Любовь Паршина - Сильфиды, виллисы и прочая нежить. [История чёрного серебра]

Делия охотно подцепила кусочек сливок ложечкой и отправила в рот.

– Значит, я вас правильно поняла – вы изменили свое мнение, относительно моего искусства?

– Я сказала, что была чересчур резка. Но вам кое-чего не хватает, чтобы ваш танец действительно стал произведением искусства.

– Чего же?

– Вас. Другой вас. В каждом человеке живут двое. Внешний человек, выращенный людьми, отвечает правилам этикета. Внутренний – настоящий – горит божьим огнем.

– Считаете, во мне нет божьего огня?

– Есть, раз вы решили посвятить себя искусству. Просто его не видно за вашей фарфоровой внешней оболочкой.

– Я всегда прежде всего – женщина…

– Тогда зачем беспокоитесь об искусстве? Вы красивы, молоды, у вас прекрасное женское тело. Что вам еще нужно?

«Это шанс!» – блеснула в голове Делии мысль. Несмотря на те гадости, которые наговорила ей вежливым тоном итальянка, стоило узнать ее секрет. Или убедиться, что его не существует, и жить со спокойной душой.

– Мне нужно как можно дольше оставаться молодой.

– Этого хотят все, мадемуазель.

– Но маркиз де Брильи рассказывал, что вы – владеете секретом продления молодости.

– Секрет продления молодости? Высыпаться, побольше гулять и меньше переживать из-за мужчин.

– Де Брильи рассказывает, что видел вас тридцать лет назад и вы были столь же молоды, как и сейчас.

– Ерунда! Ему изменяет память. Но – если найдется такое средство, дайте знать!

Делия чувствовала, что итальянка что-то утаивает. Не надеялась, не хотела верить, а именно чуяла нутром. Но Кьяра улыбалась и говорила спокойно, так, что ее едва ли можно было уличить во лжи.

Пауза почти неприлично затянулась.

– Непременно, сеньора Безаччо, – ответила она и, отставив чашку недопитого шоколада, поднялась. – Непременно дам вам знать. Благодарю. А теперь прошу прощения, мне пора. Всего доброго.

– Всего доброго, мадемуазель Дево.

Делия удалилась, думая, не была ли она чересчур мила с этой неприятной женщиной.

Дождавшись, пока дверь в квартиру захлопнется, Кьяра еще раз пробежалась глазами по строчкам письма Жюля, а затем смяла его и бросила в корзину для бумаг. После этого она встала, прошлась по комнате и села на место, которое секунду назад занимала Делия. Осторожно, кончиками пальцев, прикоснулась она к золоченой ручке чашки. Фарфор почти остыл от прикосновения человека.

Кьяра Безаччо на какое-то время исчезла из города и заперлась в снятом ею загородном доме.

Говорили, что она принимает там таинственного гостя, будто бы даже – священника. Мгновенно порхнули по салонам шутки о том, каких странных мужчин выбирает сеньора Безаччо.

Потом маркиз де Венсен, наконец, остался ночевать, а Мадлен прислала Делии записку с призывом позабыть былое недоразумение и прибыть к ней на чаепитие со столоверчением и вызовом духов.

Так что, проснувшись однажды утром, Делия Дево подумала, что жизнь будто бы наладилась, вошла в привычное русло. Анри к ней не охладел, с самой острой на язык дамой полусвета она по-прежнему в теплых отношениях и, самое главное, – вот-вот, после временного спада, начнется ее дальнейшее восхождение к вершине славы. Но отчего-то в глубине сердца, под потоком горячей, жизнелюбивой крови лежала чугунной пластиной тоска: будто ничего уже не будет по-прежнему – будто не рябь на воде улеглась, а сама вода перелилась куда-то за плотину и несется необратимо в чужую холодную даль.

Вдруг захотелось родить ребенка, но после легкого завтрака это желание прошло.

На сеанс разговора с духами Анри согласился поехать с большой охотой. Делия даже заподозрила неладное – обычно ее маркиз не изъявлял желания каким-либо образом приобщиться к духовному миру.

В гостиной Мадлен была создана соответствующая атмосфера – свечей горело меньше обычного, а окна занавесили темными плотными портьерами. В центре залы стоял окруженный пока пустыми креслами круглый стол, накрытый торжественной и мрачной черной скатертью.

Гости сидели на диванах, угощаясь шампанским. Делия и Анри приехали последними, когда остальное общество было уже в сборе.

Набор гостей был необычным: помимо Мишеля имелся милашка Жюль, все еще нервный, с глухим высоким воротником, от чего его худое бледное лицо казалось еще более худым и бледным. Была тут и пара Делии не знакомая, по виду и манерам – художник с натурщицей, а также пожилая дама в мышином бархате и молоденькая балерина, недавно поступившая в Оперу и делившая с Делией гримерную.

Появление последней стало для Делии крайне неприятным сюрпризом. Когда эта пустышка успела подружиться с Мадлен и как та терпит ее рядом?..

– Итак, наконец, все в сборе… – промурлыкала Мадлен, когда все поприветствовали друг друга и обменялись несколькими дежурными фразами. – Тогда – к столу. Прошу прощения, но сейчас исключительно за духовной пищей!

Все сели за стол, взялись за руки. Пожилая важная дама заняла почетное кресло с высокой резной спинкой. Она, как нетрудно было догадаться, и являлась проводником в потусторонний мир.

В выборе покойного собеседника собравшиеся оказались удивительно единодушны – все желали Борджиа. Сначала призывали самого Александра VI, но он, видимо, был занят или вызван кем-то другим. Зато оказался свободен Чезаре.

Старуха-медиум бормотала севшим голосом – пересказывала то, что нашептывал ей дух: о забавах с Лукрецией, с прочими женщинами и… о ваннах бычьей крови, которые он принимал, спасаясь от яда. Вдруг Жюль ахнул и подскочил на стуле, словно желал встать из-за стола, но сидящие рядом медиум и Мадлен его удержали. И все же милашка Жюль умудрился напугать Чезаре Борджиа – тот сгинул и не желал больше возвращаться на зов.

Дама-медиум была крайне недовольна и раздосадована, и слуги увели ее отдохнуть в комнаты. В гостиной тем временем зажгли еще с десяток свечей, отдернули гардины и подали закуски. Спутница художника, сидящая в объятиях уютного дивана и своего друга, повела плечами и украдкой огляделась, словно Борджиа все еще витали рядом.

Жюль то и дело теребил и поправлял свой шейный платок.

– П-простите… Позвольте, – с трудом вымолвил он вдруг и почти выбежал из гостиной.

Все проводили его взорами. Кто-то недоуменными, кто-то – насмешливыми.

– А ведь, наверное, каждый, – заговорила Мадлен, будто бы размышляя вслух, – либо тайно, либо явно, питает слабость к какому-то пороку. И не всегда это слабость. Порою порок может стать козырем в игре с жизнью. Вот, например, сегодня вечером мы с вами предавались греху. Разве нет? Кстати, пойду проведаю, как там наш проводник в мир духов…

К сожалению, за этот вечер более никто из великих правителей или развратников прошлого к ним не явился.