Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

Хотя жизнь его пошла не такъ, какъ онъ мечталъ: за границей онъ не нашелъ того сочувствія своимъ уб ѣжденіямъ, котораго ожидалъ, переводъ его Генри Джорджа былъ запрещенъ цензурой, какъ и сочиненіе его остановилось на второй главе, и онъ, вм ѣсто скромной жизни, которою онъ р ѣешилъ жить, жилъ часто совс ѣмъ другою, роскошной светской жизнью, въ которую невольно втягивали его родные и, главное, мать, онъ никогда вполн ѣне отказывался отъ идеи своей юности и по прежнему считалъ земельную собственность такимъ же преступленіемъ, какъ рабовлад ѣльчество, хотя если бы онъ строго разобралъ свое положеніе, онъ бы увидалъ, что, получая деньги отъ матери, получаемыя съ им ѣній, съ земли, и проживая ихъ, жизнь его противор ѣчитъ его принципамъ, онъ все таки прямо не нарушалъ своихъ уб ѣжденій, не признавалъ своего права на земельную собственность. Теперь же приходилось это сд ѣлать. И этотъ первый экзаменъ, первое испытаніе прочности и искренности его уб ѣжденій, которое представилось ему въ письм ѣарендатора, заставило его испытать чувство стыда. Чувство стыда онъ испытывалъ потому, что въ глубин ѣдуши уже зналъ, какъ онъ р ѣшитъ этотъ вопросъ. Онъ зналъ впередъ, что онъ р ѣшитъ этотъ вопросъ положительно, т. е. отдастъ землю если не арендатору, то крестьянамъ, получитъ съ нихъ деньги за право, которое онъ нетолько не признавалъ, но признавалъ безбожнымъ. Признаетъ же онъ это право и возьметъ деньги потому, что, во 1-хъ, нетолько вся жизнь его теперь сложилась такъ, что по его привычкамъ ему нужны деньги, если и не вс ѣт ѣ, на которыя онъ по насл ѣдству матери им ѣетъ право, то хотя малая часть ихъ. А признать право на пользованіе малой частью незаконнаго или вс ѣмъ – разв ѣне все равно; во 2-хъ, потому, что нетолько его жизнь, но вс ѣт ѣучрежденія въ им ѣніяхъ матери, какъ то: школы, больница, лавка, товарищество, которыя устроены имъ, должны рушиться, если онъ отдастъ имъ землю, и, въ 3-хъ, главное, то, что теперь, когда онъ думаетъ жениться на д ѣвушк ѣ, привыкшей къ роскоши, онъ не можетъ именно теперь отказаться отъ своихъ правъ, разсчитывая на ея им ѣнье. Служить же правительству при теперешнемъ реакціонномъ его направленіи онъ никакъ не можетъ, найти же д ѣятельность, которая бы давала средства для жизни, къ которой и она и онъ привыкли, онъ теперь, въ 32 года, не служивъ нигде и не выработавъ въ себ ѣникакой спеціальности, никакъ не можетъ. Все это онъ не обдумалъ такъ, какъ это написано зд ѣсь, но общій выводъ изъ вс ѣхъ этихъ доводовъ былъ ему уже ясенъ въ его душ ѣ.

И потому онъ, оставивъ письмо арендатора безъ отв ѣта, им ѣя въ виду то, что до срока аренды еще два м ѣсяца, во время которыхъ должны же выясниться его отношенія къ Алин ѣ, онъ посп ѣшно написалъ Кармалиной, что благодаритъ за напоминаніе и постарается придти веч ѳромъ. И взявъ съ собой въ м ѣшечекъ папиросъ и книгу, по ѣхалъ въ судъ.

Въ эту минуту танцоръ предс ѣдатель былъ занятъ вовсе не танцами и еще меньше сессіей суда, въ которой ему предстояло предс ѣдательствовать. Занятъ онъ былъ очень непріятной исторіей, происшедшей у него вчера вечеромъ въ клуб ѣсъ партнеромъ. Онъ, разсердившись, сказалъ партнеру: «такъ не играютъ даже сапожники», на что партнеръ сказалъ: «вы сами глупо назначили, а теперь меня обвиняете». – «Такъ не говорятъ въ порядочномъ обществ ѣ», сказалъ на это предс ѣдатель. И тутъ партнеръ вдругъ взб ѣленился – долженъ быть пьянъ – и сталъ говорить грубости и бросилъ карты.

Предс ѣдатель былъ высокій, статный мущина съ прекрасными бакенбардами. <���Нехлюдовъ узналъ его. Онъ встр ѣчалъ его въ обществ ѣи зналъ за большого любителя танцевъ. Еще въ нын ѣшнемъ году зимой Нехлюдовъ вид ѣлъ, какъ онъ на одномъ маленькомъ вечер ѣстарательно и одушевленно танцевалъ мазурку и, обливаясь потомъ и выкрикивая: «les dames en avant 175 » и т. д., дирижировалъ котильономъ.

Въ эту минуту танцоръ предс ѣдатель былъ занятъ вовсе не танцами и еще меньше сессіей суда, въ которой ему предстояло предс ѣдательствовать. Занятъ онъ былъ очень важнымъ д ѣломъ, могущимъ изменить всю его жизнь. 176 Жена его была родственница миліонера Полтавина, и въ самое посл ѣднее время Полтавинъ пере ѣхалъ въ Москву, поссорился съ своимъ насл ѣдникомъ племянникомъ, даже прогналъ и сблизился съ его женою, такъ что были вс ѣв ѣроятія того, что если не все, то большая доля его насл ѣдства перейдетъ къ нимъ. Вчера еще только онъ подарилъ жен ѣпредседателя прекрасный беккеровскій концертный рояль и просилъ предс ѣдателя привезти къ нему нотаріуса.

Предс ѣдатель танцоръ былъ полонъ мыслями объ этомъ ожидающемъ его богатств ѣ, и потому предстоящее веденіе сессіи мало интересовало его.> 177

Подсудимые, какъ всегда, всл ѣдствіи того положенія, въ которое они были поставлены: т ѣхъ солдатъ, которые съ обнаженными саблями находились съ ними, и того м ѣста, которое они занимали въ зал ѣза р ѣшеткой, представлялись ему людьми изъ другого, таинственнаго, чуждаго ему и страшнаго міра. Особенно страшна ему казалась женщина въ арестантскомъ халате, и наглая и стыдливая, и привлекательная и отталкивающая; страшна именно этой какой то своей б ѣсовской привлекательностью. И Нехлюдовъ принялъ р ѣшеніе быть какъ можно внимательн ѣе и безпристрастн ѣе особенно къ ней. Она, судя по ея професіи и по ея привлекательности и по ея арестантскому халату, должна была быть, по его предположеніямъ, главной пружиной преступленія.

Третья подсудимая была черноволосая, чернобровая, 178 широколицая женщина съ очень б ѣлымъ пухлымъ лицомъ 179 и черными глазами. Женщина эта была од ѣта 180 также въ арестантскій халатъ, только волосы ея были не покрыты. Женщина эта была бы красива – особенно черные глаза, которые она то опускала, то поднимала, были очень красивы – еслибы не печать разврата на всей ея фигур ѣи лиц ѣ. Глаза какъ то невольно притягивались къ ней, и вм ѣст ѣсъ т ѣмъ сов ѣстно было смотр ѣть на нее. Даже жандармъ, мимо котораго она проходила, улыбнулся, посмотр ѣвъ на нее, и потомъ тотчасъ же отвернулся и сталъ смотр ѣть прямо.

Женщина взошла, опустивъ голову и глаза, и подняла ихъ только тогда, когда ей надо было обходить скамью и садиться. Глаза у нея были узкіе, подпухшіе и очень черные. То, что видно было изъ лица этой женщины, было желтовато б ѣло, какъ бываютъ б ѣлы ростки картофеля, проросшаго въ погреб ѣ, и руки и лица людей, живущихъ въ тюрьмахъ безъ солнца.

<���Волосы ея были зачесаны наверхъ съ большими, торчавшими въ нихъ полум ѣсяцами шпильками, на лбу и вискахъ были завитки. Черные, заплывшіе агатовые глаза, 181 ярко блест ѣвшіе изъ подъ 182 тонкихъ бровей. Носъ былъ не правильный, но все неестественно б ѣлое лицо съ небольшимъ пріятнымъ ртомъ было привлекательно. Полная, особенно открытая шея была особенно б ѣла, какъ бываютъ б ѣлы руки и лица людей, живущихъ безъ солнца и труда въ больницахъ и тюрьмахъ.>