннадцать дней тому назад. Через два месяца состоялась церемония взошествия на престол, в ходе которой молодой император сильно расплакался и не успокаивался, пока не прильнул к груди срочно вызванной кормилицы. Одна из придворных дам, с умилением наблюдая за этой картиной, промолвила, что для младенца грудь будет поважнее короны.

Едва Рокудзё взошел на престол, как столицу облетела весть о смерти экс-императора Нидзё в Хигаси но тоин. Говорят, пребывая еще в сознании, он нашел силы прошептать, что вверяет будущее императора Рокудзё дому Тайра. В день похорон Нидзё опять сцепились воины-монахи Энрякудзи и Кофукудзи. Жизнь текла своим чередом… Среди этой суеты в конце лета 1166 г. тихо и незаметно умирает Мотодзанэ, основатель новой ветви Фудзивара – Коноэ. Его сын Мотомити жил в усадьбе Коноэ доно, откуда и пошло это название. В городе стояла сильная жара, подстегивающая бушевавшую эпидемию. Этой заразе было все равно – из дома ли ты регентов и канцлеров или же из лачуги сборщика хвороста. Мотодзанэ в шестнадцать лет уже канцлер при императоре Нидзё и главный в роду Фудзивара. По завещанию Нидзё он назначается регентом при императоре Рокудзё. Женой Мотодзанэ во многом благодаря инициативе Госиракавы становится в 1164 г. Морико, одна из восьми дочерей Киёмори, вошедшая в дом регентов и канцлеров в возрасте девяти лет. Несмотря на столь юные годы, она чудесно ладила с мужем, а ее игра на биве нередко приводила в восторг эмоционального экс-императора, любившего слушать, прихлопывая в ладоши, давно забытые мелодии. Как-то раз, наслаждаясь игрой Морико, он прошептал сидевшему рядом Киёмори: «Вот если бы у моего Норихито была такая приемная мать!». Тот лишь слегка улыбнулся в ответ, совершенно не понимая, куда клонит опьяневший ни то от сакэ, ни то от чувств экс-император.

Пост регента после Мотодзанэ унаследовал, как и ожидалось, его младший брат Мотофуса, человек умный и честолюбивый, к тому же стройный и красивый – в общем, настоящий аристократ. Киёмори сразу невзлюбил его. И было за что. Мотофуса считал Хэйси выскочками и не скрывал презрительного отношения к ним. Встречаясь с Киёмори, он лишь слегка наклонял голову. Порой это сильно задевало Киёмори, но он старался сдерживаться, прекрасно понимая, что подобное высокомерие – обыкновенная поза и ничего серьезного в себе не таило. Должность регента носила чисто номинальный характер, поскольку реальная власть вновь оказалась в руках деда императора, Госиракавы, продолжившего экс-императорское правление.

Вскоре Мотофуса и Киёмори окончательно рассорились. И рассорил их земельный вопрос. Безудержная приватизация государственных угодий и превращение их в сёэн, обладавшими налоговым иммунитетом, заметно усложняло существование божественной династии. Поэтому двор по мере сил пытался затормозить этот процесс и ограничить его определенными рамками, что, естественно, затрагивало напрямую интересы влиятельных представителей дома регентов и канцлеров, являвшегося крупнейшим частным собственником земли. Любые новации в этом направлении вызывали болезненную реакцию, и никто не хотел уступать ни одного поместья. Возглавивший дом Фудзивара регент Мотофуса справедливо полагал, что земли старшего брата перейдут к нему. Однако Киёмори постарался здорово насолить своему оппоненту. Он посоветовал Морико написать слезливое письмо экс-императору с нижайшей просьбой защитить законные интересы ее воспитанника, шестилетнего Мотомити. В свои одиннадцать лет она волею провидения оказалась не только мачехой, но и опекуном сына Мотодзанэ от другой жены. Киёмори рассчитал все очень точно. Экс-император настолько благоволил Морико, что отдал ей на воспитание своего принца крови Норихито. Разве мог он отказать в просьбе такой женщине?! У которой такой отец! Госиракава передает значительную часть владений Мотодзанэ его сыну Мотомити, а Киёмори получает право управления этими обширными землями. Мотофуса, посчитав, что его попросту обобрали, затаил в сердце страшную обиду. Этим и ограничился. Для Фудзивара наступали тяжелые времена. Дует Госиракава – Тайра Киёмори набирал силу.

Проходит некоторое время и Госиракава вызывает к себе Киёмори: «Ну, как, регент все еще дуется? Ничего, отойдет. Ты заехал бы к нему, что ли. Не чужие ведь. Так, якобы по дороге заглянул. Ему приятно будет. А вообще то я пригласил тебя не для того, чтобы мирить с Мотофусой. Вы и без меня разберетесь. Что ты скажешь, если я вручу Норихито священную регалию?». Киёмори сразу смекнул о чем идет речь. Лет триста назад канцлер Фудзивара Мотоцунэ преподнес фамильный меч семьи «цубокири но мицуруги» императору Уде, который вручил его старшему сыну (будущему императору Дайго) в знак признания наследным принцем. С тех пор этот меч почитается священной регалией и по традиции передается императором наследному принцу во время церемонии вступления в сан. Вопрос экс-императора застал Киёмори врасплох. Это редко с ним случалось, но он не знал, что ответить. Пауза становилась неприличной и могла быть неправильно истолкована. «А…а если у императора родится сын?», растерянно выпалил Киёмори. «Если родится, вознесем молитву богам за столь чудесный подарок. Но до этого далеко, очень далеко. Надеюсь, ты помнишь, сколько Рокудзё лет? Наверняка, кто-то не вытерпит и, воспользуясь неопределенностью, начнет мутить воду. Это у нас умеют. Поэтому именно сейчас самое время упредить подобные настроения и успокоить всех».