Лайонел Корбетт - Священный котел. Психотерапия как духовная практика

Мэй отмечает, что духовные учителя не всегда задумываются о своей роли проводников божественного, в то время как светские психотерапевты зачастую считают именно себя инструментами исцеления. Однако если психотерапевт работает с чувствительностью к духовному, он начинает понимать, что в роли целителя выступает Самость, а не Эго терапевта и пациента. Мэй утверждает также, что психотерапия в основном помогает человеку хорошо и спокойно жить, в то время как духовное руководство помогает освободиться от привязанностей и отдать себя Божьей воле, что противоречит культурным нормам, которые психотерапия якобы поддерживает. Но такие разграничения не всегда справедливы. Работая со снами в процессе терапии, мы начинаем понимать, что наша жизнь неразрывно связана с архетипом Самости и в периоды страданий наше Эго должно уступить. Более того, этичная психотерапия никак не может быть инструментом социального контроля. Наоборот, психотерапия способствует протеканию процесса индивидуации, который может привести человека к позиции, противоречащей культурным нормам. Несмотря на попытки Мэя разграничить эти две области, он в итоге признает, что психотерапия приобретает все более глобальные, холистические черты, принимая на себя функции духовного руководства и абстрагируясь от чисто технических сторон.

И психотерапия, и духовное наставничество позволяют людям узнавать больше о присущей им духовности, открывая все то, что является священным для индивида, и анализируя то, как он относится к тем или иным духовным вопросам. Здесь я позволю себе не согласиться с Виктором Франклом, который утверждает (Frankl, 1986), что психотерапевтическая «забота о душе» должна привести человека к вере, а за тем уйти с чувством выполненного долга. Человек не развивает в себе религиозность с чистого листа, а, скорее, заново открывает ее в себе, потому что религиозная функция внутренне присуща психике. Анализируя то, как трансцендентное измерение влияет на жизнь личности, терапевт помогает религиозной функции проявить себя. Для кого-то раскрытие духовного измерения может означать возвращение к религиозной традиции своей семьи. Другим же необходимо найти свой особый подход к сакральному, выраженный, например, в нуминозных переживаниях или появлении нового символического материала в сновидениях. Попытки заставить личность принять чуждый ей тип духовности, не согласующийся с ее структурой характера и темпераментом, являются насилием над душой. Однако более либеральный подход может оскорбить чувства тех, кто верит в единственное абсолютное откровение на горе Синай или в историю Христа, считая, что эти модели применимы ко всем людям.

Психологический подход исходит из того, что откровение – это постоянно продолжающийся процесс, включающий символические проявления сакрального в различных, зачастую отличных от иудео-христианской традиции формах. И в религиозных традициях, и в глубинной психологии подчеркивается важность символов, хотя понимаются они по-разному. Традиционная катафатическая (предполагающая понимание того, как проявляется Бог) духовность использует конкретную образность, ярчайшим примером которой являются иконы. Такой подход существует во многих традициях. Миллионы людей считают одни и те же символы, например крест, священными. Глубинная психология, по крайней мере юнгианская традиция, признает спонтанное возникновение совершенно новых символов, чаще всего в сновидениях (об этом мы говорили в главе 2). Мы не в силах контролировать этот процесс, а сам символ может принимать уникальные формы, имеющий значимость и ценность только для конкретного индивида.

Напротив, в рамках апофатического подхода сакральное рассматривается вне всяких проявлений и описаний. Эта форма духовности характерна для мистических традиций с их безмолвным погружением в переживание. Нечто похожее имеет место и в психотерапии. Важно понимать, что такие моменты – это переживание присутствия Самости. И образный, и безмолвный подход представляют ценность. Символическое переживание сакрального позволяет ему закрепиться в памяти и быть высказанным, но даже символы требуют апофатического подхода, потому что источник всякого символа остается за пределами символизации.

И психотерапевт, и традиционный духовный наставник больше озабочены интуитивным распознанием ситуации, чем установлением диагноза. Мэй очень точно разводит эти два процесса. Диагноз устанавливается при помощи знания и суждения, основанных на разумной классификации знаков и симптомов. Диагноз подчеркивает разделение на субъект и объект, так как врач производит объективную оценку состояния пациента. Распознавание подразумевает также некое разделение [95] Discernment (распознавание) происходит от греческих корней dis/dia (порознь, раздельно) и cernere/krisis (разделять). . Мэй считает, что распознавание – это «благодать (божественный дар), получаемая через отношения» (May, 1992, p. 151–152). Здесь необходимы интуиция и близость; слишком резкое разделение на субъект и объект или требование объективности разрушают процесс распознавания, хотя он и базируется на использовании знания. Распознавание способствует прозрению сущности вещей, но порой его нельзя выразить словами. По мнению Мэй, диагноз пытается раскрыть тайну и в конце концов разрушить ее, а распознавание стремится к признанию и пониманию тайны.

Продолжая описывать различия между психотерапией и духовным руководством, Мэй утверждает, что профессии психотерапевта можно научиться, в то время как духовное наставничество – это призвание, требующее духовной одаренности. Мне кажется, он преувеличивает различия, потому что психотерапия также требует особого дара и призвания – некоего сочетания способности к эмпатии и терапевтической смышлености, которым можно научиться, имея только определенный потенциал. Способность к терапии не зависит от академического образования. И хотя техника является важной частью психотерапевтической практики, одной техники недостаточно. Именно поэтому никакие дипломы и лицензии не гарантируют того, что этот человек является хорошим терапевтом. От формального обучения мы вправе требовать реализации и развития качеств, заложенных в будущем терапевте природой. В ходе супервизий сразу же видишь одаренных природой терапевтов, чьи способности придавлены профессиональной подготовкой, заставляющей их идти вразрез со своим темпераментом. Некоторые программы подготовки учат такому обращению с людьми, которое не подразумевает аутентичной связи с другой личностью. Аналогичным образом некоторых учащихся, обладающих склонностью к работе с духовным материалом, призывают рассматривать духовность только как защитный механизм.