Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

– Куда б ѣжите, посп ѣете, – говорилъ вахтеръ.

Нехлюдовъ подошелъ къ двери тюрьмы, она отворилась, и солдатъ, отворившій ее, сталъ по одному пропускать всходившихъ. Всл ѣдъ за оборванцемъ и впереди того швейцара, съ которымъ онъ говорилъ, Нехлюдовъ вошелъ въ первую дверь. Солдатъ, стоявшій наружу, считая, дотронулся до спины его рукой и сказалъ: «17-ый». За первой дверью тотчасъ же была другая. За этой другой дверью стоялъ еще солдатъ и начальникъ и также считали внутри зданія, дотрогиваясь рукой и часто хлопая рукой по каждому проходившему. Надо было счетомъ впустить и счетомъ выпустить, не оставить пос ѣтителя въ тюрьм ѣи не выпустить заключеннаго изъ тюрьмы.

За дверьми были болышіе с ѣни со сводами, и въ с ѣняхъ этихъ совершенно неожиданно Нехлюдовъ увидалъ въ ниш ѣбольшое изображеніе распятія. «Точно люди, устроившіе эту тюрьму и стерегущіе и мучающіе въ ней узниковъ, поставили это изображеніе для того, чтобы ободрить себя напоминаніемъ о томъ, что не они одни мучали невинныхъ», – подумалъ онъ. Онъ шелъ вм ѣст ѣсъ народомъ, весь дрожа отъ волненія при мысли о томъ, что ожидало его. Онъ и не зам ѣтилъ, какъ вахтеръ на дорог ѣспросилъ: «въ мужскую или въ женскую?» и пришелъ туда, куда шло больше пос ѣтителей. Пройдя большую комнату, онъ всл ѣдъ за другими, отставая отъ нихъ, вошелъ въ длинную комнату, разд ѣленную на двое проволочными р ѣшетками, шедшими отъ потолка до земли. Р ѣшетокъ было дв ѣна разстояніи аршинъ 2 1/ 2одна отъ другой. Между р ѣшетками ходили солдаты. На той сторон ѣр ѣшетки были заключенные, по сю сторону пос ѣтители. Съ об ѣихъ сторонъ т ѣи другіе стояли прижавшись къ р ѣшеткамъ, и во всей комнат ѣстоялъ гулъ кричащихъ голосовъ. Каждый пос ѣтитель ходилъ, отъискивая того, къ кому онъ пришелъ, и, прижимаясь къ р ѣшетк ѣ, становился противъ него. Каждый старался говорить такъ, чтобы его разслышалъ его собес ѣдникъ, но сос ѣди тоже говорили, ихъ голоса м ѣшали слышать, и надо было кричать. Это была арестантская мужская.

Только тутъ Нехлюдовъ догадался, что онъ попалъ не туда, куда надо.

– Где же женская? – спросилъ онъ у ходившаго позади народа челов ѣка въ род ѣсмотрителя.

– Женская другая, отъ туда ходъ. Вамъ разв ѣженскую надо?

– Да, мн ѣженскую.

– Такъ вы бы тамъ говорили. А теперь нельзя.

– Какже быть. Нельзя ли? Мн ѣочень нужно, – сказалъ Нехлюдовъ.

Смотритель покачалъ головой.

– Нельзя, в ѣдь теперь вс ѣзаперты зд ѣсь по счету.

– Да неужели нельзя? – говорилъ Нехлюдовъ, вм ѣст ѣсъ т ѣмъ чувствуя н ѣкоторое облегченіе при мысли о томъ, что еще не сейчасъ объясненіе, а еще отсрочка. – Да неужели посл ѣ, когда выпустятъ, нельзя?

– Посл ѣникакъ нельзя. Въ 12 запирается, и свиданія кончаются.

Смотритель посмотр ѣлъ внимательно на Нехлюдова, какъ будто взв ѣшивая, насколько онъ стоитъ того исключенія, которое онъ нам ѣревался сд ѣлать, и, какъ будто р ѣшивъ, что онъ стоитъ этаго, сказалъ:

– Ну, да что съ вами д ѣлатъ, пожалуй, какъ исключенье. Сидоровъ, – обратился онъ къ красавцу, толстому вахтеру, – проводи вотъ ихъ въ женскую.

– Слушаю-съ.

И Нехлюдовъ, поблагодаривъ смотрителя, пошелъ за красавцемъ Сидоровымъ. Все было странно Нехлюдову, и странн ѣе всего то, что ему приходилось благодарить и чувствовать себя обязаннымъ передъ однимъ изъ т ѣхъ людей, которые д ѣлаютъ это ужасное д ѣло, какъ онъ думалъ теперь, запиранія людей, какъ зв ѣрей, за р ѣшетками.

Вахтеръ отперъ огромную дверь, вывелъ Нехлюдова опять въ с ѣни, гд ѣбылъ Христосъ, сказалъ тутъ вахтеру, что одинъ изъ мужскихъ пос ѣтителей перечисляется въ женскіе, и повелъ его вверхъ по л ѣстниц ѣ, тамъ опять отперъ тяжелую дверь и ввелъ его въ такую же комнату, разд ѣленную на трое двумя р ѣшетками. Тутъ было тоже самое, только тутъ были вм ѣсто солдатъ женщины сторожихи, тоже въ мундирныхъ съ св ѣтлыми пуговицами и погонахъ кофточкахъ, и тутъ было меньше заключенныхъ. Тутъ было ихъ всего 8. Одна старуха, говорившая, очевидно, съ сыномъ, одна цыганка, говорившая съ матерью, потомъ какая то толстая б ѣлая д ѣвка, говорившая съ нарядной д ѣвицей, худая женщина съ ребенкомъ, дв ѣ, очевидно, крестьянки и она.

Въ первую минуту Нехлюдовъ не увидалъ ее, потому что ее загораживали говорившія у р ѣшетки, она же стояла въ сторон ѣу окна.

– Вамъ кого нужно? – спросилъ его Вахтеръ.

– Катерину Маслову, 145 – едва могъ выговорить Нехлюдовъ.

– Катерина Маслова, къ теб ѣ,– крикнулъ солдатъ.

Только тогда Нехлюдовъ увидалъ ее фигуру, отд ѣлившуюся отъ окна, подл ѣкотораго она стояла, загораживаемая цыганкой.

Она подошла къ р ѣшетк ѣ 146 съ правой стороны цыганки, Нехлюдовъ же былъ съ л ѣвой стороны и посп ѣшно перешелъ на м ѣсто противъ нее. Онъ стоялъ прямо передъ ней и, хотя черезъ дв ѣрешетки, ясно вид ѣлъ выраженіе ея лица: оно было оживленное и любопытное.

– Катюша! это я, – проговорилъ онъ, не могъ договорить того, что хот ѣлъ, и остановился, стараясь успокоиться.

– Кто же вы то? – сказала она улыбаясь, вглядываясь въ него и не узнавая, но, очевидно, довольная т ѣмъ, что къ ней пришел пос ѣтитель и хорошо од ѣтый.

– Я, Нехлюдовъ, Дмитрій Ивановичъ. Катюша!

«Да я д ѣлаю то, что должно. Я каюсь», подумалъ онъ. И только что онъ подумалъ это, какъ слезы выступили ему на глаза и подступили къ горлу. Онъ не могъ больше говорить, схватился руками за р ѣшетку и разрыдался.

Лицо ея усталое, безжизненное вдругъ осв ѣтилось мыслью, глаза загор ѣлись, и даже румянецъ, не тотъ румянецъ, красный, яркій, который, бывало, заливалъ ея пухлыя д ѣтскія милыя щеки, а слабый румянецъ, чуть пробившись сквозь нездоровую желтизну ея кожи, выступилъ на ея лицо, и она, схватившись руками за р ѣшетку, приблизилась къ ней… И очевидно узнала. Но, узнавши, она тотчасъ же немного нахмурилась и отстранилась.

– Катюша! Узнала меня? – повторилъ онъ.

– Ну, узнала. Ну такъ чтожъ? – сказала она. – Дмитрій Ивановичъ, 147 уйдите!

Онъ не слышалъ хорошо, что она сказала, рядомъ кричала цыганка, 148 и для того чтобы сказать ей то, что онъ хот ѣлъ сказать, надо было кричать.

«Какъ кричать при вс ѣхъ то, что я им ѣю сказать», – подумалъ Нехлюдовъ, и тотчасъ же ему пришла мысль: «не постыдился тайно д ѣлать мерзости, кайся при вс ѣхъ громко», и онъ громко заговорилъ:

– Я пришелъ зат ѣмъ, чтобы просить у тебя прощенья. Катюша, прости меня, я виноватъ передъ тобой. Такъ виноватъ, что нич ѣмъ не могу загладить вину, но всетаки прости меня.

Тутъ онъ не могъ дальше говорить, разрыдался и остановился.

– Не слыхать, что говорите, 149 – прокричала она. 150

Нехлюдовъ былъ такъ взволнованъ, что не могъ ничего больше выговорить и отошелъ отъ р ѣшетки, стараясь успокоиться.

Смотритель, тотъ самый, который пустилъ Нехлюдова въ женское отд ѣленіе, очевидно заинтересованный имъ, 151 пришелъ въ это отд ѣленіе и, увидавъ Нехлюдова не у р ѣшетки, спросилъ его, почему онъ не говоритъ съ той, съ к ѣмъ ему нужно.