Никита Божин - Петроград

На очередном пике своей тоски и упадка он и услышал впервые о восстании генерала Корнилова. Тогда же обильно пошли слухи о том, что на город движутся верные генералу войска и вот-вот силой возьмут власть. Звучало все весьма грозно и даже страшно, и при этом вполне правдоподобно. Мало всего прошлого, а теперь еще одно потрясение, готовится еще один переворот или что-то на него похожее. Сперва подобные новости нагоняли еще больший страх и ощущение, что вот сейчас-то будет крах уже окончательный, вот сейчас пройдет такая резня, что тогда уж точно никого и ничего не останется, только ветер по пустым улицам.

Слышно, на Петроград движется кавалерийский корпус генерал-майора Долгорукова, 3-й кавалерийский корпус генерал-лейтенанта Крымова и Туркестанская кавалерийская дивизия. Город окружали с нескольких сторон, и эта угроза вовсе не мифическая. Впрочем, угроза ли? Сам Нечаев наоборот рассмотрел и осмыслил ту перспективу, что вот-вот закончится время разгула, и твердая военная власть вернет все, как в прежнее время, чего так хочется. Быть может, не станет легче всецело, но будет, по крайней мере, спокойнее. Так он полагал, а потому горячо и вдумчиво изучал всю поступающую информацию по назревающему делу. Алексей Сергеевич никогда не видел Корнилова и особенно не интересовался его фигурой, знал лишь о его военных успехах, популярности в войсках и его несколько неказистом внешним виде. Представляя в уме русского богатыря, он, все же, вынужден признавать, что генерал не высок, худощав, носит худую бороду, вовсе не как былинный и герой, да и глаза его несколько узковаты. Что же до характера? Должно быть, он и определял сущность этого человека, но никак не внешность. Впрочем, уже порядком устав от последствий февраля, Нечаев думал, пусть хоть какой-то генерал положит этому конец, все ж, не немецкая армия.

Такое развитие событий Нечаев в определенное время даже сам представлял. Размышлял очень просто о том, что нынче кругом происходит немыслимый бардак и единственный, кто способен прекратить не только развернувшуюся вакханалию, кто может полностью уничтожить революционеров, как не армии? В момент подобного осознания ему становилось даже странно от мысли, как прежде генералы не убрали нынешнюю странную власть и полностью не очистили город, этот очаг революции, от ее сторонников.

Новость вызвала в городе определенные оживления, и даже в кругах бытовых об этом толковали. А вот какие реакции творились в политической жизни, Нечаев не знал и даже представить себе не мог. Сам он вечером того дня обсуждал новость с Ольхиным, и они до поздней ночи с жаром спорили и высказывали мнения о том, к каким итогам придут. Ждали спасения, но боялись, что может сделаться еще хуже. В нынешнее время ничего нельзя предсказывать. Вдобавок, узнав о «Дикой» дивизии, Иван Михайлович успел здорово встревожиться, опасаясь, что если эти войска попадут в город, то могут приступить к суровым мерам, не разбирая, кто есть кто, и достанется не только правительству, Советам или тем, кто станет на их пути, но вообще всем подряд. Все это нагоняло лишнего беспокойства и довлело над человеком.

Перспектива военного переворота, в самом деле, всколыхнула действующее правительство и политические массы, и особенно левые. А многие граждане наоборот оказались абсолютно холодны, лишь вздыхали, мол, вот, опять что-то происходит. Не привык народ, живущий долгое время без резких поворотов, к такому, что ни день, то невероятная новость. Все это вызывало новые волнения, домыслы, разговоры или просто молчаливые муки, когда ничего говорить не хочется, человек просто идет по своим делам, а на душе у него камень.

Нечаев проявлял к возникшей теме неподдельный интерес, стараясь лишь не показать свою чрезмерную заинтересованность окружающим, дабы не прослыть ярым сторонником еще одного переворота. Да и неизвестно, чем оно кончится, и как потом на него же будут смотреть. Почти все время он проводил в конторе газеты или метался по городу, узнавал вести и все верил, что это должно положить конец текущим беспорядкам.

Общество, вопреки его надеждам или ожиданиям, встретило новость тихо. Люди скорее недоумевали, и без того апатичные ко многим вопросам, кроме бытовых, они не реагировали особенно яро на новые вызовы. Газеты, конечно, писали о деятельности Корнилова и многие критиковали эти выпады, особенно газеты, склоняющиеся к Советам. Все так странно, точно не по-настоящему, такая волна грядет и никакой паники. Город устал.

Очередной день прошел для Нечаева в волнительном ожидании и тревоге. Он ничего не замечал и не обращал внимания на народ, лишь ждал и верил. Для него все оказалось сконцентрировано на личном восприятии и ожидании. Почти забывшись от суеты и томления, он мчался домой, ожидая каждый новый день с восторгом, хотя и в его душе закрадывался страх, как бы появление Корнилова не стало похоже на кромешный ад, когда город и его жители будут либо загнаны в невыносимые условия или просто убиты. Ведь как знать, что или кто управляет всем этим движением, и к чему это приведет. В таком волнении, опьянев от измышлений, он лег спать, чтобы скорее прошла очередная ночь, и настало завтра.

Утром, 27-го августа, город согревали солнечные лучи, воздух теплый и очень чистый. Один из последних летних дней точно решил немного развеять тоску, и хотя бы светом своим и теплом привнести в души граждан радость и надежду. Живописная картина открывалась в некоторых частях города, и чистое небо нависает над городом, день светлый, он блещет и сияет, и с разных сторон слышно восхитительное, простое и приятное пение птиц. Нечаев с восторгом дышал свежим воздухом, смотрел на свет и восхищался им, как явлению редкому и в этот раз, даже символичному – вот он, конец тьмы. Ольхин сам не свой поднялся с утра взволнованный, и томился от ожидания, да восторгался чему-то своему, неведомому, а Полеевы, еще не вставая, лежали рядом в кровати и просто были счастливы этим утром, в этот час.

Этот же самый день избрали праздничным, и поводом служила полугодовая отметка Февральской революции. По центру города во множестве расклеены плакаты, напоминающие гражданам о данном событии, звучали громогласные призывы к массовым митингам, концертам и собраниям. Весь город, залитый солнцем, заполнялся людьми с самого утра. Руководители Совета с рассвета выступали для рабочих с речами в разных районах города. Газеты ярко освещали грядущие события, с тем, что выпадало удовольствие прочесть множество мыслей о свершившемся, настоящем и будущем. И, невзирая на праздничный настрой, на воодушевленность от полугодовой даты, не возникало поводов объявлять все завершенным. Дело и борьба еще впереди, а потому те же газеты активно взывали к необходимости вносить пожертвования Петроградскому Совету и многое другое. Но никто не писал про Корнилова, эта тема точно угасла, ее как будто не существовало.