Александр Альшевский - На заре самурайской вольницы

Киёмори еще раз восхитился дальновидностью Госиракавы, который успокаивал прежде всего самого себя, заранее и очень умело пресекая возможные попытки оттеснить его от власти. «Вы, государь, как всегда правы. Однако и император и Норихито совсем дети и без поддержки Мотофусы, а главное, вашего доброго совета вряд ли обойдутся», вкрадчиво проговорил Киёмори. Экс-император, и это было видно по его лицу, услышал то, что хотел услышать. С трудом сдерживая улыбку удовлетворения, назидательным тоном он добавляет: «Пока император не станет осознавать, что к чему мой долг помогать ему во всем. И ты не должен оставаться в стороне». Похоже, они опять поняли друг друга. Телега о двух колесах, пусть со скрипом, двигалась в заданном направлении. В очередной раз поддержав экс-императора, Киёмори в очередной раз получал от него подарок, но на этот раз поистине королевский – он приобщался, правда, к косвенным, но все же родственникам наследного принца, а это что-то значило в придворных кругах.

Семнадцатого октября 1166 г. в императорском дворце состоялась церемония введения Норихито в сан наследного принца. Киёмори назначается министром двора. Избранная им стратегия сближения с императорским домом давала плоды. Медленно, но верно Хэйси превращались в тех же Фудзивара, но ином, более грубом обличье. По примеру своих «учителей» Киёмори с помощью красных девиц Тайра пытался встроиться в существующую политико-административную пирамиду, на вершине которой находился император. Чем ближе к нему, тем больше власти – значит надо усиливать влияние на императора и его ближайшее окружение. И это Киёмори блестяще удавалось. Высший слой потомственной придворной аристократии стремительно разбавлялся представителями Хэйкэ, которые губернаторствовали в различных провинциях. И над всеми ими возвышалась харизматическая личность их предводителя – Киёмори. И не только возвышалась, но и сплачивала.

Медовый месяц Госиракавы и Киёмори продолжался. Удобно устроившись на кораблике, они любили наблюдать за ночной ловлей рыбы с помощью бакланов. Бакланщик на носу кораблика закреплял металлическую корзину, накладывал в нее сосновых чурок и разжигал огонь, освещавший водную гладь. Свет привлекал любопытную форель, становившуюся легкой добычей прирученных бакланов. Они ловко выхватывали из воды форель, но не могли проглотить – мешало кольцо на их шее. Бакланщик специальными веревками управлял «рыбаками» и извлекал из них свеженькую рыбу, которую потрошили, слегка просаливали, вымачивали в уксусе и подавали к столу. Особенно хорошо шел лов в Фукухаре, поместье Киёмори в Сэтцу. Приготовленная тамошними умельцами форель была не хуже той, что водилась в Нагарагаве.

В столичной усадьбе Ходзюдзидоно, резиденции экс-императора, нередко устраивались представления саругаку, большим любителем которых с давних лет являлся Госиракава. Пришлись они по вкусу и Киёмори, тянувшегося ко всему китайскому. Любая пирушка заканчивалась приглашением бродячих артистов. И начиналось! Обезьяны, прыгающие через металлический обруч; удивительные фокусы, вроде появления ребенка из пасти лошади; акробаты; глотатели мечей; испускатели огня; жонглеры; канатоходцы; театр марионеток. Чего там только не было?! Киёмори и сам любил тряхнуть стариной и исполнить танец посадки риса под шелестящий звук сасары.

В один из таких славных вечеров в Ходзюдзидоно порядком охмелевший экс-император, по обыкновению щедро одаривший артистов, разоткровенничался: «У меня только один друг, на которого я могу положиться. Это ты, Киёмори. Чтобы не повторились страшные и печальные события Хогэн и Хэйдзи мы должны быть вместе. Ты понимаешь меня, министр? И вместе оберегать императора и наследного принца, которые совсем еще дети. А когда я выполню, не сразу, конечно, но обязательно выполню старую мечту и удалюсь от бренных дел государства, забота о высочайших отроках должна лечь на плечи такого преданного вассала, как ты». Киёмори молча слушал и думал о своем. Экс-император, похоже, и в правду собирается в монахи. Здесь он не лукавит. А насчет бренных дел будет совсем наоборот. И лысина тому не помеха. Госиракава тем временем продолжал: «Но пока я еще, как видишь, не в рясе и кое-что могу. Кстати, после смерти Фудзивара Корэмити кресло великого министра пустует. И знаешь почему?». «Откуда же мне знать, государь», тихо промолвил Киёмори, не отводя взгляда. «В это кресло я намерен посадить тебя!». Такого поворота Киёмори не ожидал и даже расстроился: он опять не угадал замыслов Госиракаы. Растерянный вид Киёмори очень позабавил экс-императора, рассчитывавшего именно на такую реакцию. «Но что скажут люди? На меня все и так косятся, а тут такое… К тому же по традиции великие министры назначаются из дома Фудзивара», попытался возразить Киёмори. «Что за лепет, министр? Ты словно не воин, а нечестивый монах, который говорит одно, а думает совсем другое. А думаешь ты, наверное, о том, что, став великим министром, быстро покончишь с влиянием Фудзивара в императорском дворце. Не так ли мой друг? За это можно и выпить, хотя мне, кажется, уже достаточно». Осушив поднесенную чашу с сакэ, Киёмори с трудом прошептал ждавшему ответа экс-императору: «Не знаю, что и сказать вам, государь…». «Мне ничего говорить и не надо, меня слушать надо, а ты это умеешь», ухмыльнулся тот.

Наступил 1167 г. После того, как отшумели положенные по случаю нового года торжества и церемонии, в Ходзюдзидоно собрались кугё. Им предстояло обсудить важный вопрос: кто должен стать великим министром. Споры затянулись до глубокого вечера. Одни стояли за Тайра Киёмори, другие выступали против. Первые подчеркивали, что за ним – сила и порядок, а значит и спокойствие в стране. Вторые отстаивали нерушимость традиций, заложенных отцами и дедами, намекая на всю нелепость и вредность ситуации, когда благородными мужами начнет командовать самурай-деревенщина. Конец разногласиям положил хозяин усадьбы: «Способности Киёмори-доно известны всем. Его назначение на пост великого министра ни что иное, как благо для страны. Что же касается его якобы невысокого происхождения», тут экс-император умышленно сделал долгую паузу и многозначительно обвел взглядом сидевших перед ним вельмож, «мне почему-то кажется, что это не совсем так». Присутствующие заулыбались, сразу сообразив, о чем идет речь, и склонили голову в знак согласия. Сейчас не время было поступать иначе. В павильоне в саду уже ждали музыканты, готовые развлекать их до утра, и стояли столики с обильным угощением.

Известие о присвоении главе дома Тайра первого ранга второй степени и назначении его Великим министром столица восприняла спокойно. Люди давно привыкли к тому, что все строилось и восстанавливалось Хэйси, за порядком на улицах следили Хэйси, утихомиривали надоевших всем воинов-монахов Хэйси, подаяния нищим и пострадавшим от стихийных напастей выдавались из закромов Хэйси. К Хэйси принадлежали уже пять кугё. Хэйси губернаторствовали в одиннадцати провинциях, а пять находились у них в кормлении. Так чему было удивляться, если не только столица, но и страна целиком фактически управлялась Хэйси.