Любовь Паршина - Сильфиды, виллисы и прочая нежить. [История чёрного серебра]

– Благодарю, милая! Да, кстати, наслышана о твоем триумфе. А теперь, извини. Мне нельзя оставлять гостей своим вниманием.

Мадлен душевно улыбнулась подруге и, все-таки скользнув оценивающим взглядом по ее платью, скрылась в толпе гостей.

Делия побродила по зале, перемолвилась парой слов с несколькими знакомыми, выпила бокал шампанского, попробовала что-то из закусок. И вскоре обнаружила милашку Жюля. Он стоял не в залах, а в маленьком, извилистом коридорчике, ведущем в комнаты, где во время вечеров иногда уединялись влюбленные парочки.

Там на стене висело большое зеркало и он, как одурманенный, всматривался в свое отражение, навязчиво дотрагивался до пышного жабо. На столике перед ним стояли два бокала – с шампанским и с красным вином.

Делия подошла и увидела, что Жюль еще и очень бледен.

– Жюль, дорогой мой! Добрый вечер, – промурлыкала она, расплываясь в улыбке.

– Мадемуазель Дево, – прошептал Жюль сухими губами. – Рад видеть вас здесь. Прошу прощения, но меня ждут.

– Ах, постойте! До меня дошли слухи, что вы изменили своим принципам. Я просто не могла…

– О чем вы?!

– Как о чем? Об итальянской вдове.

– Не смейте, мадемуазель Дево! Она – богиня. Я бы ни за что не прикоснулся к ней… непристойным образом.

Жюль схватил бокалы и скрылся за поворотом коридора. Впервые Делия увидела на его лице искреннее выражение оскорбленной добродетели.

Жюль, добродетель, богиня – вся эта вереница образов никак не могла улечься в хорошенькой, украшенной бриллиантами, головке Делии Дево.

Решив, что следовать за ним будет неприлично, Делия вернулась в залу. Там какой-то русский граф рассказывал пикантную историю, приключившуюся с некоей фрейлиной N при императорском дворе. Русский граф говорил и говорил, потом слово взял Анри де Венсен, потом вновь пела Мадлен.

Миновала полночь. Ускользнув в дамскую комнату на минуту-другую, как она сказала, освежиться, Делия поняла, что не хочет возвращаться в душную залу. Постояв в раздумьях возле укромной дверцы, она решила заглянуть в длинную комнату с большими окнами, служившую зимним садом. Она надеялась только, что там не обнаружится какой-нибудь воркующей парочки, которая помешает ей улучить несколько секунд тишины, прохлады и одиночества.

Но в зимнем саду, среди камелий, лимонов, орхидей и пальм, сидела Кьяра Безаччо. На столике перед ней мерно горели две свечи, в их свете поблескивали золотистым узором брошенные кем-то в беспорядке карты.

Кьяру Безаччо Делия узнала по платью. Вуали на ней сегодня не было, и она действительно оказалась довольно молодой. В первое мгновение Делия даже подумала, что они могут быть ровесницами, но затем поняла, что итальянка все-таки старше.

Возраст ее не могли выдать ни ее кожа, матовая, как бисквитный фарфор, с оливковым отливом, ни темно-каштановые волосы. Старыми были ее синие глаза – они смотрели на огоньки свечей, словно хотели и могли погасить их. Волосы ее были уложены очень просто, на античный манер. Простым было и ее старомодное черное платье с завышенной талией, и веер из плотного черного кружева, лежащий на ее коленях. Поверх веера она сложила руки, казавшиеся в запястьях невероятно тонкими из-за облегающих рукавов с рядом мелких пуговок, ложащихся углом на тыльные стороны ладоней. На безымянном пальце правой руки у нее поблескивал перстенек из золота с зеленой бирюзой. Кроме него, на итальянке были серьги – простые золотые капельки – и тяжелый золотой медальон.

Кьяра, казалось, так глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, как к ней приблизилась Делия. А та подходила и подходила все ближе, с каждым шагом думая, что вежливым будет обратить на себя внимание и поздороваться, но слишком хотелось рассмотреть эту странную женщину. Когда их разделяло не больше трех шагов, Кьяра спокойно повернула голову и посмотрела на Делию без малейшего удивления, словно та покинула ее на минуту, прервав беседу.

– Мадемуазель Дево, добрый вечер, – произнесла она, чуть выпрямляясь на стуле.

– Мадемуазель Безаччо, – почти выпалила Делия, склоняя голову.

Кьяра улыбнулась.

– Я предпочитаю «сеньора». Но можете звать меня «мадам», если вам угодно. Рада с вами познакомиться.

– Как и я, мадам. Вы замужем?

– Была.

– О, мне так жаль!

– Не стоит. Мой муж умер много лет назад. Присаживайтесь, мадемуазель.

– Благодарю, – Делия присела напротив, старательно расправив складки блестящего атласа своего платья. – Знаете ли, мадам, – я вынуждена вас предупредить – о вас в обществе ходят слухи.

– Вот как? Быстро. И что же говорят обо мне?

– Разное. Ваш отъезд из театра вместе с Жюлем Серро произвел фурор. Если сможете разбить его сердце, вам будут завидовать все женщины Парижа…

– Сожалею, мадемуазель. В мои планы не входит разбивание его сердца. У нас с ним чудесные дружеские отношения.

– Он зовет вас богиней.

Кьяра от души, звонко рассмеялась.

– Какой милый мальчик.

– И оставил в тот вечер ради вас своего друга.

– Друга? Бросьте! Кавалера на один вечер. Скажите, а почему вас так тревожит судьба Жюля?

– Мадам, она меня вовсе не волнует! Я… – Делия вдруг почувствовала, что сорвалась почти против своей воли с лукаво-игривой манеры на простой разговор. – На самом деле, я хотела спросить вас про нечто иное.

– Прошу вас, спрашивайте.

– Вы были вчера в театре, видели меня.

– Да. Вероятно, для этого вы и выходите на сцену, чтобы вас видели.

– И вы смеялись. Вы насмехались надо мной?

– Отнюдь. Вас я тогда не знала. Меня позабавила только ваша манера танца. В отточенном умении вам не откажешь, но вы были смешны в своем стремлении понравиться своему покровителю. И в своей гордыне тогда, на поклонах…

Делия онемела. Ее лицо, грудь и ладони вспыхнули, она принялась, что есть силы обмахиваться веером.

– Да как вы смеете? Мой покровитель… – она усмехнулась. – Мой возлюбленный – маркиз де Венсен. И в его силах навсегда разорвать связь между вами и сколько-нибудь приличным обществом. Кто заступится за вас, мадам? Милашка Жюль?

– Право, не пойму, чем именно вызвала такой гнев.

– Я вас презираю! – прошептала Делия и, вскочив, умчалась прочь из комнаты.

От ветра, поднятого ее юбками, зашелестели на столе карты, качнулись в кадках орхидеи.

Кьяра снова засмеялась.

Делия никому не рассказала о разговоре в зимнем саду, решила подождать, пока на руках у нее окажется козырь и она сможет достойно отплатить итальянке. Но с этого вечера несчастья словно бы преследовали мадемуазель Дево.

Вначале маркиз де Венсен за неделю ни разу не остался ночевать. После ужина отвозил ее домой или просто отправлял в своем фиакре, а сам оставался в ресторане.