Евгений Черносвитов - Кандид-2020. Конфабуляции. Псевдореминисценции. Персеверации

В простонародье местных жителей называют гиляками, на что они «очень-очень» обижаются. Иногда они, услышав обращенное к ним «гиляк», терпеливо поправляют невежду: «Я ― не гиляк. Я ― нанаец (или эвен, или ульч, или юкагир, или нивх…)». «Гиляк» вообще-то устаревшее нивх. Каждая малочисленная и стремительно в наше время сокращающаяся в численности нижне-амурская народность содержит в себе еще массу племен, кланов, которые уже полностью вымерли или сохранились в числе, меньше десяти. Иногда из племени оставался последний мужчина. Он был и представителем какого-нибудь, тоже давно канувшего в бездну небытия клана. С последним мужчиной вымершего племени (и клана) Ульгучье, мне пришлось познакомиться при очень нехороших, точнее сказать, трагических, обстоятельствах. Об этом ниже и пойдет мой рассказ.

– Как тебя зовут? ― уловив минутку, когда мы остались с ним наедине, спросил я заключенного. Это было, после блестяще выполненной операции нашей опергруппой. Мы возвращались в районный центр ― Николаевск-на-Амуре на своей боевой машине ― вездеходе, который дали нам по этому случаю напрокат геологи. Вездеход бодро бежал по песку, морской гальке и топям, подминал под себя кустарник и мелкие деревца, выгоняя с теплых мест зайцев. Он отлично плыл и по прибрежным волнам Тихого Океана, срезая длинные участки пути, который хорошо выглядел лишь на географической карте.

Итак, я его, задержанного, с наручниками на ногах и руках, сидящего спиной к кабине вездехода в кузове, среди трофейного оружия и ящиков с патронами, спросил, повторяю:

– Как тебя зовут?

– Ульгучье. ― Спокойно ответил убийца.

– А как твоя фамилия?

– Ульгучье.

– Ты сказал, что тебя зовут Ульгучье – это твое имя или фамилия?

– Это моя имя и фамилия.

Я знал, что у гиляков иногда имя и фамилия совпадают, поэтому не очень удивился и продолжил свой «допрос» (я имел на это моральное право, ибо только два часа назад вскрыл четыре трупа, убиенных этим охотником Ульгучье).

– А как твое отчество?

– Ульгучье.

– Значит, отца тоже звали Ульгучье?

– Всех мужчин у нас звали Ульгучье…

– А как же в паспорте? ― (паспорт был у старшего следователя прокуратуры, Олега Федоровича Савчука, а тот сейчас преспокойно отдыхал в кабине вездехода на сиденье, покрытом толстой и мягкой кожей бурого медведя).

– В паспорте написано Николай Петрович Ульгучье.

– Значит, ты и есть Николай Петрович Ульгучье!

– Николай Петрович ― имя начальника милиции, который выписывал мне паспорт. А я ― Ульгучье!

– Хорошо, Ульгучье!.. А кто ты по национальности? Эвен или нанаец?

– Ульгучье!

– Как Ульгучье?

– Так, есть нанайцы, а есть ― Ульгучье.

– А в паспорте как?

– В паспорте ― русский… Николай Петрович сказал: ― будешь, как я, русский!

Ульгучье, которого мы сейчас везли в следственный изолятор тюрьмы Николаевска-на-Амуре, арестованного за умышленное убийство четырех человек и тяжелое ранение пятого ― был мужчина без возраста. Ему могло быть 25 или 45 или… 125 лет! Гиляки живут очень долго, если не касаются цивилизации. Сам Ульгучье свой возраст и дату рождения не знал ― «зачем?» Но так как он успел стать Героем Советского Союза во время Великой Отечественной войны, то сейчас ему минимум было 43—44 года (гиляки уходили на фронт чаще добровольцами, начиная с 12 лет; в военкоматах их ждали и охотно брали, ибо почти все мужчины были отличными стрелками, а тайга для них была родным домом, к тому же чрезвычайно выносливые и ни в чем не прихотливые ― был бы табак, больше ничего и не надо!). Сразу нужно сказать, что вот уже десять лет, как Ульгучье ― Герой Социалистического Труда. Член КПСС, Постоянный депутат городского Совета, член райкома… Но самое главное ― он великолепный охотник, ежегодно перевыполняющий план на 1000 (!) процентов (охотился Ульгучье всегда один). Жил он один в вышеописанном поселке, в который пришел из предыдущего (в жизни он сменил таких, бросаемых на произвол стихиям, с десятка два поселков и в каждом ему, как почетному гражданину, отводился собственный дом). Мы были в его доме.

Дома, хотя и на время, но строили добротно из толстущих бревен, хорошо проконопаченных мхом. Крыша железная, окна двойные и стеклянные. Печь, типа русской. Под одной крышей с домом санузел и баня ― живи, не хочу! Так вот, у Ульгучье был такой дом, но внутри у него во всех комнатах было пусто: только ящики из-под патронов или с патронами, верстак, за которым он занимался своим оружием и лавка, на которой он сидел. Спал он в главной комнате, в углу, прямо на полу, на куче наваленного тряпья, нерпичьих, лосиных и медвежьих шкур. Эти шкуры не его добыча. Их приносили с собой охотники, когда останавливались у Ульгучье. Кладовая битком была забита бутылками из-под водки и питьевого спирта ― тоже оставляли после себя охотники. Сам Ульгучье спиртное не пил. Никогда.

Мужчина Ульгучье был крепкий. Рост 160 см. Коротконогий и колченогий. Руки маленькие, но толстые, кисти как у ребенка, но пальцы железные. Лицо ― сплошь морщины. Носа почти нет, так, кнопка с двумя дырками. Глазки ― узкие щелки, прячущиеся среди складок кожи и такой же рот. Щетина редкая, как сохранившиеся ветки кустарника после таежного пожара, торчат там и ту. Одет он был в солдатское стеганное теплое обмундирование, но не времен ВОВ, конечно, а современное, подаренное ему какой-то воинской частью (расположившейся временно в тайге). На ногах ― кирзовые солдатские сапоги. На голове ― шапка-ушанка. Сидел он спокойно, только периодически просил дать ему закурить. Получив сигарету, не меняя выражения лица, попыхивал ею монотонно и равномерно. Никаких эмоций ни его лицо, ни вся его фигура не выражали всю дорогу до города. По дороге его дважды кормили, снимая наручники с рук, и водили по нужде, под винтовкой, снимая наручники с ног. Он на все реагировал спокойно. Когда мужики изрядно выпили там, в кабине вездехода и гурьбой вывалили в кузов, то естественно стали приставать к Ульгучье, но не по делу (никто порядок не нарушал, все были в криминальном деле, даже артельщик, спецы и знали, что допрос есть допрос и где, и когда и как его производить). Стали подкалывать Ульгучье, правда ли, что он белку стреляет в глаз, птицу влет, а крупное зверье в сердце на слух?

– Правда, ― спокойно сказал Ульгучье.

Почти всю дорогу я проводил с арестованным, ибо тоже не хотел принимать участие в попойке и предоставить возможность расслабиться каждому из опергруппы. «Никуда он не денется, не бойся» ― сказал мне старший следователь прокуратуры Олег Савчук, на всякий случай, суя в мой карман свой кольт… Так вот, подкалывая Ульгучье, подкалывая ― вездеход тем временем мчится по морской гальке во всю прыть, подпрыгивая на крутых гусеницах и дребезжа, заметили, как высоко над нами (и, видимо, преследуя нас, как добычу), парит орел.