Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

– Чтожъ, давно живешь?

– Да ужъ 12 годъ.

– Какже? Ты молодой.

– Да я съизмальства въ этой каторжной должности.

– Зач ѣмъ же ты живешь, коли каторжная?

– А то какже. Кормиться надо.

– Да разв ѣкормятся зд ѣсь? Кормятся въ дереьн ѣ.

Извощикъ оглянулся.

– Изв ѣстно, въ деревн ѣ. И радъ бы кормился въ деревн ѣ, да земли н ѣтъ.

– Ну, да вы, Московскіе, уже привыкли къ городской жизни, я думаю, и пахать разучились.

– Н ѣтъ, баринъ, мы охотники работать, было бы на чемъ. Дома д ѣлать нечего. Д ѣдъ одинъ обрабатываетъ.

– Чтоже своя земля?

– Своей почесть ничего, – наемная. Да и то нанять негд ѣ.

Извощикъ, привыкшій разговаривать съ господами, заинтересовался разговоромъ и разсказалъ все положеніе своей семьи. Въ семь ѣбыло вс ѣхъ 9 душъ. Вс ѣхъ кормить надо, а хл ѣба съ своей земли не хватаетъ до Рожества. Да подати надо отдать 26 рублей, да все съ коп ѣечки, какъ онъ говорилъ. Выходило ясно, что положеніе извощика было таково, что выходъ былъ только одинъ: работа въ город ѣ. Да и то надо было быть исключительно трудолюбивымъ и воздержнымъ, чтобы сводить концы съ концами. И всему этому была одна причина: недостатокъ земли, той земли, которая тутъ же рядомъ пустовала у пом ѣщиковъ.

Кармалины еще были за столомъ и кончали об ѣдъ, когда Нехлюдовъ вошелъ къ нимъ. Еще въ с ѣняхъ, посп ѣшно отворяя безшумно огромную дверь, толстый швейцаръ объявилъ, что кушаютъ.

– Пожалуйте, Ваше Сіятельство, васъ приказано просить.

Въ столовой за столомъ сид ѣли противъ огромнаго дубоваго буфета съ вазами старикъ 119 Кармалинъ, его братъ, дядюшка, докторъ, Иванъ 120 Ивановичъ Колосовъ, бывшій профессоръ, либералъ, 121 Реджъ, маленькая сестра Алины Варя и Катерина Александровна, 40 л ѣтняя д ѣвушка, другъ дома, славянофилка и благотворительница, сама Алина и главное лицо дома, меньшой братъ Алины, единственный сынъ Кармалиныхъ гимназистъ Петя, для котораго вся семья, ожидая его экзаменовъ, оставалась въ город ѣ. Софья Васильевна Кармалина, какъ всегда лежащая, не выходила изъ своего кабинета и тамъ об ѣдала.

– Ну вотъ и прекрасно. Садитесь, садитесь, мы еще только за жаркимъ, – весело кивая головой, сказалъ старикъ 122 Кармалинъ. – Степанъ, – обратился онъ къ толстому, величественному буфетчику.

– Сію минуту подадутъ, – сказалъ онъ, доставая съ буфета большую разливную ложку и кивая другому красавцу съ бакенбардами, лакею, который тотчасъ сталъ оправлять нетронутый приборъ рядомъ съ Алиной, съ крахмальной гербовой салфеткой.

– Ну, садитесь, разскажите, – обратился 123 Колосовъ, оглядываясь на вошедшаго мертвыми, безстрастными глазами, – продолжаетъ ли судъ присяжныхъ подрывать основы? 124

Нехлюдовъ ничего не отв ѣтилъ и, снявъ салфетку, с ѣлъ на указанное м ѣсто.

Вся энергія его уничтожилась. Онъ чувствовалъ себя подавленнымъ. Катерина Александровна, какъ всегда, несмотря на свое славянофильство, прив ѣтствовала его по французски:

– Oh, le pauvre Dmitry Ivanovitch, vous devez être terriblement fatigué. 125

– Да, очень, – отв ѣчалъ Нехлюдовъ. 126

– Что же вы оправдали или обвинили? – спрашивала она.

– Ни оправдали, ни обвинили, – отв ѣчалъ Нехлюдовъ, недовольно морщась и оглядываясь на Алину.

Алина прив ѣтственно улыбнулась, но тотчасъ же улыбка ея потухла: она сразу зам ѣтила т ѣмъ необманывающимъ женскимъ властолюбивымъ чутьемъ, что пл ѣнникъ ея освободился, или высвобаживается, или хочетъ освободиться: на лиц ѣего было то сосредоточенное и, какъ ей всегда при этомъ казалось, осудительное выраженіе, съ которымъ она давно уже боролась и которое, къ торжеству ея, совс ѣмъ исчезло въ посл ѣднее время.

– Извините меня, пожалуйста. Да мн ѣи не хочется совс ѣмъ ѣсть, – говорилъ Нехлюдовъ, 127 посп ѣшно обходя столъ и здороваясь со вс ѣми сид ѣвшими.

Изъ мущинъ только старикъ Кармалинъ не всталъ, а подалъ руку сидя. Однако онъ с ѣлъ и долженъ былъ об ѣдать.

Все нынче им ѣло для Нехлюдова въ дом ѣКармалиныхъ совс ѣмъ другой, ч ѣмъ обыкновенно, новый и непріятный характеръ. 128 Ему непріятенъ былъ этотъ самоув ѣренный, пошлый политически-либеральный вопросъ Колосова, непріятна была самоув ѣренная манера старика Кармалина, жадно ѣвшаго свой об ѣдъ, которому онъ приписывалъ величайшую важность, непріятны были французскія фразы славянофилки Катерины Александровны, непріятны были степенные лица гувернантки и репетитора, непріятенъ былъ видъ всей этой роскоши: серебра, хрусталя, дорогихъ кушаній, винъ, лакеевъ, которую онъ зам ѣчалъ теперь, также, какъ и вся его жизнь – плодъ преступленія, того самаго преступленія, про которое только что такими простыми словами разсказывалъ ему извощикъ. 129

– Я не буду васъ ст ѣснять, – сказалъ старикъ и всталъ изъ за стола. За нимъ встали и вс ѣостальные, кром ѣАлины и Катерины Александровны. 130

Алина и Катерина Александровна остались за столомъ, чтобы ему не скучно было одному.

Перем ѣнъ было много, какъ всегда за ихъ об ѣдами, но теперь, когда онъ об ѣдалъ одинъ и два челов ѣка служили ему, ему это показалось невыносимо. Онъ по ѣлъ супъ съ пирожками и отказался отъ остальнаго.

– Вы не видали новый модель Алины? – спросила Катерина Александровна.

– Н ѣтъ.

– Пойдемте.

Они пошли въ уставленную вещицами, мольбертами комнату Алины, и тамъ ему показали новый рисунокъ ея съ д ѣвочки съ распущенными волосами.

Все это было теперь невыносимо Нехлюдову.

– Однако я вижу, на васъ обязанность присяжнаго д ѣйствуетъ угнетающе.

– Да. Но, главное, со мной въ суд ѣименно случилось очень важное и не то что разстроившее меня, а заставившее стать серьезн ѣе.

– Что же это? Нельзя сказать?

– Пока нельзя.

– Тяжелое для васъ? – сказала Алина съ искреннимъ участіемъ, тронувшимъ его.

– Да и н ѣтъ. Тяжелое, потому что заставило меня опомниться и смириться, и не тяжелое, потому что открываетъ возможность, даже потребность улучшенія своей жизни. Я не могу сказать вамъ.

– Секретъ? – сказала Катерина Александровна. – Я не переношу секретовъ и потому догадаюсь. Это было въ самомъ суд ѣ? Касается только васъ?

– Не могу ничего сказать, Катерина Александровна. И я лучше уйду.

– Помните, что то, что важно для васъ, важно и для вашихъ друзей.

– Завтра приде

– Едва ли. Прощайте пока. Благодарю васъ очень зa ваше участіе, котораго я не стою.

– Что такое, comme cela m’intrigue, 131 – говорила Катерина Александровна, когда Нехлюдовъ ушелъ. – Я непременно узнаю. Какая нибудь affaire d’amour propre. Il est très susceptible, notre cher Митя. 132

– Онъ странный. Я давно вижу, что онъ сбирается to turn a new leaf, 133 только бы не слишкомъ радикально, какъ онъ все д ѣлаетъ, – сказала Алина.

Нехлюдовъ между т ѣмъ шелъ одинъ домой и думалъ о томъ, чтò онъ будетъ д ѣлать. Онъ зналъ одно, что завтра онъ употребитъ вс ѣм ѣры, чтобы увидать ее одну и просить у нее прощенія.