Ольга Шахматова - Манчикатут

– Югурчин, а если сгинула она? Если зверь задрал? Как мне быть? Что с сынами моими будет?

– Если б хотела сгинуть, зарезала бы себя, а не пятерых воинов. А зверь …. Так она сама зверь. Ищи! Найдешь, и сынам твоим зачтется, вернем им ваши княжьи земли. Хан сказал!

Егор приблизился как можно ближе, что бы услышать разговор. Он специально замешкался с огромным валуном.

Монгол же, оскалив в усмешке зубы, хлестанул плетью старика и велел всем своим воинам возвращаться.

Егор направился к завалу, где без отдыха работала девчонка.

– Отдохни! Теперь я потружусь.

Она присела на камень, отдала Егору кирку и отвернула от него лицо.

– Ну и наделала дел ты барышня! Как разгребать собираешься?

– Работай! Тебе хорошо заплатят, а за молчание вдвойне!

Какое самообладание! Даже бровью не повела, не вскрикнула, не удивилась! Откуда ж в ней сила такая? Такую, просто так не увлечешь! Пряниками не заманишь! Вот тебе и задача Егорушка.

До самого заката трудились на завале люди. Подъехала еще одна груженая телега. И все люди как один принялись разгребать завал и укреплять дорогу.

Когда солнце скрылось за горизонтом, оставив пылать на небе закатные блики, все вернулись к лагерю у реки, где старик со старухой приготовили еду. Вновь прибывшие сторонились чужаков, они встали отдельным лагерем.

– Что, и этим хорошо заплатишь? – спросил Фадей старика.

– Нет, этим не заплачу. Эти для себя работают. Вон у них телега товаром ломится, им самим быстрей на ярмарку поспеть надо.

Во время еды Егор не сводил глаз со старика. Старик же взглядом дал понять: «не зыркай понапрасну, все улягутся, тогда и поговорим». А улеглись все очень скоро. Тяжелая работа забрала много сил. Первым в караул пошел Егор.

Он спустился к реке. Небо совсем почернело. И ни одной звезды. Как бы еще и дождь не пошел. Мягкими шагами к нему приблизился старик.

– Спасибо тебе сынок! Ловко ты придумал наверх ее загнать! На вот золотых, ты их честно заработал! – он протянул ему тот самый мешок, что бросил ему монгол.

– Да я вроде не больше других работал!

– Ты знаешь, за что я тебе плачу!

– Ну, вот что, отец, давай по порядку. Дочку-то ты не ищешь, а прячешь. Не протянуть вам долго. Они ведь вернуться.

– Так оно сынок, так! Бедовая она у меня. Вся в прабабку свою. Сосватал мою Манчикатут, торгоутский хан, обещая за нее вернуть все наши прежние земли. Свадьбу сыграли. Ночью, спустя неделю, она зарезала его брата охранников и убежала. Хочу быть единственной и любимой. И любить тоже хочу единственного. И нет управы на нее. Как скажет, так и сделает. Нашли мы ее в урочище Пазырык, там как-то бабка ее пряталась, там сестра живет моя. Да вот куда теперь ее деть, не знаем. Сыновья-то мои при хане остались. Ох! Не сносить мне головы. Хану сильно глянулась дочка моя. Говорит, если лаской не возьму, плетью в ленты изрежу, а все равно моя будет. А ей вот хоть кол на голове теши, у нее свои планы. Семь сынов у меня, а дочка одна – первая и последняя! Пуще жизни своей люблю я ее.

– Идите к староверам в Верхнийй Уймон. Там бабка, Гордеевной зовут, поможет вам схорониться. Уведет в горы, там меня дождетесь. Я как с делами управлюсь, за вами вернусь. Переправлю через Колывано-Кузнецкую крепость, а потом в Тару. Туда нехристь монгольская не сунется.

– Вижу, в сердце твоем огонь загорелся! Только, если Манчикатут не захочет, ничего ты с ней не сделаешь, лишь беду на свою голову накличешь. Она ведь что зверек – раз и прирежет! А не прирежет, так ссохнешься, тоской изведешься. А то и на семью беда падет. И будет тебе, Егор Горин, горя сполна.

– Моя забота…

Подошел Фадей.

– Иди, ложись Егор, дай мне с дедушкой потолковать.

– Садись мил-человек, потолкуем. Я слово свое четко держу. Откуда едете? Какой товар везете?

– Отец наш, Петр Горин, вошел в пай к купцу Архиерееву (не без помощи Захарки, конечно). А у Архиереева дела в Колывани были на медных и серебряных рудниках. Товар нам там по схожей цене дают. Да на колоссальной фабрике сговорились мы на обратном пути товар из местных драгоценных камней взять.

– Свой товар продайте в Акташе. Оставьте только ружья и соль. С этим товаром езжайте через Улаган к Балыктуюлю. Скупайте там войлок. Ты сам удивишься его качеству. И толстый и тонкий. А ковры какие из войлока. Ваши крали дивиться да умиляться будут. Доедете до урочища Пазырык. Весь товар оставите у сестры моей, она приглядит. С ружьями и солью спускайтесь с Кату-ярыка. Там телёсам все продадите, купите у них соболей. Отдают задаром. Это уж в Улагане на них еще пять цен накидывают, а в Кош-Агаче и вовсе дороговизна. Можете попробовать к тубаларам сходить за золотом. С ними осторожно. Дурной народ. Когда-то они отделились от татар, обрезали себе косу и этим выделяются. Живут разбоем. Уходите от них ночью, тайком. Иначе ограбят, а то и прирежут. Ну а там как знаете. Хотите все в Кош-Агаче продайте, да шелку китайского да чая купите, хотите, везите домой. Уверяю, такого товара лучше не бывает.

– Дело ты старик говоришь! А мы ведь дальше Улагана и не ездили ни разу. Если все так, век благодарить тебя буду!

– Запомните, главное хорошо от тубаларов уйти.

Манчикатут не спалось! Разговор со звездами не клеился. Появилась тревога, волнение.

– Как он узнал правду? Подслушал, как отец с Югурчином разговаривал. Как понял, что не воин я. Кажется, той ночью, он как раз со мной в карауле был. Неужели видел, как я купалась? Еще один воздыхатель! Ни рожи, ни кожи. Все добреньким прикидывается. Хотя здорово он придумал меня наверх от монголов загнать. И молчит ведь! Даже братья, кажется, не догадываются. А киркой как ловко управляется. А лошади, словно дети его. Такая забота о них. А прискакал утром-то взъерошенный весь, интересно, где был? А руки-то, какие сильные, а мышцы-то под рубахой так и играют. Ох, обнял бы вот такой! А в глазах утонуть можно! О, великая Манчи-хатун, кажется, пропала я, утонула, растворилась в его глазах. Видится мне – надежный он, любить будет. Видится мне и счастье с ним …. И горе.

– Спи, Манчикатут, утро скоро!

– Да как же уснуть-то, вот ведь запал мне, окаянный!

Ничего не ответила великая Манчи-хатун. Рассветным багряным облаком пригрезилась и распалась в сладостном сне.

Весь следующий день трудились на перевале люди. Солнце палило так, что трескался камень. Манчикатут не отставала от мужчин в работе. Егор не отходил от нее, стараясь хоть как-то облегчить ей труд, но в то же время и не выдать ее тайны. Все чаще встречались их глаза, все откровенней шептались их души.

– Не выдай меня, Егор!

– Что ты милая, сам пропаду, а тебя в обиду не дам!

– Как благодарить тебя, храбрый человек!

– Не гони от себя прочь, позволь побыть рядышком.